действия представлялись хорошими, по своим намерениям они были грехома.

Св. Августин заключает, что все среди язычников имели на себе грех, хотя внешне обладали добродетелями, ибо, лишённые света веры, они не направляли дел, почитавшихся добродетельными, к должной целиь.

Если верны слова св. Иоанна, что вне Сына Божьего нет жизни (1 Ин 5:12), то все те, кто не причастен ко Христу, кем бы они ни были и что бы ни делали или ни пытались делать, на протяжении всей своей жизни лишь устремляются к гибели, к хаосу и к осуждению на вечную смерть. По этой причине св. Августин говорит: «Наша религия отличает праведных от неправедных не мерилом дел, но мерилом веры, без которой дела, кажущиеся добрыми, обращаются в грех»с. Он же очень верно сравнивает жизнь таких людей с уклонением от верной дороги. Потому что чем быстрее человек бежит от неё, тем больше отдаляется он от цели и тем плачевнее его положение. И Августин заключает, что лучше с трудом двигаться по правильной дороге, чем с лёгкостью бежать вне её(1. Наконец, поскольку нет освящения вне общения со Христом, то очевидно, что они подобны дурным деревьям. Они могут приносить красивые плоды и даже издавать сладкий аромат, но они не могут приносить плодов добрых. Отсюда мы ясно видим, что всё, о чём человек думает, что замышляет, предпринимает и творит, не будучи примирён с Богом, — проклято. И не только не имеет никакого значения для оправдания, но, скорее, заслуживает осуждения. И можно ли вообще спорить об этом как о какой-то сомнительной вещи, когда всё уже решено свидетельством апостола, сказавшего, что без веры угодить Богу невозможно (Евр 11:6)?

Дело станет ещё яснее, если мы сопоставим благодать Бога, с одной стороны, и естественное состояние человека, с другой. Писание громко и ясно объявляет о том, что Бог не обнаруживает в самом человеке ничего, что побуждало бы его к добру, но что Он сам приходит к человеку по своему безвозмездному великодушию. Ибо на что способен мёртвый, чтобы вернуться к жизни? А ведь когда Бог просвещает человека и даёт ему познать свою истину, то можно сказать, что Он воскрешает его из мёртвых и творит новое создание (Ин 5:25 и др.). Нам часто показывают, что именно так проявляется великодушие к нам Бога. Особенно хорошо об этом сказа-

аАвгустин. Против Юлиана, IV, III, 16 р., 21 (MPL, XLIV, 744 р.). ьТам же, 25-26 (MPL, XLIV, 750 р.).

сАвгустин. Против двух посланий пелагиан (Бонифацию), III, V, 14 сл. (MPL, XLIV, 597 р.). dEro же. Толк, на Пс 31, II, 4 (MPL, XXXVI, 259 р.).

но у апостола: «Бог, богатый милостью, по Своей великой любви, которою возлюбил нас, и нас, мёртвых по преступлениям, оживотворил со Христом» (Эф 2:4-5). В другом месте, показывая в образе Авраама всеобщее призвание верующих, он говорит: «…Богом, Которому он поверил, животворящим мёртвых и называющим несуществующее как существующее» (Рим 4:17). Если мы ничто, то что мы можем? Поэтому в истории Иова Бог одним ударом ниспровергает все наши претензии: «Кто предварил Меня, чтобы Мне воздавать ему? под всем небом всё Моё» (Иов 41:3). Изъясняя эти слова (Рим 11:34-36), св. Павел подводит нас к тому, чтобы мы не думали что-либо принести Богу, кроме нашего полного смятения и ничтожества.

Поэтому в ранее приведённом месте, дабы показать, что мы пришли к надежде спасения единственно по благодати Божьей, а не по нашим делам, он утверждает, что мы — Божье творение, возрождённое в Иисусе Христе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять (Эф 2:10). Он как бы говорит: кто из нас может похвалиться тем, что предварил Бога своею праведностью, тогда как наша способность делать добро впервые появилась благодаря дарованному Им возрождению? Ибо если исходить из нашей природы, то легче выжать масло из камня, чем добиться от нас од-ного-единственного доброго дела. Удивительно, что человек, обречённый на подобную низость, осмеливается что-то приписывать себе! Так что признаем вместе с благородным Божьим орудием, св. Павлом, что мы призваны святым призванием не по делам нашим, а по Божьему произволению и благодати (2 Тим 1:9). А также, что великодушие и человеколюбие Спасителя нашего Бога проявилось в том, что Он спас нас не по делам праведности, которые мы бы сотворили, но по своему решению и милости (Тит 3:4 сл.). Этим исповеданием мы лишаем человека последней капли праведности до тех пор, пока он не возрождён в надежде жизни милостью Божьей. Ибо если бы дела что-нибудь значили для оправдания, то было бы ложью говорить, что мы оправданы по благодати. Но апостол, конечно же, не был столь забывчив, чтобы, утверждая, что оправдание даётся даром, не вспомнить о сказанном им в другом месте: что благодать не была бы благодатью, если бы дела имели какое-то значение (Рим 11:6). А разве наш Господь Иисус хотел сказать что-то иное, когда объявил, что пришёл призвать грешников, а не праведников (Мф 9:13)? Если к спасению призваны только грешники, то зачем же мы ищем вход своей притворной праведностью?

6. Мне часто приходит на ум мысль, что для меня существует опасность нанести оскорбление Божьей милости, прилагая столько усилий к её защите, как будто она подлежит сомнению или недостаточно ясна. Но поскольку зло в нас столь велико, что не позволяет нам отдать Богу то,

Книга III Глава XIV

что Ему принадлежит, если только нас не принуждает к этому необходимость, то мне придётся задержаться на этом предмете дольше, чем хотелось бы. Однако, так как в Писании о нём говорится совершенно ясно, то я буду бороться более его словами, нежели своими собственными.

Так, Исайя, описав всеобщую гибель человеческого рода, прекрасно говорит о его восстановлении: «И Господь увидел это, и противно было очам Его… И видел, что нет человека, и дивился, что нет заступника; и помогла Ему мышца Его, и правда Его поддержала Его» (Ис 59:15 сл.). Где же наша праведность, если верно сказанное пророком, что нет ни единого человека, кто помог бы Богу в деле спасения? Так же представляет Господа и другой пророк, говоря о примирении с Ним грешника: «И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии» (Ос 2:19). Если союз86 такого рода, который очевидно есть первый наш союз с Богом, основан на Божьем милосердии, то для нашей праведности не остаётся никакого иного основания.

Я хотел бы спросить тех, кто хочет заставить нас поверить, будто человек способен предстать перед Богом с некими заслугами: существует ли какая-то праведность, кроме той, которая угодна Богу? Если думать так — безумие, то может ли исходить от врагов Бога что-либо угодное Ему, когда они Ему отвратительны со всеми их делами? Истина свидетельствует, что все мы — смертельные враги Бога и что между Ним и нами идёт открытая война (Рим 5:6; Кол 1:21) до тех пор, пока, будучи оправданы, мы не войдём в его милость. Если начало любви Бога к нам — это наше оправдание, то какие праведные дела могут ей предшествовать? Поэтому, дабы искоренить в нас это опаснейшее притязание, св. Иоанн настойчиво убеждает нас в том, что не мы первыми возлюбили Бога (1 Ин 4:10). Гораздо раньше тому же учил сам Господь устами пророка, говорившего, что Он возлюбит нас по благоволению, ибо его гнев отвратится от нас (Ос 14:5). Если Бог склонен любить нас по собственному благоволению, то Его, естественно, побуждают к этому отнюдь не наши дела.

*Синодальный перевод: «но омылись, но освятились, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего».

Невежественные люди понимают это лишь в том смысле, что никто не заслужил искупления, совершённого Христом, однако вступить в обладание им нам должны помочь добрые дела. Но истина в другом: несмотря на то, что мы искуплены Христом, мы по-прежнему остаёмся детьми тьмы, врагами Бога и наследниками его гнева, пока по данному даром призванию Отца не войдём в общение со Христом. Поэтому св. Павел говорит, что мы омылись и очистились от скверны только тогда, когда это очищение совершил в нас Св. Дух (1 Кор 6:11)*. И св. Пётр учит, что освящение от Духа ведёт нас к послушанию и окроплению кровью Христа (1 Пет 1:2). Если для очищения нас омывает кровь Христа через действие Духа, не станем думать, что до окропления мы были кем-либо иным, а не грешниками, погибающими вне Христа. Для нас должно быть очевидным, что начало нашего спасения подобно воскреснию из мёртвых. Ибо лишь тогда, когда нам дано ради Христа веровать в Него [Флп 1:29], мы начинаем переходить от смерти в жизнь.

7. Здесь идёт речь о людях второго и третьего рода — согласно делению, приведённому выше. Нечистая совесть, характерная для тех и других, является признаком того, что они ещё не возрождены Божьим Духом. А то, что они не возрождены, означает, что у них нет веры. Отсюда следует, что они не примирились с Богом и не оправданы его судом, поскольку доступ к этим благам люди получают только через веру. Как могут грешники, отчуждённые от Бога, совершить что-либо, что не будет омерзительно перед его судом? Известно, что все неверующие и в особенности лицемеры льстят себя безумной надеждой: хотя они знают, что сердца их полны скверны и всяческой нечистоты, но если они совершат несколько добрых внешних дел, то станут достойны того, чтобы Бог не презрел их. Отсюда проистекает смертельно опасное заблуждение, состоящее в том, что убеждённые в злобе и нечестии своего сердца не могут заставить себя признать свою абсолютную неправедность. Даже считая себя неправедными — потому что этого невозможно отрицать, — они всё-таки приписывают себе некую частицу праведности.

*В Синодальном тексте — «осквернившийся от прикосновения к мертвецу».

Бог красноречиво отвергает эту суетность устами пророка Аггея: «Спроси священников…: если бы кто нёс освящённое мясо в поле одежды своей и полою своею коснулся хлеба… или какой-нибудь пищи, — сделается ли это священным?» Священники ответили, что не сделается. Тогда Аггей спрашивает: «Если прикоснётся ко всему этому кто-либо осквернившийся в душе своей*, сделается ли это нечистым?» Священники ответили, что сделается. Тогда Господь велит Аггею сказать им: «Таков этот народ… предо Мною… и таковы все дела рук их! И что они приносят там, всё нечисто» (Агг 2:11-14). Бог желает, чтобы мы правильно восприняли это высказывание о нас и запечатлели его в памяти. Ибо ни один человек, сколь