мне хотелось бы сказать об одном из мифов, об одной из самых любопытных легенд каббалы — о големе, вдохновившем Мейринка на известный роман, а меня — на стихотворение. Бог взял комок земли («Адам» означает «красная земля»), вдохнул в нее жизнь и создал Адама, который для каббалистов стал первым големом. Он был создан божественным словом, дыханием жизни; поскольку каббала считает, что все Пятикнижие — имя Бога, где переставлены буквы, то, если кто-нибудь владеет именем Бога или узнает Тетраграмматон — имя Бога, состоящее из четырех букв, — и сумеет правильно произнести его, он сможет создать мир и создать голема-человека.
Легенды о големе превосходно использованы Гершомом Шолемом в «Символике каббалы», которую я только что прочел. Я думаю, что это наиболее понятная книга по теме, так как убедился, что почти бесполезно искать оригинальные источники. Я прочел замечательный и, думаю, правильный перевод (еврейского я, конечно, не знаю) «Сефер Йецира», или Книги Творения, сделанный Леоном Духовны. Я прочи¬тал перевод «Зогар», или Книги Сияния. Но эти книги напи¬саны не для того, чтобы научить каббале, а чтобы внушить ее, чтобы изучающий каббалу мог читать их и ощущать, как они укрепляют его. Они не говорят всей правды так же, как опуб¬ликованные и в то же время не опубликованные трактаты Аристотеля.
Вернемся к голему. Один раввин узнает или открывает секрет имени Бога и произносит его над глиняной чело¬веческой фигурой, оживляя ее и нарекает свое создание го¬лемом. По одной из версий легенды, раввин пишет на лбу голема слово ЭМЕТ, означающее истину. Голем начинает расти. Наступает момент, когда господин не может дотя¬нуться до него. Он просит голема завязать ему башмаки. Голем наклоняется, и раввину удается стереть первую бук¬ву слова ЭМЕТ. Остается МЕТ — смерть. Голем обращает¬ся в пыль.
По другой легенде, раввин или несколько раввинов созда¬ли голема и отослали его к другому раввину, тоже способно¬му создать голема, но чуждому подобной суетности. Раввин обращается к голему, но тот не отвечает, так как лишен способности понимать и говорить. Раввин изрекает: «Ты, созда¬ние магов, стань снова пылью». Голем разваливается.
Наконец, еще одна легенда, рассказанная Шолемом. Мно¬жество учеников (один человек не может изучить и понять Книгу Творения) сумели создать голема. Он появляется на свет с кинжалом в руках и умоляет своих создателей убить его, поскольку, если он будет жить, ему могут начать покло¬няться как идолу. Для Израиля, как и для протестантизма, идолопоклонничество — один из тягчайших грехов. Учени¬ки убивают голема.
Я пересказал несколько легенд и хочу вернуться к теории, которая кажется мне достойной понимания. В каждом из нас есть частичка божественного. Этот мир, как очевидно, не является творением Бога всемогущего и справедливого, он за¬висит от нас. Этому нас учит каббала, далекая от того, чтобы служить объектом изучения историков или лингвистов. Как известное стихотворение Гюго «Се que dit la bouche d’ombre“ (франц. — «Что поведала тень») каббала учит теории, которую греки называли арокаtasis, и согласно которой все создания, вплоть до Каина и дьявола, по¬сле долгих превращений сольются с божеством, от которого когда-то отделились.
Рене Генон о каббале
Термин каббала означает на древнееврейском не что иное, как «традиция» в самом общем смысле; и хотя чаще всего он обозначает эзотерическую традицию или тради¬цию, связанную с посвящением, когда его используют без специальных уточнений, но иногда также бывает, что его применяют к самой экзотерической традиции .
Корень КБЛ (QBL) на еврейском и арабском по су¬ществу означает отношение двух вещей, которые рас¬положены друг напротив друга; из этого следуют все раз¬личные смыслы слов, которые являются его производ¬ными, как, например, смыслы встречи и даже оппози¬ции. Из этого отношения происходит также идея пере¬хода одного в другое двух имеющихся в наличии опре¬делений, откуда происходят такие идеи, как «прини¬мать», «встречать», «получать», выражаемые в обоих языках глаголом qabal; отсюда прямо происходит qabbalah, это собственно означает «то, что воспринято» или передано (по латыни — traditum) от одного к друго¬му…
По поводу тех же самых слов уместно привести и дру¬гие соображения, которые не лишены интереса: на древ¬нееврейском производные корня QDM служат также для обозначение Востока, то есть стороны «начала» в том смыс¬ле, что там появляется восходящее солнце (oriens от oriri, от которого происходит также erigo на латыни), отправ-ная точка дневного движения солнца; и в то же время это точка, которую имеют перед (devant) собой, когда «ориен¬тируются» (s’oriente), поворачиваясь на солнце при его вос¬ходе . Таким образом, qedem означает также «Восток», а qadmôn — «восточный»; но в этих обозначениях не следу¬ет усматривать утверждения изначальности Востока с точ¬ки зрения человеческой земной истории, потому что, как мы уже имели множество случаев говорить об этом, пер¬вичное происхождение традиции является нордическим, даже «полярным», а не восточным или западным; только что данное нами объяснение мы находим вполне доста¬точным. Добавим по этому поводу, что вопросы ориентации вообще имеют довольно большое значение в тра¬диционном символизме и в ритуалах, основывающихся на этом символизме; они, в конечном счете, гораздо более слож¬ны, чем об этом могут думать, и чтобы можно было бы ими пренебрегать, так как в разных традиционных формах существует множество различных способов ориента¬ции…
Теперь можно поставить вопрос, почему на древнеев¬рейском языке традиция обозначается словом, производ¬ным от QBL, а не от корня QDM? Можно попробовать ска¬зать, что в этом отношении древнееврейской традиции, которая образует лишь только вторичную и производную форму, не очень подходит обозначение, приводящее на ум идею происхождения или изначальности; но этот до¬вод не кажется нам существенным, так как прямо или нет, но все традиции связаны с началами и происходят от из¬начальной Традиции, и мы видели в другом месте, что любой священный язык, включая древнееврейский и араб¬ский, рассматриваются как представляющий определенным образом язык первоначальный. Поистине, кажется, что здесь должна быть очевидной идея постоянной и непре¬рывной передачи, идея, выражаемая, собственно, самим словом «традиция», как мы и сказали вначале. Эта переда¬ча образует «цепь» (shelsheleth, шелшелет на древнееврей¬ском; silsilah, силсила на арабском), которая соединяет настоящее с прошлым и которая должна конституировать¬ся от настоящего к будущему: это «цепь традиции» (shelsheleth ha-qabbalah) или «цепь посвящения», о которой мы имели случай недавно говорить; и это также определение направления (и мы вновь здесь находим смысл арабского слова qiblah), которое через всю последовательность вре¬мен ориентирует цикл к его концу и соединяет с его нача¬лом, и которое, распространяясь даже за эти две крайние точки ввиду того, что его принципиальный источник вне¬временной и «не человеческий», гармонично связывает его с другими циклами, содействуя им в формировании вмес¬те с ними более обширной «цепи», той, что некоторые восточные традиции называют «цепью миров», где посте¬пенно интегрируется весь порядок универсального прояв¬ления…
Преобладающая роль науки о числах в каббале пред¬ставляет собою столь очевидный факт, что его не может обойти даже самый поверхностный наблюдатель, и почти невозможно для «критиков», исполненных в наибольшей степени предрассудков и предубеждений, отрицать или утаивать это. Тем не менее, они не упускают случая дать этому факту ошибочные истолкования, чтобы втиснуть его как-нибудь в рамки своих предвзятых идей; мы пред¬полагаем здесь развеять эти более или менее доброволь¬ные заблуждения, причина которых по большей части лежит в злоупотреблении слишком известным «истори¬ческим методом», который стремится видеть «заимствова¬ния» повсюду, где он констатирует определенное сходство.
Известно, что в университетской среде в моде предпо¬лагать связь каббалы с нео¬платонизмом, таким образом одновременно уменьшается и ее древность, и ее значение; не принимается ли при этом в качестве бесспорного принци¬па, что все может происходить только от греков? К несчастью забывают, что сам неоплатонизм содержит множество элементов, ничего специфически греческого в себе не имею¬щих, и что как раз иудаизм в александрийской среде обла¬дал значением, очень далеким от пренебрежения, хотя, если реально и были заимствования, то возможно, что они осу¬ществлялись в направлении, противоположном тому, ко¬торое утверждается. Эта гипотеза была бы даже более прав-доподобна, прежде всего потому, что усвоение чужого уче¬ния вовсе не согласуется с «партикуляризмом», который все¬гда был одной из доминирующих черт древнееврейского духа, а затем и потому, что если иметь в виду неоплатонизм, он в любом случае представляет собою относительно экзотерическое учение (т. е. лишь его «экстериоризацию», даже если оно и основано на данных эзотерического по¬рядка), и как таковой он не может осуществлять реальное влияние на, по существу, инициатическую и даже «закры¬тую» традицию, каковой всегда была каббала. Мы, впро¬чем, не видим ни того, имеется ли между ней и неоплато¬низмом особенно впечатляющее сходство, ни того, чтобы числа в нем, в той форме, в какой он выражается, играли бы ту же роль, которая так характерна для каббалы; к тому же, греческий язык вовсе не допускает этого, тогда как, мы повторяем, есть нечто, что свойственно самому древнееврей¬скому языку и что, следовательно, должно быть связано с самого начала с традиционной формой, выражаемой им.
Разумеется, неуместно было бы оспаривать, что тради¬ционная наука чисел существовала также и у греков; она была там, как известно, основой пифагореизма, который не был просто философией, но он также носил характер посвящения; и отсюда Платон извлек не только всю космо¬логическую часть своего учения, как он именно ее представ¬ляет в «Тимее», но также и свою «теорию идей», которая по сути есть лишь переделка, в соответствии с отличающейся терминологией пифагорейских концепций о числах, рас¬сматриваемых как принципы вещей. Если действительно хотят найти у греков предел сравнения с каббалой, то не¬обходимо было бы восходить к пифагореизму; но именно в этом как раз и проявляется вся бессодержательность поло¬жения о «заимствованиях»: здесь мы находим два инициатических учения, которые в одинаковой степени придают важное значение науке о числах; но наука эта в обоих слу¬чаях представлена в радикально различающихся формах…
В каббале эта наука о числах ни в коей мере не пред¬ставляется связанной также и с геометрическим симво¬лизмом; легко понять, что это именно так, потому что этот символизм не может подходить народам-кочевни¬кам, каковыми по существу были вначале древние ев¬реи и арабы. Напротив, здесь мы находим нечто такое, чему нет эквивалента у греков: тесное единство, можно даже сказать во многих отношениях отождествление науки о числах с наукой о буквах на основании нумеричес¬ких соответствий с ними; как раз это исключитель¬но характерно для каббалы и совершенно не встречается в других местах, по крайней мере в том же аспекте и в таком же развитии, кроме как в исламском эзотеризме, о чем мы уже говорили, т. е. в конечном счете, в араб¬ской традиции.
На первый взгляд может показаться странным, что размышления такого
