пять градусов лево!
— Так держать.
— Та-ак держать!
Молчание. И вдруг какой-то особый, краткий, твердый тон:
— Всех наверх.
И вахтенный — срывающимся криком:
— Всех наверх!
Снова молчание. Потом раздельно:
— Средний ход.
И отрывистый звонок телеграфа вниз, и медленно затихающее движение машины.
— Лево.
— Есть лево!
— Катись, — говорит капитан веселеющим и упрощающимся голосом.
— Есть катись! — отзывается рулевой почти радостно.
Вахтенный срывается с мостика и бежит на нос. И капитан как будто еще проще:
— Закрыть пар на брошпель.
— Закрыть пар на брошпель! — кричит старший, вторя ему.
— На борт лево.
— Малый, — говорит капитан падающим голосом.
И снова звонок телеграфа, и машина почти замирает. И вокруг воцаряется такая тишина, что я слышу собственное дыхание.
— Полборта.
— Есть. полборта.
— Бо-орт.
— Бо-орт.
— Входи.
Я так волнуюсь, что у меня холодеют руки. Капитан каменно роняет:
— Правый якорь к отдаче! — петухом кричит старший на нос.
— Право руля, — еще каменнее говорит капитан.
И потом:
— Клади.
— Стоп машина.
И последний звонок телеграфа, и сердце машины перестает биться. Чуть слышен плеск воды вдоль бортов, чуть двигаемся. На носу свисток и крик:
— Трави трап до воды.
Под бортом стоит, качаясь, в лодке рыжий лоцман. Мы уже в тесноте пароходов, катеров, лодок, людей.
— Из правой бухты вон, — говорит капитан каким-то уж совсем последним голосом.
И в ответ ему грохот, гром и плеск.
— Шабаш, трави канат! — обыденно кричит боцман.
И я точно просыпаюсь. Земля, люди, теснота, извозчики, город…» (Бунин, т. 5, с. 486–491).
…о чем мы мечтали зимой в Египте… — Бунины выехали из Одессы 15/28 декабря 1910 г. и 26 декабря / 8 января прибыли в Каир; в феврале отправились из Порт-Саида на Цейлон.
«…Собственность есть кража…» и т. д. — перифраз известного изречения Ш. Прудона (1809–1865) из его сочинения «Что есть собственность?».
«На воде» Мопассана. — Впоследствии этим произведением был навеян рассказ Бунина «Бернар».
Божье древо: #sect066
Журн. «Современные записки», Париж, 1927, кн. XXXIII.
По воспоминаниям В. Н. Муромцевой-Буниной, прототипом Якова Демидыча послужил караульщик в Васильевском, имении двоюродной сестры Бунина, где писатель с женой жил летом 1912 года. Тогда же Бунин сделал в своем дневнике несколько записей о нем, из которых и родился рассказ: «17 июня. После обеда сидел в шалаше. Что за прелестный человек Яков, как приятно слушать его. Всем доволен. „И дожжок хорошо! Все хорошо!“ Был женат, пять человек детей; с женой прожил двадцать один год, потом она умерла, и он был семь лет вдовцом. Жениться второй раз уговорили. Был у родных, пришла дурочка „хлебушка попросить“. „А хочешь замуж?“ — „За хорошую голову пошла бы“. — „Ну, вот тебе и хорошая голова“, — сказал ей Яков про себя. Повенчались, а она „прожила с после Успенья до Тихвинской — и ушла. Меня, говорит, прежние мужья жамками, канхфектами кормили; а ты кобель, у тебя ничего нету…“. Земли у него полторы десятины. „Да что ж, я не жадный, я добродушный“. 21 июня. „Читаю „Былины Олонецкого края“ Барсова. Какое сходство в языке с языком Якова! Та же криволапая ладность, уменьшительные имена…“ 26 июня. „Сидели опять с Яковом, он начал было рассказывать „Конька-Горбунка“ — чудесно путает чепуху, — потом надоело, бросил“» («Подъем», Воронеж, 1979, № 1, с. 118, 119). Бунин любил этот свой рассказ и его героя; уже в глубокой старости он писал: «Яков Демидыч — деликатнейший человек, умница, натура тонкая, благородная»; человек, — «говорящий старинным, великолепным языком».
Сам Бунин виртуозно владел русским народным языком. Г. Н. Кузнецова пишет: «Сколько он говорил мне интересного, значительного, важного, а я не записала, поленилась, забыла… Хотя бы его присказки, пословицы, словечки. Он часто говорит с печалью и некоторой гордостью, что с ним умрет настоящий русский язык — его остроумие (народный язык), яркость, соль.
Правда, пословицы и песни часто неприличные, но как это сильно, метко, резко выражено» (ЛН, кн. 2, с. 254).
Будучи блистательным знатоком и восторженным ценителем и охранителем русского народного слова, Бунин обладал абсолютным слухом на всяческую стилизацию, спекулятивное использование народных речений, малейшую фальшь в обращении с ними. «…Какое невероятное количество теперь в литературе самоуверенных наглецов, мнящих себя страшными знатоками слова! Сколько поклонников старинного („ядреного и сочного“) народного языка, словечка в простоте не говорящих, изнуряющих своей архирусскостью!.. Сколько стихотворцев и прозаиков делают тошнотворным русский язык, беря драгоценные народные сказания, сказки и „словеса золотые“ и бесстыдно выдавая их за свои, оскверняя их пересказом на свой лад и своими прибавками, роясь в областных словарях и составляя по ним какую-то похабнейшую в своем архируссизме смесь, на которой никто и никогда на Руси не говорил и которую даже читать невозможно!.. — с негодованием писал он в 1918 году и прибавлял с тревогой: — Язык ломается, болеет и в народе. Спрашиваю однажды мужика, чем он кормит свою собаку. Отвечает: — Как чем? Да ничем, ест, что попало: она у меня собака съедобная» (Собр. соч., т. X. Берлин, Петрополис, с. 155–156). Он отрицательно относился к Клюеву и даже к Есенину, — за то, что, по его мнению, с ними чрезмерно «носились в петербургских салонах», а они, в свою очередь, сознательно стилизовались под странников и монахов; считал он искусственной и художественную манеру Ремизова.
Жури. «Перезвоны», Рига, 1927, № 27, декабрь.
Рассказ имеет автобиографический характер. В 1881 году Ваню Бунина отдали в елецкую гимназию. В. Н. Муромцева-Бунина пишет об этом: «Отец поместил его в нахлебники к мещанину Бякину за 15 рублей в месяц на всем готовом… Дом Бякиных находился на Торговой улице. Хозяин был богобоязненный человек, семья состояла из жены, сына, гимназиста четвертого класса, и двух девочек, очень тихих. В доме был заведен строгий порядок, отец всю семью держал в ежовых рукавицах, был человек наставительный, неразговорчивый, требовательный. И Ване было очень странно попасть к таким людям после их свободного беспорядочного дома… Большим развлечением для мальчика было ходить по Ельцу. Он жадно впитывал в себя жизнь уездного города и иногда, после уроков, по несколько часов сряду пропадал из дому. Особенно он любил, когда на улице разыгрывалась какая-нибудь сцена, драка… Приблизительно раз в месяц приезжали к нему родители. Тогда наступали для него праздничные дни, его брали в гостиницу, водили в цирк, и он, попав в родную обстановку, расцветал, чувствовал себя счастливым. Но зато каждый отъезд был настоящим горем, и он не раз плакал и за всенощной, и ночью после разлуки с ними» («Жизнь Бунина», с. 18, 21, 19).
Плач о Сионе: 5, № 116, 26 сентября. Печатается по ЛН, кн. 1, с. 87–88.
Миниатюра навеяна библейским преданием о разрушении Иерусалима войсками вавилонского царя Навуходоносора.
Благовестие:
Газ. «Возрождение», Париж, 1925, № 116, 26 сентября. Печатается по ЛН, кн. 1, с. 88–89,
Написано по мотивам библейской легенды о «Благовестии».
Суета сует: #sect116
Газ. «Возрождение», Париж, 1927, № 632, 24 февраля.
Представляет собою пересказ главы из книги французского историка Ленотра «Paris revolutionnaire. Vieilles maisons, vieux papiers».
Лекуврер Адриенна (1692–1730) — прославленная французская драматическая актриса.
Портрет: #sect117
ЛН, кн. 1, с. 102.
Русь, града взыскующая: #sect118
ЛН, кн. 1, с. 103.
«Сон пресвятыя богородицы»: #sect119
ЛН, кн. 1, с. 103–104.
Сказки: #sect121
Паломница: #sect122
Поросята: #sect123
Газ. «Последние новости», Париж, 1930, № 3364, 8 июня; № 3469, 21 сентября; № 3511, 2 ноября.
Эти миниатюры примыкают к циклам «Далекое» и «Краткие рассказы».
Провансальские пересказы: #sect126
Газ. «Последние новости», Париж, 1931, № 3577, 3749, 3929, 7 января, 28 июня и 25 декабря.
Цикл представляет собой переводы, иногда — сокращенные переложения, а также, напротив, расширенные пересказы отрывков из книги французского поэта Фредерика Мистраля (1830–1914) «Истоки моей жизни. Воспоминания и рассказы», впервые вышедшей в Париже в 1929 году. В основе книги Мистраля — народные легенды, сказки-анекдоты, услышанные от разных людей.
Провансальские пересказы имеют самостоятельную художественную ценность и, кроме того, представляют переводческое мастерство Бунина (см. предисловие В. А. Дынник к «Провансальским пересказам» Бунина — ЛН, кн. 1, с. 105–108).
Выходные данные
ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ БУНИН
Собрание сочинений
Том 4. Произведения 1914–1931
Редакционная коллегия:
Ю. В. Бондарев, О. Н. Михайлов, В. П. Рынкевич
Статья-послеслов. и коммент. А. Саакянц.
Редактор Ч. Залилова
Художественный редактор Г. Масляненко
Технический редактор Л. Синицына
Корректор Н. Усольцева
ИБ № 5070
Сдано в набор 16.04.87. Подписано к печати 26.10.87. Формат 84 Х 108 1/32.
Бумага тип. № 1. Гарнитура «Академическая». Печать высокая.
Усл. печ. л. 36,96. Усл. кр. отт. 37, 38. Уч. изд. л. 37,53.
Тираж 400 000 экз. Изд. № 11-2562. Заказ 950. Цена 3 р. 30 к.
Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Художественная литература».
107882, ГСП, Москва, Б-78, Ново-Басманная, 19
Ордена Октябрьской Революции, ордена Трудового Красного Знамени Ленинградское производственно-техническое объединение «Печатный Двор» имени А. М. Горького Союзполиграфпрома при Государственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии н книжной торговли.
197136, Ленинград, П-136, Чкаловский пр., 15
Примечания
1
«Смилуйся» — католическая молитва (лат.)
2
Прочь! (англ.)
3
Прочь! (итал.)
4
Да (англ.)
5
Вы звонили, синьор! (итал.)
6
Да, входите (англ.)
7
Уже умер (итал.)
8
Отправление (итал.)
9
Очень хорошая собака, очень хорошая (искаж. англ.)
10
До свидания (фр.)
11
Почтовая открытка с видом (фр.)
12
Почтовая открытка (фр.)
13
Кончена комедия! (итал.)
14
Следовательно (лат.)
15
…после того, как была свергнута бывшая Святая Дева (фр.)
16
Весьма скромна (фр.)
17
Это чудо природы (фр.)
18
Неужели это ты? Ты, которую и видел столь прекрасной, когда толпа, окружив твою колесницу, приветствовала тебя, именуй той бессмертной, чьё знамя развевалось в твоих руках? Ты шествовала, гордая нашим преклонением, нашими ликующими возгласами, своим торжеством и своей красотой — да, тогда ты была богиней, Богиней Свободы! (фр.)
19
В этом здании, прежде называвшемся архиепископским собором (фр.)
20
Поклонники Свободы (фр.)
21
Сойди к нам, о Свобода, дочь Природы! (фр.)
22
Народ приветствовал её, именуя бессмертной (фр.)
23
Чтобы усилить антипапистское движение (фр.)
24
Я вновь увидел тебя, но быстротечное время погасило глаза, в которых некогда сияла любовь… Смирись: колесница и жертвенник, цисты и юность, слава, доблесть, величие, надежда, гордость — всё погибло: ты уже не богиня, Богиня Свободы! (фр.)
25
Спасибо, спасибо, добрый мой брат! (фр.)
26
Стойте! (нем.)
27
— Добрый вечер, дорогой сосед. Как поживаете? — Маленькая прогулка? (фр.)
28
— Не знаю, как я еще не умер (фр.)
29
Живо, живо, Берта! (фр.)
30
Это дочь моей жены… Царица Небесная! (фр.)
31
Право, не знаю, как это со мной случилось… (фр.)
32
33
Это ужасно (фр.)
34
моя бедная мать (фр.)
35
36
Ну, хорошо! (фр.)
37
Я ей нравлюсь, и в этом уверен… Держу пари, что она бросилась бы в мои объятия (фр.)
38
Это дело восьми дней (фр.)
39
Ax! Если бы мой муж умер! Как бы я хотела провести с тобой целую ночь, заснуть в твоих объятиях и проснуться на утро от твоих поцелуев! (фр.)
40
Она даже не подумала о том, что она была в вечернем платье, которое могло измяться… (фр.)
41
Я тебя люблю! Делай со мной, что хочешь! Мне все равно! (фр.)
42
«Ты меня больше не уважаешь, я отдалась тебе не задумываясь» (фр.)
43
Ты мой, не правда ли, не правда ли? (фр.)
44
«Я хочу обладать сокровищем, которое вмещает в себе все, я хочу молодости!» (фр.)
45
«Дай мне, дай мне наглядеться на твое лицо!» (фр.)
46
Вот! (фр.)
47
48
49
«Я видел воду, солнце, облака, больше я ничего не могу рассказать…» (фр.)
50
«Спокойной ночи» (англ.)
51
Она была такая умиротворенная и спокойная, что я ей невольно
