была прекрасна,
Но о любви я лишь мечтала страстно,—
Я краткими надеждами жила.
В апрельский день я от людей ушла,
Ушла навек покорно и безгласно —
И все ж была я в жизни не напрасно:
Я для его любви не умерла.
Здесь, в тишине кладбищенской аллеи,
Где только ветер веет в полусне,
Все говорит о счастье и весне.
Сонет любви на старом мавзолее
Звучит бессмертной грустью обо мне,
А небеса синеют вдоль аллеи.
1902
(обратно)
Зимний день в Оберланде*
Лазурным пламенем сияют небеса…
Как ясен зимний день, как восхищают взоры
В безбрежной высоте изваянные горы, —
Титанов снеговых полярная краса!
На скатах их, как сеть, чернеются леса,
И белые поля сквозят в ее узоры,
А выше, точно рать, бредет на косогоры
Темно-зеленых пихт и елей полоса.
Зовет их горний мир, зовут снегов пустыни,
И тянет к ним уйти, — быть вольным, как дикарь,
И целый день дышать морозом на вершине.
Уйти и чувствовать, что ты — пигмей и царь,
Что над тобой, как храм, воздвигся купол синий
И блещет Зильбергорн, как ледяной алтарь!
1902
(обратно)
Громады гор, зазубренные скалы
Из океана высятся грядой.
Под ними берег, дикий и пустой,
Над ними кондор, тяжкий и усталый.
Померк закат. В ущелья и провалы
Нисходит ночь. Гонимый темнотой,
Он медленно спускается на скалы.
И долгий крик, звенящий крик тоски,
Вдруг раздается жалобно и властно
И замирает в небе. Но бесстрастно
Синеет море. Скалы и пески
Скрывает ночь — и веет на вершине
Дыханьем смерти, холодом пустыни.
1902
(обратно)
«Широко меж вершин дубравы…»*
Широко меж вершин дубравы
Струилась синяя река;
Благоухая, сохли травы,
Дымясь, курились облака.
На склон небес — и вот одно
Могучим обликом Зевеса
Воздвигло снежное руно…
И снова светозарный сон,
И снова меж вершин дубравы —
1902
(обратно) (обратно)
Стихотворения 1903–1906
Северная береза*
Над озером, над заводью лесной —
Нарядная зеленая береза…
«О девушки! Как холодно весной:
Я вся дрожу от ветра и мороза!»
То дождь, то град, то снег, как белый пух,
То солнце, блеск, лазурь и водопады…
«О девушки! Как весел лес и луг!
Как радостны весенние наряды!»
Опять, опять нахмурилось, — опять
Мелькает снег и бор гудит сурово…
«Я вся дрожу. Но только б не измять
Зеленых лент! Ведь солнце будет снова».
15.1.03
(обратно)
Портрет («Погост, часовенка над склепом…»)*
Погост, часовенка над склепом,
Венки, лампадки, образа
И в раме, перевитой крепом, —
Большие ясные глаза.
Сквозь пыль на стеклах, жарким светом
Внутри часовенка горит.
«Зачем я в склепе, в полдень, летом?» —
Кокетливо-проста прическа,
И пелеринка на плечах…
А тут повсюду — капли воска
И банты крепа на свечах,
Венки, лампадки, пахнет тленьем…
Глядит с веселым изумленьем
Март, 1903?
(обратно)
Мороз*
Так ярко звезд горит узор,
Так ясно Млечный Путь струится,
Что занесенный снегом двор
Весь и блестит и фосфорится.
Свет от созвездий Ориона,
Как в сказке, льется над тобой
На снег морозный с небосклона.
И фосфором дымится снег,
И видно, как мерцает нежно
На плечи кинутый небрежно,
Как серьги длинные блестят
И потемневшие зеницы
С восторгом жадности глядят
21. VII.03
(обратно)
«Норд-остом жгут пылающие зори…»*
Норд-остом жгут пылающие зори.
Острей горит Вечерняя звезда.
Зеленое взволнованное море
Еще огромней, чем всегда.
Закат в огне, звезда дрожит алмазом.
Нет, рыбаки воротятся не все!
Ледяно-белым, страшным глазом
Маяк сверкает на косе.
25. VIII.03
(обратно)
После битвы*
Воткнув копье, он сбросил шлем и лег.
Курган был жесткий, выбитый. Кольчуга
Колола грудь, а спину полдень жег…
Осенней сушью жарко дуло с юга.
И умер он. Окостенел, застыл,
Припав к земле тяжелой головою.
И ветер волосами шевелил,
Как ковылем, как мертвою травою.
И муравьи закопошились в них…
Но равнодушно все вокруг молчало,
И далеко среди полей нагих
Копье, в курган воткнутое, торчало.
31. VIII.03
(обратно)
«На окне, серебряном от инея…»*
На окне, серебряном от инея,
За ночь хризантемы расцвели.
В верхних стеклах — небо ярко-синее
И застреха в снеговой пыли.
Всходит солнце, бодрое от холода,
Золотится отблеском окно.
Утро тихо, радостно и молодо.
Белым снегом все запушено.
И все утро яркие и чистые
Буду видеть краски в вышине,
И до полдня будут серебристые
Хризантемы на моем окне.
VIII.03
(обратно)
«В сумраке утра проносится призрак Одина…»*
В сумраке утра проносится призрак Одина —
Там, где кончается свет.
Северный ветер, Одину вослед,
На побережьях Лохлина
Гонит туманы морей по земле,
Свищет по вереску… Тень исполина
Вдруг вырастает во мгле —
Правит коня на прибрежья Лохлина.
Конь по холодным туманам идет,
Тонет, плывет и ушами прядет,
Белым дыханием по ветру пышет,
Вереска свист завывающий слышит,
Голову тянет к нему… А взмахнет
Ветер морской — и в туманах Лохлина
Шлем золоченый блеснет!
— Утром проносится призрак Одина.
30. XII.03
(обратно)
Жена Азиса*
Неверную меняй на рис.
Древнее, симферопольское
Уличив меня в измене,
Мой Али, — он был Азис,
Божий праведник, — в Сюрени[3]
Променял меня на рис.
А недавно и Али,
И на гроб его с окраин
Все калеки поползли.
Шли и женщины толпами,
Побрела и я шутя,
Розу красную губами
Подведенными крутя.
Где зарыт он… Ах, Азис!
Променять меня на рис.
1903
(обратно)
Ковсерь*
Мы дали тебе Ковсерь.
Здесь царство снов. На сотни верст безлюдны
Солончаков нагие берега.
Но воды в них — небесно-изумрудны
И шелк песков белее, чем снега.
В шелках песков лишь сизые полыни
Растит аллах для кочевых отар,
И небеса здесь несказанно сини,
И солнце в них — как адский огнь, Сакар.
И в знойный час, когда мираж зеркальный
Сольет весь мир в один великий сон,
В безбрежный блеск, за грань земли печальной,
В сады Джиннат уносит душу он.
А там течет, там льется за туманом
Река всех рек, лазурная Ковсерь,
И всей земле, всем племенам и странам
Сулит покой. Терпи, молись — и верь.
1903
(обратно)
«Звезды горят над безлюдной землею…»*
Звезды горят над безлюдной землею,
Царственно блещет святое созвездие Пса:
Вдруг потемнело — и огненно-красной змеею
Кто-то прорезал над темной землей небеса.
Путник, не бойся! В пустыне чудесного много.
Это не вихри, а джинны тревожат ее,
Это архангел, слуга милосердого бога,
В демонов ночи метнул золотое копье.
1903
(обратно)
Ночь Аль-Кадра*
В ату ночь ангелы сходят с неба.
Ночь Аль-Кадра. Сошлись, слились вершины,
И выше к небесам воздвиглись их чалмы.
Пел муэззин. Еще алеют льдины,
Но из теснин, с долин уж дышит холод тьмы.
Ночь Аль-Кадра. По темным горным склонам
Еще спускаются, слоятся облака.
Пел муэззин. Перед Великим Троном
Уже течет, дымясь, Алмазная Река.
И Гавриил — неслышно и незримо —
Обходит спящий мир. Господь, благослови
Незримый путь святого пилигрима
И дай земле твоей ночь мира и любви!
1903
(обратно)
«Далеко на севере Капелла…»*
Далеко на севере Капелла
Блещет семицветным огоньком,
И оттуда, с поля, тянет ровным,
Ласковым полуночным теплом.
За окном по лопухам чернеет
Тень от крыши; дальше, на кусты
И на жнивье, лунный свет ложится,
Как льняные белые холсты.
1903
(обратно)
«Проснулся я внезапно, без причины…»*
Проснулся я внезапно, без причины.
Мне снилось что-то грустное — и вдруг
Проснулся я. Сквозь голые осины
В окно глядел туманный лунный круг.
Усадьба по-осеннему молчала.
Весь дом был мертв в полночной тишине,
И, как ребенок брошенный, кричала
Ушастая пустушка на гумне.
1903
(обратно)
«Старик у хаты веял, подкидывал лопату…»*
Старик у хаты веял, подкидывал лопату,
Как раз к святому Спасу покончив с молотьбой.
Старуха в черной плахте белила мелом хату
И обводила окна каймою голубой.
А солнце, розовея, в степную пыль садилось —
И тени ног столбами ложились на гумно,
А хата молодела — зарделась, застыдилась —
И празднично блестело протертое окно.
1903
(обратно)
«Уж подсыхает хмель на тыне…»*
Уж подсыхает хмель на тыне.
За хуторами, на бахчах,
В нежарких солнечных лучах
Краснеют бронзовые дыни.
Над старою степною хатой,
Сверкает золотой заплатой
Крыло на сером ветряке.
1903
(обратно)
«Там, на припеке, спят рыбацкие ковши…»*
Там, на припеке, спят рыбацкие ковши;
Там низко над водой склоняются кистями
Темно-зеленые густые камыши;
Полдневный ветерок змеистыми струями
Порой зашелестит в их потайной глуши,
Да чайка вдруг блеснет сребристыми крылами
С плаксивым возгласом тоскующей души —
И снова плавни спят, сияя зеркалами.
Над тонким их стеклом, где тонет небосвод,
Нередко облако восходит и глядится
Блистающим столбом в зеркальный сон болот —
И как светло тогда в бездонной чаше вод!
Как детски верится, что в бездне их таится
Какой-то дивный мир, что только в детстве снится!
1903
(обратно)
«Первый утренник, серебряный мороз!..»*
Первый утренник, серебряный мороз!
Тишина и звонкий холод на заре.
Свежим глянцем зеленеет след колес
На серебряном просторе, на дворе.
Я в холодный обнаженный сад пойду —
Весь рассеян по земле его наряд.
Бирюзой сияет небо, а в саду
Красным пламенем настурции горят.
Первый утренник — предвестник зимних дней.
Но сияет небо ярче с высоты,
Сердце стало и трезвей и холодней.
Но как пламя рдеют поздние цветы.
1903
(обратно)
«Обрыв Яйлы. Как руки фурий…»*
Обрыв Яйлы. Как руки фурий,
Торчит над бездною из скал
Колючий, искривленный бурей,
Сухой и звонкий астрагал.
Шипит в гнезде, как василиск,
Завидев за морем спросонок
1903
(обратно)
Канун Купалы*
Не туман белеет в темной роще,
Ходит в темной роще богоматерь,
По зеленым взгорьям, по долинам
Собирает к ночи божьи травы.
Только вечер им остался сроку,
Да и то уж солнце на исходе:
Застят ели черной хвоей запад,
Уж в долинах сыро, пали тени,
Уж луга синеют, пали росы,
Пахнет под росою медуница,
Голубые очи точно звезды.
Соберет она цветы и травы
И снесет их к божьему престолу.
Скоро ночь — им только ночь осталась,
А наутро срежут их косами,
А не срежут — солнце сгубит зноем.
Так и скажет сыну богоматерь:
«Погляди, возлюбленное чадо,
Как земля цвела и красовалась!
Да недолог век земным утехам:
В мире Смерть, она и Жизнью правит».
Но Христос ей молвит: «Мать! не солнце,
Только землю тьма ночная кроет:
Смерть не семя губит, а срезает
Лишь цветы от семени земного.
И земное семя не иссякнет.
Скосит Смерть — Любовь опять посеет.
Радуйся, Любимая! Ты будешь
Утешаться до скончанья века!»
1903
(обратно)
Мира*
Тебя зовут божественною, Мира,
Царицею в созвездии Кита.
Таинственна, как талисманы Пирра,
Твоей недолгой жизни красота.
Ты, как слеза, прозрачна и чиста,
Ты, как рубин, блестишь среди эфира,
Но не за блеск и дивные цвета
Тебя зовут божественною, Мира.
Ты в сонме звезд, среди ночных огней,
Нежнее всех. Не ты одна играешь,
Как самоцвет: есть ярче и пышней.
Но ты живешь. Ты меркнешь, умираешь —
И вновь горишь. Как феникс древних дней,
Чтоб возродиться к жизни — ты сгораешь.
1903?
(обратно)
Диза*
Вечернее зимнее солнце
И ветер меж сосен играют,
Алеют снега, а в светлице
Янтарные пятна мелькают.
Мохнатые тени от сосен,
Играя, сквозят позолотой
И по столу ходят; а Диза
В светлице одна, за работой.
На бронзу волос, на ланиты,
На пяльцы и руки широко
Вечернее льется сиянье,
А думы далеко, далеко.
Тяжелое зимнее море
Грохочет за фьордом в утесах,
И стелется по ветру пена
И стынет на снежных откосах;
Качаются с криками чайки
И падают в пену и тают…
Но звонкой весенней слюдою
Давно уж откосы блистают!
Пусть ночи пожарами светят
И рдеют закаты, как раны,
Пусть ветер бушует, — он с юга,
Он гонит на север туманы!
Пусть милый далеко, — он верен.
И вот на вечернее солнце,
На снег, на зеленые ветви
Она загляделась в оконце.
Забыты узоры цветные,
Забыты точеные пяльцы,
И тихо косою играют
Прозрачные тонкие пальцы.
И тихо алеют ланиты,
Сияя, как снег, белизною,
И взоры так мягки и ярки,
Как синее небо весною.
<1903>
(обратно)
Надпись на чаше*
Древнюю чашу нашел он у шумного синего моря,
В древней могиле, на диком песчаном прибрежье.
Долго трудился он; долго слагал воедино
То, что гробница хранила три тысячи лет, как святыню,
И прочитал он на чаше
Древнюю повесть безмолвных могил и гробниц:
«Вечно лишь море, безбрежное море и небо,
Вечно лишь солнце, земля и ее красота,
Вечно лишь то, что связует незримою связью
Душу и сердце живых с темной душою могил».
<1903>
(обратно)
Могила поэта*
Мрамор гробницы его — в скорбной толпе кипарисов:
Радостней светит меж них синее лоно небес.
Ангел изваян над ним с опрокинутым светочем жизни:
Ярче пылает огонь, смертью поверженный ниц!
<1903>
(обратно)
В белом песке золотое блеснуло кольцо.
Я задремал над