Что только к ней имел я; недостатки

Ее натуры были и моими,

Достоинства лишь ей принадлежали.

Я полюбил и погубил ее!

Фея

Своей рукой?

Манфред

Нет, не рукою — сердцем,

Которое ее разбило сердце:

Оно в мое взглянуло и увяло;

Я пролил кровь, кровь не ее, и все же

Была пролита кровь ее.

Фея

И ради

Одной из тех, кого ты презираешь,

Над кем ты мог возвыситься, дерзая

Быть равным нам, ты пренебрег дарами

Властителей незримого и снова

Унизился до жалких смертных! Прочь!

Манфред

Дочь Воздуха! Я говорю: я вынес,

Но что слова? Взгляни, как я измучен!

Я больше одиночества не знаю,

Я окружен толпою фурий; ночью

Я скрежещу зубами, проклиная

Ночную тьму, днем — проклинаю день.

Безумия, как милости, молил я,

Но небеса мольбам не внемлют; к смерти

Стремился я, но средь борьбы стихий

Передо мною волны отступают

И прочь бегут; какой-то злобный демон

На волоске меня над бездной держит

И волосок не рвется; в мире грез,

В фантазии, — я был когда-то ею

Богат, как Крез, — пытался я сокрыться,

Но, как волну в отлив, меня уносит

Из мира грез в пучину темной мысли;

С людской толпой сливался я — забвенья

Искал везде, но от меня сокрыты

Пути к нему: все знания, все чары,

Что добыл я столь тяжкими трудами,

Бессильны здесь, и, в безысходной скорби,

Я должен жить, — жить без конца.

Фея

Быть может,

Я помогу тебе.

Манфред

О, помоги!

Заставь ее восстать на миг из гроба

Иль мне открой могилу! Я с отрадой

Перенесу какую хочешь муку,

Но только пусть она последней будет.

Фея

Над мертвыми бессильна я; но если

Ты поклянешься мне в повиновенье

Манфред

Не поклянусь. Повиноваться? Духам,

Которые подвластны мне? Служить

Своим рабам? О, никогда!

Фея

Ужели

Иного нет ответа? — Но подумай,

Не торопись.

Манфред

Я все сказал.

Фея

Довольно!

Могу ль я удалиться?

Манфред

Удались.

Фея исчезает.

Мы все — игрушки времени и страха.

Жизнь — краткий миг, и все же мы живем,

Клянем судьбу, но умереть боимся.

Жизнь нас гнетет, как иго, как ярмо,

Как бремя ненавистное, и сердце

Под тяжестью его изнемогает;

В прошедшем и грядущем (настоящим

Мы не живем) безмерно мало дней,

Когда оно не жаждет втайне смерти,

И все же смерть ему внушает трепет,

Как ледяной поток. Еще одно

Осталось мне — воззвать из гроба мертвых,

Спросить у них: что нас страшит? Ответить

Они должны: волшебнице Эндора

Ответил дух пророка; Клеоника

Ответила спартанскому царю,

Что ждет его — в неведенье убил он

Ту, что любил, и умер непрощенным,

Хотя взывал к Зевесу и молил

Тень гневную о милости; был темен

Ее ответ, но все же он сбылся.

Когда б я не жил, та, кого люблю я,

Была б жива; когда б я не любил,

Она была бы счастлива и счастье

Другим дарила. Где она теперь?

И что она? Страдалица за грех мой

То, что внушает ужас — иль ничто?

Ночь близится — и ночь мне все откроет

Хоть я страшусь того, на что дерзаю;

До сей поры без трепета взирал я

На демонов и духов — отчего же

Дрожу теперь и чувствую, как в сердце

Какой-то странный холод проникает?

Но нет того, пред чем я отступил бы,

И я сломлю свой ужас. — Ночь идет.

Сцена третья

Вершина горы Юнгфрау.

Первая парка

Луна встает большим багряным шаром.

На высоте, где ни единый смертный

Не запятнал снегов своей стопой,

Слетаемся мы ночью. В диком море,

В хрустальном океане горных льдов,

Мы без следа скользим по их изломам,

По глыбам, взгроможденным друг на друга,

Подобно бурным пенистым волнам,

Застывшим посреди водоворота,

И вот на этой сказочной вершине,

Где отдыхают тучи мимоходом,

Сбираемся на игрища и бденья.

Сегодня в полночь — наш великий праздник,

И, на пути к чертогам Аримана,

Я жду сестер. — Но что они так медлят?

Голос

(поющий вдалеке)

Злодей венценосный,

Низвергнутый в прах,

Томился в изгнанье,

В забвенье, в цепях.

Я цепи разбила,

Расторгла тюрьму,

Я власть и свободу

Вернула ему:

Потоками крови он землю зальет,

Народ свой погубит — и снова падет!

Второй голос

Плыл в море корабль, точно птица летел:

В эту ночь ему горестный выпал удел.

Ни мачт, ни снастей, ни ветрил, ни руля

Ничего от него не оставила я.

Один лишь пловец, — он достоин того,

До прибрежья достиг, — я щадила его:

Предатель, пират, снова будет он жить,

Чтобы мне своей темною жизнью служить.

Первая парка

(отвечая)

Спокойно спал город,

В слезах и тревоге

Увидит он утро;

Медленно, мрачно

Чума распростерла

Над городом крылья.

Тысячи пали,