таких же у немцев. Те и другие о своих ни слова.
8. VII. Четверг.
И вчера и нынче громадный пожар в Эстерели. Очень горячее солнце и холодные налеты мистраля.
10. VII. Суббота.
Началась высадка в Сицилии. Удастся ли? Очень сомневаюсь. Дело большое!
25. VII. Воскресенье.
Утром квартирмейстер итальянцев — осматривал дом, чтобы, может быть, занять у нас несколько комнат.
Завтрак с Верой у Клягиных.
В 11 1/2 вечера: итальянский король принял отставку Муссолини! Пока еще ничего не понимаю. Но событие гигантское! Конец «цезаря», которому уже чуть не ставили золотые статуи!
25. VII
День серенький.
Как дико! 23 года был царь и бог — и вдруг «подал в отставку»! Исчез, не сказав на прощание ни слова Италии!
Ясно — Италия выйдет из войны, и у нас будут немцы.
2.8.43. Понедельник.
Уже несколько дней очень жарко. Небо мутно от зноя. Ходил в 6 ч. к Клягину — все горячо и сладко пахнет — цветы, хвоя.
Сейчас 8 (солнце еще не село), и долина, и горы, и невидное море смутно, в жаркой дымке.
Все еще неизвестно, где Муссолини.
Бои в Сицилии продолжаются — англичане, очевидно, не хотят спешить, ждут сдачи.
Да, какой позор свалился вдруг на Муссолини!
5.8. Четверг.
Был в Ницце. Тотчас узнал, что взяли Орел. В третьем часу — Катанью. <…>
В Ницце множество немцев, много мальчишек; одеты все тяжело и неопрятно, сапоги пудовые.
6.8.
Два-три последних дня сносно, ветерок. А до того нестерпимая жара и духота, неподвижность. Не запомню таких жаров — очень давно не было. И все пожары, пожары — то там, то тут. Нынче огненное солнце в дыму. Огромные пожары в сторону Тулона и возле Cagnes. Говорят о поджогах.
Чувствую себя последнее время сносно. Погода?
Вечер. Пожары от Antibes до Cagnes.
«Великий Дуче» исчез как иголка. <…>
23.8. Воскресенье.
В понедельник 16-го ходили с Верой страшно жарким утром к Brès’y. Чудесный, старый дом, огромное поместье. Одинокий, за 60 или больше, сухой, худой, умный. Нашел мое здоровье не плохим.
Все дни жара редкая — тяжкая, душная, ходил почти голый, спал последние три ночи внизу, в маленьком кабинете.
Записать о дневниках Гиппиус — верно, все пишет — и воображаю, что только не напишет про всех, про всех, про меня в частности! <…>
30.8. Понедельник.
Вчера завтрак с Верой у Клягина. Он читал 2 рассказа. Второго я совсем не слыхал — выпил за завтраком рюмку мару и стакана 3 вина, за кофе 2 рюмки коньяку и 1/2 рюмки ликеру — и сидя спал. Придя домой, спал от 6 до 10.
В 11 лег и проспал еще часов 10. Переутомление. Нельзя мне так пить.
2. IX. Четверг.
Пришел Бахрак и сказал, что в Grasse приходят немцы.
3. IX
Все хорошие дни, а все слабость.
Нынче на рассвете высадка англичан в Италии, утром ужасная бомбардировка Парижа. <…>
7. IX. Вторник.
Нынче ночью письмо из Ниццы: Елена Александровна Пушкина (фон Розен-Мейер) умерла 14 августа после второй операции. Еще одна бедная человеческая жизнь исчезла из Ниццы — и чья же! — родной внучки Александра Сергеевича! И может быть, только потому, что по нищете своей таскала тяжести, которые продавала и перепродавала ради того, чтобы не умереть с голоду! А Ницца с ее солнцем и морем все будет жить и жить! Весь день грусть. <…> Оргия нажив в Париже.
8. IX. Среда.
Огромная весть: в 6 1/2 ч. вечера узнали, что Италия вышла из войны, капитулировала — и никто в мире, кроме Рузвельта, Черчилля и Сталина, не знал, что сговорились
Об этом еще 3 сентября (августа?). Что же с нами-то теперь будет?
12 1/2 ночи. Молодая луна за домом, ни одного огня в сумрачно видной долине, выстрелы. Итальянцы бегут.
9./Х.
Ночью разоружали и арестовывали итальянцев. Из Parc Palace Hôtel бежали высшие чины, но пойманы на дороге в Ниццу. Couvre feu у нас с нынешнего вечера с 8 вечера до 7 утра.
17. IX.
Опять поэтическая грусть — о той, первой осени в Париже. Как уже давно, давно это было!
Бомбят Париж, Нант, Montmollison — сотни убитых.
Сейчас, к вечеру, все замутилось, серо, похоже на близкий дождь.
Ночью (прошлой) была где-то, близко от нас, бомбардировка.
25. IX. Суббота.
Дождь, прохладно, — кажется, повернуло на осень.
Все последние дни чувствовал себя не плохо, пишу по целым дням. (Принимаю уже дней 10 фитин.)
Русские берут город за городом. Нынче — Рославль и Смоленск. <…>
13. X. Четверг.
<…> Час ночи, мелкий дождь, луна за облаками. Весь день чувствовал себя удивительно скверно; лежал пластом, засыпал. Вечером кровь.
В 3 ч. дня Италия в лице короля и Бодольо объявила войну Германии.
17. Х.
Пил чай у Клягина. Какой очаровательно живой. человек!
Бои в Мелитополе — берут дом за домом.
Все последние дни холод — необычайный в эту пору.
Сейчас 11 вечера (т. е. 10 по-настоящему) — мрак, холод, дождь.
21. Х. Четверг.
Письмо Олечке:
Милая Олечка, как поживаешь?.
В школе бываешь иль просто гуляешь,
Дома же в куклы и с Котькой играешь,
А вечерами, под ручку с мама,
Ходишь то в гости, а то в синема?
Я вас обеих целую и жду
Вскоре иметь от тебя billet-doux.
P. S. Очень жалею, что Котьки тут нет:
Аля сварил бы его на обед.
23/10 октября. Суббота.
Господи, сохрани и помилуй. День моего рождения.
Спал мало, часов 7 (а мне всегда нужно 8 1/2 или 9), но чувствую себя сносно.
Дописал рассказик «Начало».
Вечер: взяли Мелитополь.
29. X. Пятница.
Вчера в полночь дописал последнюю страницу «Речного ресторана». Все эти дни писал не вставая и без усталости, очень напряженно, хотя недосыпал, терял кровь и были дожди. Нынче падение. День был тихий, милый, на душе тихо и грустно, воспоминания.
Взяты за эти дни Екатеринослав, Лоцманская Каменка (когда-то я там был перед проходом по порогам). Теперь это, верно, город, гнусно называемый «Днепродзержинск».
1. XI.43. Понедельник.
«День всех святых», завтра самый страшный праздник — «день всех мертвых». Сумрачно, холодно. Сейчас час ночи, совершенно непроглядная тьма, ни единого огня и мелкий дождь. Вечером писал начало «Иволги» — не знаю, что напишу дальше, пишу наугад. Нынче переписаны «Дубки», написанные 29-го и 30-го.
Вечером — взят Перекоп.
5. XI. Пятница.
Был у Клягина, он читал начало своего «Дяди Пети».
6. ХI.
12 1/2 ночи. Туман, сыро, темно, полумесяц уже зашел.
Скверная погода к вечеру, сонливость, разбитость, но, одолевая себя, продолжал «Иволгу».
Взят Киев. В Грассе много русских в солдатской немецкой форме. Ходят из бара в бар.
11. XI. Четверг.
В одиннадцатом часу, в чудесную лунную ночь, началась бомбардировка Восса и продолжалась минут 40. Смотрели с заднего балкона и из окон. Редкое, дивное зрелище. Наш дом весь дрожал.
10. XII. Пятница.
10 лет тому назад стал в этот вечер почти миллионером. Банкет, кронпринц, Ингрид. Нынче у нас за обедом голые щи и по 3 вареных картошки. Зато завтракали у Клягина — жиго, рис, все плавает в жиру.
Взята Знаменка.
16. XII. Суббота.
Прекрасная погода.
Все думаю о краткости и ужасах жизни.
Слушал радио — провансальская музыка и пение — девушки — и опять: как скоро пройдет их молодость, начнется увядание, болезни, потом старость, смерть… До чего несчастны люди! И никто еще до сих пор не написал этого как следует!
1944
1.1.44. Новый год.
Господи, спаси и сохрани.
День опять солнечный и очень холодный.
Ничего не делал. Бесплодно тревожно.
Сейчас 11 1/2 ночи, первая треть луны, ледяная ночь. Ходил бросить письмо Долгополову — как всегда, резкий свет электрического фонарика в лицо возле клиники — ходят два немецких солдата с 6 часов возле нее. <…>
2.1.44.
Солнце только что село. Очень высоко белый, чуть зеленоватый почти полумесяц (над Клягиным). Пять часов. Сижу у окна на запад — впереди все в фиолетовой дымке.
Пять часов 5 м. Уже все фиолетовое исчезло — стало темнеть под зеленоватой дымкой: День был чудесный. Было 2 алерта — после второго где-то бухало, дым где-то за Cagnes.
1 ч. 35 м. вечера — опять алерт!
3.1.
Заснул вчера, несмотря на алерт, раньше 12. Спал не плохо и долго, от 9 до 10 в полусне. И опять около 9 алерт.
В 12 — опять.
Прекрасный день, тишина, солнце. На солнце совсем горячо. Чувствую себя совсем не плохо.
Нынче утром опять страшно били Берлин.
Вчера взяты Новгород, Волынск и Олевск.
Вот-вот будут страшные дни!
4.1. Вторник.
Опять прекрасный день. В 2 — алерт.
Ездил на вокзал P. L. М. — посылка от Шведского Красного Креста.
Взяли Белую Церковь, перешли в нескольких местах польскую границу.
6.1. Четверг.
«Праздновали» русский сочельник. <…> Грибной суп с кусочками сальца, котлеты, картофельное пюре!
В 12-м часу ночи (ледяной, лунной) вышли с В. погулять в сад — с дороги два резких огня фонариков, крики — дозора возле «Helios». Поспешили в дом.
7.1. Наше Рождество.
<…> Было 2 алерта.
Нынче и вчера читал рассказы Зощенко 37 г. Плохо, однообразно. Только одно выносишь — мысль, до чего мелка и пошла там жизнь. И недаром всегда пишет он столь убогим, полудикарским языком — это язык его несметных героев, той России, которой она стала.
8.1. Суббота.
<…> Вся Европа разрушена чудовищно. Прошлая «великая война» была совершенные пустяки. И Германия, помимо того, как страшно сдерут с нее шкуру, потеряла уже 3/4 своего самого сильного населения. А что ждет Болгарию, Венгрию, Румынию и несчастную Италию, зарезанную этим быком!
17.1. Понедельник.
Солнце (порой горячее), облака.
Сейчас 12 ночи (т. е. 11) — луна еще не взошла.
Война все тянется., И конца этому не видно! Когда же, Господи, что-нибудь решительное?
19.7. Среда.
Серо, холодно. Ничего не делал, тоска.
Взяты Красное Село, Петергоф, Ропша, большая добыча. Убито тысяч 20.
20.1.
Опять прекрасный день. Был у Клягина.
Взят Новгород.
Ночи звездные, чистые, холодные. Что ни вспомнишь (а обрывки воспоминаний поминутно), все больно, грустно. Иногда сплю по 9 и больше часов. И почти каждое утро, как только откроешь глаза, какая-то грусть — бесцельность, конченность всего (для меня).
Просмотрел свои заметки о прежней России. Все думаю, если бы дожить, попасть в Россию! А зачем? Старость уцелевших (и женщин, с которыми когда-то), кладбище всего, чем жил когда-то…
25.1.
<…> Вдруг вспомнил Гагаринский переулок, свою молодость, выдуманную влюбленность в Лопатину, — которая лежит теперь почему-то (в 5 километрах от меня) в могиле в какой-то Валбоне. Это ли не дико!
27.1.
Без 1/4 6. Сижу у окна на запад. На горизонте небо зеленое — только что село солнце, — ближе вся часть неба (передо мной) в сплошном облаке, испод которого (мохнат?) как руно и окрашен оранжево-медным.
Теперь цвет его все краснее, лесная долина к Драгиньяну в фиолетовом пару.
Кругом, — к Ницце, к Cannes, — все не в меру, грубовато цветисто, — верно, завтра будет непогода.
Нынче, после завтрака, большая бодрость — бифштекс с кэри, настоящий кофе и лимон?
Получил 2 шведских посылки. <…>
28.1. Пятница.
<…> Нынче утром С. Маковский читал свои стихи «Из Апокалипсиса».
Немец осматривал дом.
Был у Клягина. Он
