могильных кладах, древними зарытых,
Поет полночная тоска.
Степные звезды помнят, как светили
Тем, что теперь в сырой земле лежат…
Не Смерть страшна, а то, что на могиле
<1908>
(обратно)
Бью звонкой сталью по кремню,
Сухие искры рассыпая.
Грозит, мигает ночь слепая,
Но я себе не изменю.
Он гаснет, слишком сгнивший трут,
Но ты секи, секи огнивом:
Будь в заблуждении счастливом,
Что эти искры не умрут.
Придет, настанет ли мой день?
Но блещет свет над мертвой гнилью,
Сталь золотою сыплет пылью,
<1909>
(обратно)
В арабской деревне*
Если ночью лечь на теплой крыше,
Зачернеет в небе, станет выше,
По звездам раскинет свой узор.
А посмотришь в сторону Синая,
Под луну, к востоку — там всегда
Даль пустыни, тонне золотая
На песках разлитая вода.
Сладкие мечты даешь ты, боже!
Кто не думал, глядя в лунный свет,
Что тайком придет к нему на ложе
Девушка четырнадцати лет!
2. IX.15
Глотово
(обратно)
«Лик прекрасный и бескровный…»*
Лик прекрасный и бескровный,
Смоляная борода,
Взор архангельский, церковный,
Вязь тюрбана в три ряда.
Плечи круты и покаты,
Вышит золотом халат, —
Точно старые дукаты
На шелку его лежат.
Шалью, ярко расцвеченной,
На ноге сухой, точеной
Малахитовый сафьян.
Наклоняясь вместе с баркой,
А жена в каюте жаркой
С черной нянькой делит лень.
Да читает суры вслух,
С потных губ сдувает мух.
<12.IX.15>
(обратно)
Невеста («Косоглазая девушка, ножки скрестив…»)*
Косоглазая девушка, ножки скрестив,
На циновке сидит глянцевитой.
В зимнем солнце есть теплый, янтарный отлив,
Но свежо на веранде раскрытой.
А свежо не от тех ли снегов,
Что в лазурь вознесла Хираями?
Не от тех ли молочных, тугих лепестков,
Что покрыли весь жертвенник в храме?
Не от этих ли зыбких, медлительных рей,
Что в заливе, за голым платаном?
Не от тех ли далеких морей,
Где жених первый раз капитаном?
12. IX.15
Глотово
(обратно)
В нем лунное белело небо;
Тюремщик кинул корку хлеба,
Захлопнул дверь, замок замкнул
И удалился. Шум и гул
Стоял в его холодной келье.
К окну, к решетке он прильнул:
Под ней, в безжизненном веселье,
Кипел, теснясь меж черных скал,
Ходил, ярился пенный вал,
Его справляя новоселье.
В просторе светлой ночи млела,
И огоньком краснел несмело
На диких скалах монастырь.
2. IX.1915
(обратно)
Бретань*
Ночь ледяная и немая,
Пески и скалы берегов.
Тяжелый парус поднимая,
Простер и ты свой невод в небе,
Свет серебристый, тихий, вечный.
Кресты погибших. И в туман
Уходит плащаницей млечной
Под звездной сетью океан.
22. I.16
(обратно)
Молчание*
По раскаленному ущелью,
Долиной Смерти и Огня,
В нагую каменную келью
Он повелел зажечь лампаду,
И тихо положил преграду
На буйные мои уста.
Так, господи! Ничтожным словом
Не оскверню души моей.
Я знаю: ты в огне громовом
Уже не снидешь на людей!
Ты не рассеешь по вселенной,
Как прах пустынь, как некий тлен,
Род кровожадный и презренный
В грызне скатавшихся гиен!
6. II.1916
(обратно)
По теченью*
«Девушка, что ты чертила
Зонтиком в светлой реке?»
Девушка зонтик раскрыла
И прилегла в челноке.
«Любит — не любит…» Но просит
Тихо теченье уносит
11. II.16
(обратно)
На нубийском базаре*
Она черна, и блещет скат
Ее плечей, и блещут груди:
Так два тугих плода лежат
На крепко выкованном блюде.
Пылит песок, дымит котел,
Кричат купцы, теснятся в давке
Верблюды, нищие, ослы —
Они с утра стоят у лавки.
Жует медлительно тростник,
Косясь на груды пестрых тканей,
Зубами светит… А язык —
Лилово-бледный, обезьяний.
13. II.16
(обратно)
Колокола переводили,
И лишь пристал он и с поклоном
Труп приобщился вдруг иконам,
Святым и холоду могил.
В тлетворной сладости, смердящей
От гроба, дыма и цветов,
Пышнее стал сухой, блестящий
И пала тень ресниц чернее,
И обострилися черты:
Несть часа на земле страшнее
И несть грознее красоты.
3. VI.16
(обратно)
«Никогда вы не воскреснете, не встанете…»*
Никогда вы не воскреснете, не встанете
Из гнилых своих гробов,
Никогда на божий лик не глянете,
Ибо нет восстанья для рабов,
Темных слуг корысти, злобы, ярости,
Мести, страха, похоти и лжи,
Тучных тел и скучной, грязной старости:
Закопали — и лежи!
21. VI.1916
(обратно)
«По древнему унывному распеву…»*
По древнему унывному распеву
Поет собор. Злаченые столпы
Блестят из тьмы. Бог, пригвожденный к Древу,
Почил — и се, в огнях, среди толпы.
И дьявол тут. Теперь он входит смело
И смело зрит простертое пред ним
Нагое зеленеющее тело,
Костры свечей и погребальный дым.
Он радостен, он шепчет, торжествуя:
На долгий срок ваш бог покинул вас,
Притворное рыданье ваше вскуе,
Далек воскресный час!
27. VI.16
(обратно)
«И шли века, и стены Рая пали…»*
И шли века, и стены Рая пали,
И Сад его заглох и одичал,
И по ночам зверей уж не пугали
Блистания небесного Меча,
И Человек вернулся к Раю, — вскуе
Хотел забыть свой золотой он сон —
И Сатана, злорадно торжествуя,
Воздвиг на месте Рая — Вавилон.
29. VI.16
(обратно)
«И снова вечер, степь и четко…»*
Бьет перепел в росе полей.
Равнина к югу в дымке кроткой,
Как море дальнее, а в ней, —
Что в ней томит? Воспоминанья
О том, чему возврата нет,
Призыв на новые скитанья
— Ты, молодость моя, вы, годы
Надежд, сердечной простоты,
Беспечной воли и свободы,
Счастливой грусти и мечты,—
Какой-то край обетованный,
«Где кипарис благоуханный
Внимает плещущей волне»,—
В тоске вечерней жду напрасно
И буду до могилы ждать.
3. VII.1916.
(обратно)
«Снег дымился в раскрытой могиле…»*
Снег дымился в раскрытой могиле,
Белой вьюгой несло по плечам,
Гроб в дымящийся снег опустили,
Полотенца пошли копачам,
И сугроб над могилою вырос,
И погост опустел — и гремел
О тщете всех желаний и дел,
О великой, о белой, о древней,
О безлюдной пустыне и ввысь
Улетал над стемневшей деревней,
И огни закраснелись, зажглись,
И собаки попрятались в сенцы,
И в сторожке, за штофом, в дыму,
Копачи, поделив полотенца,
Аллилую кричали — Ему.
7. VII.1916
(обратно)
Свет*
Ни пустоты, ни тьмы нам не дано:
Есть всюду свет, предвечный и безликий…
Вот полночь. Мрак. Молчанье базилики,
Ты приглядись: там не совсем темно,
В бездонном, черном своде над тобою,
Далекое, чуть видное, слепое,
Мерцающее тайною во храм
Из ночи в ночь одиннадцать столетий…
А вкруг тебя? Ты чувствуешь ли эти
Кресты по скользким каменным полам, —
Гробы святых, почиющих под спудом,
И страшное молчание тех мест,
Исполненных неизреченным чудом,
Где черный запрестольный крест
Воздвиг свои тяжелые объятья, —
Где таинство Сыновьего Распятья
Сам бог-отец незримо сторожит?
Есть некий свет, что тьма не сокрушит.
7. VII.1916
(обратно)
«Иконку, черную дощечку…»*
Иконку, черную дощечку
Нашли в земле, — пахали новь…
Кто перед ней затеплил свечку,
Свою и горесть и любовь?
Кто освятил ее своею
Молитвой нищего, раба —
И посох взял и вышел с нею
На степь, в шумящие хлеба —
И, поклоняясь вихрям знойным,
Стрибожьим внукам, водрузил
Над полем пыльным, беспокойным
Ее щитом небесных сил?
Во сне, 21.VII.1916
(обратно)
«Луна и Нил. По берегу, к пещерам…»*
Луна и Нил. По берегу, к пещерам,
Идет народ, краснеют фонари.
На берегу, в песке сухом и сером,
Ряды гробниц — и все цари, цари.
Иной как был — под крышкой золоченой,
Иной открыт — в тугую пелену,
В пахучий кокон тесно заключенный,
Пять тысяч лет не видевший луну.
Что в коконе? Костяк в землистой коже,
Крест тонких рук, иссохший узкий таз,
Чернеет лик — еще важней и строже,
Чем в оны дни, — чернеют щели глаз.
Подкрашенные (желтые) седины
Страшней всего. О да, он в мире жил,
И был он стар, дикарь и царь, единый
Царь дикарей, боготворивших Нил.
И полдень был, и светел в знойном свете
Был сад царя, и к югу, в блеске дня,
Терялся Нил… И пять тысячелетий
Прошли с тех пор… Прошли и для меня:
Луна и ночь, но все на том же Ниле,
И вновь царю сияет лунный Нил —
И разве мы в тот полдень с ним не жили,
И разве я тот полдень позабыл?
22. VII.16
(обратно)
«Бледна приморская страна…»*
Бледна приморская страна,
Луною озаренная.
По гребням позлащенная.
Чеканною кольчугою.
Сидит с своей подругою.
Часы последние для них! —
Все ярче дюны светятся.
Полночная луна глядит
И думает со скукою:
«В который раз он тут сидит,—
Целует пред разлукою?»
И впрямь: идут, бегут века,
Сменяют поколения —
Жизнь промелькнула как во сне.
И вот уж утро раннее
Виски посеребрило мне
И стала даль туманнее.
И все-то вспоминается,
Со зноем уст мешается!
22. VII.16
(обратно)
В рощах Урвелы*
«Ты ль повинна, Майя, что презрел
Сын родной твое земное лоно, —
Рощи, реки, радость небосклона,
Красоту и сладость женских тел?
Человек отраву слез роняет?»
«Может быть, мудрей меня мой Сын?»
23. VII.16
(обратно)
«Нет Колеса на свете, Господин…»*
Нет Колеса на свете, Господин:
Нет Колеса: есть обод, втулок, спицы,
Есть лошадь, путь, желание возницы,
Есть грохот, стук и блеск железных шин.
А мир, а мы? Мы разве не похожи
На Колесо? Похож и ты — как все.
Но есть и то, что всех Колес дороже:
25. VII.16
(обратно)
Степь («Сомкнулась степь синеющим кольцом…»)*
Сомкнулась степь синеющим кольцом,
И нет конца ее цветущей нови.
Вот впереди старуха на корове,
Скуластая и желтая лицом.
Равняемся. Халат на вате, шапка
С собачьим острым верхом, сапоги…
— Как неуклюж кривой постав ноги,
Как ты стара и узкоглаза, бабка!
— Хозяин, я не бабка, я старик,
Я с виду дряхл от скуки и печали,
Я узкоглаз затем, что я привык
Смотреть в обманчивые дали.
9. VIII.1916
(обратно)
«Качаюсь, плескаюсь — и с шумом встаю…»*
Качаюсь, плескаюсь — и с шумом встаю
Прозрачно-зеленой громадою —
В лазурь бы плеснуть моему острию,
До солнца! — Но я уже падаю.
И снова расту и, качаясь, бегу —
Зачем? Чтобы радостно вскинуться,
Блеснуть, вознестись на пустом берегу —
И в смертную бездну низринуться!
14. VIII.1916
(обратно)
«На всякой высоте прельщает Сатана…»*
На всякой высоте прельщает Сатана.
Вот всё внизу, все царства мира —
И я преображен. Душе моей дана
Как бы незримая порфира.
Не я ли царь и бог? Не мне ли честь и дань?
— Каким великим кругозором
Синеет даль окрест! И где меж ними грань —
Горой Соблазна и Фавором?
26. VIII.16
(обратно)
«Ночь и алые зарницы…»*
Ночь и алые зарницы.
Вот опять:
Блеск — и черной плащаницы
Поминутно камни, скалы,
Их отвес
Свет небес,
Озаряет он, слепящий,
На морском
Побережье вал, кипящий
Молоком.
Лица нам
И неловкие улыбки
Наших дам.
А над легкой, своенравной
Сей игрой
За горой.
<1916>
(обратно)
«Ты высоко, ты в розовом свете зари…»*
Ты высоко, ты в розовом свете зари,
А внизу, в глубине, где сырей и темней,
В узкой улице — бледная зелень огней,
В два ряда неподвижно блестят фонари.
В узкой улице — сумерки, сизо, темно,
А вверху — свет зари — и открыто окно:
Ты глядишь из окна, как смешал Петроград
С мутью дыма и крыш мглисто-алый закат.
<1914–1917>
(обратно)
В караване*
Под луной на дальнем юге,
Как вода, пески блестят.
Позабудь своей подруги
Под луной текут, струятся
Золотой водой пески.
Хорошо в седле качаться
Сердцу, полному тоски.
Под луной, блестя, чернеет
Как дыханье милых уст
28. VIII.17
(обратно)
Где тону я, всё в волненье,
Меж колосьев смотрит с неба
Полнолунье в изумленье:
Я пою, а ветер носит
Песню глупую, что смело
По лицу луны колосья
Задевает то и дело.
(обратно)
Бред*
Стоит, трепещет Стрекоза
В палящем мраке надо мною,
Стоцветной бисерной росою
Кипят несметные глаза
В ее головке раздвоенной,
В короне млечно-голубой —
И шепчет, шепчет сон бессонный
Во тьме палящей и слепой.
13. VII.18
(обратно)
«Ты странствуешь, ты любишь, ты счастлива…»*
Ты странствуешь, ты
