повеления, но нет и ни одного примера, чтобы верующий поступал подобным образом. На протяжении всего Писания часто рассказывается, как верующие оплакивали смерть своих близких и как они их погребали; но нигде не говорится о том, что они молились за них. А ведь поскольку молитва имела бы для них гораздо более важные последствия, нежели плач или погребение, то она тем более была бы достойна упоминания.
аОриген. Против Цельса, V, XV (МРв, XI, 1202-1203); Тертуллиан. О душе, 1Ш (МР1-, II, 795 е.); Августин. Энхиридий к Лаврентию, XXIX, 109 р. (ЬЛР1, XI, 283); Григорий Назиан-ский. Речи, XXXIX, 19 (МРв, XXXVI, 357-358); Григорий Великий. Собеседования, IV, XXXIX (МР!_, ЬХХУИ, 396В.С) и др.
И действительно, древние отцы Христианской Церкви, молившиеся за усопших, хорошо понимали, что на то у них нет ни Божьего повеления, ни законного примера. Как же они, спросит кто-нибудь, осмелились это делать? Я отвечу, что в данном случае они были просто людьми и поэтому здесь им не следует подражать. Ибо верующие должны всего ожидать лишь будучи уверены в своей совести, как говорит св. Павел (Рим 14:22)*, и такая уверенность прежде всего требуется в молитве. Возразят, что на то у них, вероятно, были какие-то основания. Я отвечаю, что ими двигало чисто человеческое чувство, ибо они искали облегчения своей боли. Им казалось бесчеловечным не выказать какого-либо знака любви к умершим близким. Все мы знаем по опыту, как склонна к подобным проявлениям наша природа.
Этот обычай стал словно факелом, который воспламенил множество людей. Мы знаем, что во все времена у всех народов были общепринятые обычаи погребения усопших и очищения души, которые они и старались соблюдать. На этот случай у них каждый год имелся определённый праздничный день. Сатана часто совращает бедных людей подобными иллюзиями; но здесь он воспользовался для обмана истиной — истиной о том, что смерть не уничтожает всего человека, а представляет собой переход от этой тленной жизни к жизни иной.
Несомненно, этот предрассудок не спасает язычников от осуждения Божьим судом, ибо они нисколько не заботятся о будущей жизни, в которую, по их заявлениям, верят. Но христиане, чтобы не казаться хуже язычников, устыдились того, что они не воздают своим усопшим подобных почестей. Вот откуда пришло это неуместное, безумное усердие: они испугались подвергнуться поношению, если не будут устраивать торжественных церемоний и приносить жертвы ради упокоения душ их родных и друзей. То, что возникло из извращённого обезьянничанья, постепенно разрослось до такой степени, что главным священнодействием у папистов стали службы ради умерших, якобы способные им помочь.
Однако Писание даёт нам лучшее утешение, провозглашая, что блаженны умирающие в Господе, и добавляя, что они успокоятся от трудов своих (Отк 14:13). Посему не следует давать такую волю своим чувствам, чтобы привносить в Церковь ложный вид молитвы.
‘Синодальный перевод: «Ты имеешь веру? имей её сам в себе, пред Богом» (у Кальвина ссылка — Рим 14:23).
Безусловно, даже человек, не обладющий большим умом и проницательностью, легко заметит, что древние, рассуждая на эту тему, слишком легко соглашались с настроением и глупостью простого народа. Поскольку умы, склонные к легковерию, вообще часто подвержены ослеплению, я сознаю, что даже учители были сбиты с толку заразившей всех фантазией. Однако из их книг всё же очевидно, что они не без большого внутреннего сомнения говорили о молитвах за усопших, словно люди не твёрдо убежденные и сильно колеблющиеся. Св. Августин в своей «Исповеди» рассказывает, как его мать Моника умоляла помянуть её в алтаре во время причащения. Но то было пожеланием старухи, к которому сын её, движимый чисто человеческими чувствами, не приложил мерило Писания и в котором он нашёл что-то доброеа. Книга, специально написанная им на эту тему и озаглавленная «О попечении о мёртвых», полна стольких сомнений, что они должны были бы остудить пыл тех, кто слишком привязан к этому попечению. По крайней мере, видя в ней лишь лёгкие намеки и предположения, не следует чересчур беспокоиться о том, что не имеет никакого значения. Вот единственное основание, на которое опирается св. Августин: нельзя пренебрегать тем, что унаследовано от древности и общепринято5.
К тому же, хотя я признаю, что древние учители полагали неподобающим отказываться от молитв за умерших, правило, которого мы должны держаться, непреложно: недопустимо в наших молитвах ставить на первое место то, что мы придумали сами; напротив, нам следует подчинять свои желания и просьбы воле Бога, ибо в его власти сказать нам, о чём нужно Его просить. А поскольку ни в Законе, ни в Евангелии нет ни единого слова, разрешающего молиться за умерших, то я утверждаю, что посягать на большее, нежели нам позволено, значит бесчестить имя Божье.
Но дабы наши противники не кичились тем, что у них в союзниках древняя Церковь, я отмечу одно существенное различие. В древности об усопших вспоминали для того, чтобы не складывалось впечатления, будто о них совсем забыли. Древние отцы признавались, что ничего не знают об их состоянии. Они, разумеется, ничего не утверждали относительно чистилища, во всяком случае, высказывались об этом с большим сомнением0. А наши новые пророки желают, чтобы их фантазии воспринимались как предмет веры, о котором непозволительно вопрошать. Древние отцы вспоминали в своих молитвах умерших, но сдержанно и нечасто, словно по обязанности^ паписты ставят этот предрассудок впереди всех дел милосердия.
Мне даже было бы нетрудно привести несколько свидетельств древних, в которых отвергаются молитвы за усопших, принятые в их время. Так, св. Августин говорит, что все ожидают воскрешения плоти и вечной жизни; но покой после смерти снизойдёт лишь на тех, кто его достоин. И поэтому покой сразу после смерти обретут все верующие — подобно про-
аАвгустин. Исповедь, IX, XI, 27; XIII, 37 (МР1_, XXXII, 775, 779 р.). ьЕго же. О попечении о мёртвых (Ое сига рго тогилв), XI, 3 (МР1_, XI, 593). сЕго же. Энхиридий к Лаврентию, 1.Х1Х (МР1_, ХЦ 265); О граде Божием, XXI, XXVI, 4 (МР|_, ХЫ, 745).
аЕго же. Энхиридий к Лаврентию, СХ (МР1_, XI, 283 р.).
рокам, апостолам и мученикама 28. Но если их ожидает такой удел, то что ещё, спрашиваю я вас, могут дать им наши молитвы?
Я не буду говорить о тяжких суевериях, которыми паписты заморочили простых людей, хотя есть немало такого, в чём их можно было бы обвинить, тем более, что им нечем прикрыться и отвергнуть обвинение в самом гнусном обмане, который когда-либо совершался. Я оставляю в стороне мерзкую торговлю, предметом которой ради собственной выгоды они сделали души людей, пока мир пребывал в изумлении. Если бы я начал это делать, я бы никогда не закончил. Но и без того верующим достаточно сказанного мною, чтобы решить эти вопросы в согласии со своей совестью.
Глава VI*
О ЖИЗНИ ХРИСТИАНИНА, И ПРЕЖДЕ ВСЕГО О ТОМ, КАК НАСТАВЛЯЕТ О НЕЙ СВЯТОЕ ПИСАНИЕЬ
аАвгустин. Трактат о Евангелии от Иоанна, XLIX, 10 (MPL, XXXV, 1751).
* Главы VI—X изданы на русском языке отдельной книгой: Жан Кальвин. О христинской жизни. Пер. с франц. Н.В.Ревуненковой. — М: Протестант, 1995. — 128 с. — Прим. перев.
ЬВ предыдущих изданиях эта глава и четыре следующих (VII — X), посвященные жизни христианина, составляли последнию главу «Наставления» и являлись как бы его заключением. Эта последняя глава на латинском языке под заглавием «De vita hominis christiani» впервые была опубликована в 1539 г. и в последующих изданиях не претерпела каких-либо изменений. Она вышла отдельным изданием на французском языке у Конрада Бадиуса в Женеве в 1545 г. («Traictй trиs excellent de la vie chrestienne») и была переиздана в 1551 г. Э.Думерг, основываясь на свидетельстве Пьера де ла Пласа (Pierre de la Place), бывшего в то время студентом в Пуатье, полагает, что имелось ещё одно латинское издание, появившееся до июля 1540 г. См. Doumergue Е. Jean Calvin, les hommes et les choses de son temps. Lausanne, 1899-1927, vol. 1-7; v. 4, p. 288). — Прим. франц. изд.
CB латинской версии — «симметрию» (symmetria). — Прим. франц. изд.
I. Мы говорили, что цель нашего возрождения состоит в том, чтобы установить в нашей жизни гармонию (mйlodie)0 и согласие между Божьей справедливостью и нашим послушанием и тем самым подтвердить усыновление, в котором Бог принял нас как своих детей. Хотя Божий Закон уже заключает в себе обновление жизни, благодаря которому в нас восстанавливается образ Божий, мы по причине нашей медлительности и ле-
ни нуждаемся в неких стрекалах и в помощи. Поэтому из различных фрагментов Писания полезно извлечь указания относительно устройства нашей жизни, дабы люди, стремящиеся обратиться к Богу, не сбились с пути, поддавшись безрассудным страстям.
Намереваясь научить христианской жизни, я сознаю, что вступаю в обширную, полную разнообразных проблем сферу, изложение которой могло бы составить целый громадный том, если бы я пожелал обо всём рассказать подробно. Ведь мы знаем, насколько многословны были прежние учители, когда рассматривали только какую-то одну добродетель. И дело здесь не в чрезмерной словоохотливости. Какую бы добродетель мы ни стали восхвалять и наставлять в ней других, сведения о ней так обширны, что вопрос не представляется исчерпанным, пока мы не произнесём огромного количества слов. Поэтому моё намерение не в том, чтобы подробно излагать разработанное мною учение о жизни, детально описывать каждую добродетель или сочинять пространные поучения. Их можно найти в других книгах, прежде всего в гомилиях, то есть в обращенных к народу проповедях прежних учителей.
Я же довольствуюсь тем, чтобы показать некий план, следуя которому христианин наверняка придёт к верной цели — правильному устроению своей жизни. Мне будет достаточно кратко изложить общее правило, некое мерило, с которым он сможет соотносить каждый свой поступок. Возможно, мне ещё представится случай привести все те логические построения, которые содержались в проповедях древних учителей*; однако наше нынешнее предприятие требует простого и по возможности краткого изложения.
аВ латинской версии имеется существенное добавление: «…или побудить других выполнить труд, к которому я теперь не готов. По естественной склонности я люблю краткость и, когда хочу рассуждать подробно, не достигаю своей цели. Даже если за многословие я мог бы заслужить большее одобрение, я вряд ли бы решился на него». — Прим. франц. изд.
Философы исходят из общих понятий (ont quelques fins) честности и праведности (droiture), из которых они выводят конкретные обязанности и добродетельные поступки; подобное мы наблюдаем и в Св. Писании, однако там это сделано гораздо лучше и убедительнее, чем у философов. Разница в том, что философы, исполненные честолюбия, придали своему изложению блестящую форму, дабы выставить напоказ
