а словами апостола. Пусть даже они, если им угодно, сто раз повторят, что это жертвоприношение бескровно. Я отвечу, что жертвоприношения не меняют своей природы по желанию людей и признаки их не зависят от человеческой воли. Иначе рухнуло бы священное и нерушимое Божье установление. Отсюда следует неколебимость установленного апостолом принципа: во всяком жертвоприношении требуется пролитие крови, и без пролития крови не бывает прощения [Евр 9:22].
6. Теперь рассмотрим четвёртый род воздействия мессы: она лишает нас плодов смерти Иисуса Христа, так как отнимает у нас знание и размышление об этой смерти. Ибо кто же станет думать, что искуплен смертью Иисуса Христа, если видит в мессе новое искупление? Кто поверит, что его грехи прощены, если видит новое прощение? И если нам скажут, что мы получаем в мессе прощение грехов только потому, что стяжали его Жертвой Христовой, такая уловка окажется неудачной. Ведь сказать так — всё равно что заявить, будто мы искуплены Иисусом Христом при условии, что выкупим себя сами. Так что это учение (о том, что когда мы во время мессы приносим Иисуса Христа в жертву Отцу, то этим жертвоприношением стяжаем прощение грехов и делаемся причастниками страстей Христовых) было посеяно служителями Сатаны; и как сатанинское учение до сего дня защищается словом, огнём и мечом. Чем остаётся в нём страдание Иисуса Христа? Всего лишь образцом искупления, по которому мы учимся быть собственными искупителями! Сам Христос, желая удостоверить для нас в Вечере прощение грехов, не останавливается на таинстве, а отсылает нас к своей смертной Жертве. Вечеря, указывает Он, установлена в памятование того, что искупительная Жертва, призванная удовлетворить Бога, будет принесена лишь однажды. Ибо для того, чтобы наша вера была привержена Кресту Христову, недостаточно знать, что Иисус Христос — единственная Жертва, способная примирить нас с Богом. Необходимо добавить, что эта жертва была принесена лишь однажды.
7. Наконец, перехожу к последнему «благу» мессы: оно состоит в том, что она отнимает у нас, разрушает и уничтожает Святую Вечерю, в которой Господь запечатлел память о Своём страдании. В самом деле, Вечеря есть дар Божий, который надлежит с благодарностью принимать. Нам же, напротив, представляют жертвоприношение мессы как плату Богу, которую Он получает от нас в удовлетворение. Между таинством Вечери и жертвоприношением такая же разница, как между «получать» и «давать». И человек, несомненно, выказывает достойную презрения неблагодарность, когда вместо того, чтобы с признательностью принять щедрые дары божественной доброты, хочет заставить Бога поверить, будто Он — его должник. Таинство нам обещает, что смертью Иисуса Христа мы будем возвращены к жизни; причём эта смерть будет животворить нас не один раз, а постоянно, потому что в ней свершилось всё необходимое для нашего спасения.
Жертвоприношение мессы означает совсем иное: дескать, необходимо ежедневно приносить в жертву Иисуса Христа, чтобы нам была от этого какая-нибудь польза. Вечерю должно предлагать и раздавать в общем собрании Церкви, дабы она наставляла нас в общении, через которое мы все соединяемся с Иисусом Христом. Жертвоприношение мессы разбивает и разрушает эту общность. Ибо утвердилось ошибочное мнение, будто необходимы священники, которые бы приносили жертвы за народ, — словно Вечеря была предназначена исключительно для них! После этого она перестала преподаваться Церкви верующих, вопреки заповедям Господа. Так была открыта дорога частным мессам, которые являют скорее разобщённость, чем общность, установленную Господом: ведь священник и жрец, поглощая свою жертву, отделяется от всего народа верующих. Чтобы никого не ввести в заблуждение, поясню: я называю частной всякую мессу, где верующие никоим образом не участвуют в Вечере, сколько бы их ни присутствовало в качестве зрителей.
8. Что касается наименования «месса», я никогда не смог бы определить, откуда оно пошло, если бы не казалось (на мой взгляд) весьма вероятным, что оно происходит от приношений, которые совершаются во время Вечери. По этой причине древние учители употребляют его в множественном числе. Но оставим вопрос о названии. Я утверждаю, что частные мессы противны установлению Христову и потому являются профанацией Святой Вечери. Что нам заповедал Господь? Взять хлеб и разделить его между собою [Лк 22:17]. А что говорит об этом св. Павел? Что преломление хлеба заповедано нам в приобщении Тела Христова (1 Кор 10:16). Но если один человек ест этот хлеб в одиночку, не деля его с другими, что здесь похожего на предписание Христа?
Наши противники заявляют, что священник поступает так от имени всей Церкви. Я спрашиваю; по какому праву? Разве это не явная насмешка над Богом, когда один человек обособленно совершает то, что должно совершаться сообща в собрании верующих? Слова Иисуса Христа и св. Павла достаточно ясны. Посему мы можем сделать простой вывод: везде, где хлеб преломляют не для того, чтобы разделить его между христианами, перед нами не Вечеря, а лишь её ложная, искажённая, испорченная видимость. Но такая ложная видимость есть разрушение и порча, а порча столь великого таинства не может не быть нечестивой. Следовательно, частные мессы являются злостным и вредным обманом. Если однажды уклониться от прямого пути, то один порок порождает другой. После того как утвердился обычай приносить дары без причащения, мало-помалу вошло в обыкновение петь бесконечные мессы по всем закоулкам храма. Таким образом, народ отвлекался то туда, то сюда вместо того, чтобы собраться в одном месте для принятия Таинства своего единства.
Далее, пусть паписты опровергнут (если сумеют), что это не идолопоклонство — предъявлять в мессах хлеб, чтобы поклоняться именно ему. Напрасно ссылаются они на обетование, что хлеб есть свидетельство Тела Христова. Какой бы смысл ни усматривали мы в словах: «Сие есть Тело Мое», — они были сказаны не для того, чтобы нечестивый святотатец, без Бога, без Закона, без веры и без совести претворял и превращал хлеб в тело Иисуса Христа всякий раз, когда ему заблагорассудится, и злоупотреблял им по своему усмотрению. Нет, они были сказаны для того, чтобы верующие, соблюдая заповедь Своего Учителя Иисуса Христа, поистине причащались Ему в Вечере.
9. В самом деле, это порочное извращение не было известно нигде в древней Церкви. И хотя наиболее упорные из папистов прикрываются древними учителями, недобросовестно ссылаясь на их свидетельства, тем не менее, как полуденное солнце, ясно, что их образ действий совершенно противоположен древнему обычаю. Он представляет собой злоупотребление, обнаружившееся в эпоху, когда всё в Церкви подверглось искажению и порче. Но прежде чем закончить, спрошу наших учителей мессы: если им известно, что повиновение Богу лучше всяких жертв и что Бог требует скорее послушания гласу Своему, чем жертвоприношения (1 Цар 15:22), как могут они думать, будто Ему приятны такого рода жертвы, не подтверждённые ни одной заповедью и ни единым словом Писания? Кроме того, они слышали, что сказал апостол: никто не должен приписывать и присваивать себе имени и чести священства, но только призываемый Богом, как Аарон (Евр 5:4). Сам Иисус Христос принял эту честь не от Себя, а повинуясь призванию Отца. Поэтому наши противники должны либо доказать, что их священство создано и установлено Богом, либо признать свой священнический сан и звание идущими не от Бога. Ибо они сами, не будучи призваны, по собственной дерзости присвоили его себе. Но они не смогли бы привести в защиту своего священства ни одной буквы Писания. Каковы же тогда их жертвы — ведь подлинные жертвы не могут быть принесены без священника?
10. Если кто-либо, ссылаясь на авторитет древних, захочет доказать, что приносимое во время Вечери жертвоприношение следует понимать иначе, чем это изложено у нас, и в подтверждение приведёт обрубленные, искалеченные изречения отцов, я отвечу на это кратко. Древние не должны привлекаться к доказательству папистского измышления относительно жертвоприношения мессы. Да, они употребляют слово «жертвоприношение». Но тут же поясняют, что имеют в виду памятование истинного и единственного жертвоприношения, совершённого Иисусом Христом на кресте, и неизменно называют Его нашим единственным Священником (Sacrificateur). Св. Августин говорит: «Евреи, принося в жертву неразумных животных, упражнялись в пророчестве Жертвы, принесённой Иисусом Христом. Христиане в приношении и причащении Тела Иисуса Христа празднуют память уже совершённого жертвоприношения» (Августин. Против Фауста-манихея, XX, 18 (MPL, XLII, 382-383)). Эта же мысль более полно выражена в книге, озаглавленной «О вере, Петру диакону» и приписываемой св. Августину. Там сказано: «Считай за истину и нисколько не сомневайся, что Сын Божий, сделавшись человеком ради нас, принёс Себя Богу, Отцу Своему, в благоуханную Жертву. Во времена Ветхого Завета Ему приносили в жертву скот, а теперь предлагают жертву хлебом и вином. В этих телесных дарах явлен образ Плоти Христовой, которую Он должен был принести в Жертву за нас, и Его Крови, которую Он должен был пролить во искупление наших грехов. В жертвоприношении, которое мы совершаем, — благодарение и памятование Плоти Христовой, за нас отданной, и Крови Его, за нас пролитой» (Fulgentius [подлинный автор]. De fide, ad Petrum, XIX (MPL, LXV, 699); Кальвин ссылается на произведение, весьма схожее с указанным: Псевдо-Августин. О вере, Петру диакону (MPL, XL, 772)).
На этом основании св. Августин неоднократно именует Вечерю хвалебной жертвой (Августин. Письма, 140 (О благодати Нового Завета, Гонорату), XVII, 46 (MPL, XXXIII, 557); В защиту Закона и Пророков, I, XVIII, 37; XX, 39 (MPL, XLII, 624, 626)). И не единожды мы обнаружим в его книгах, что Вечеря называется жертвоприношением именно потому, что является памятованием, образцом и свидетельством истинного и единственного жертвоприношения, которым искупил нас Иисус Христос (Августин. Против Фауста-манихея, XX, 21 (MPL, XLII, 385); Толк. На Пс 110/111, 1 (MPL, XXXVI, 73); Против Адиманта, XIII, 3 (MPL, XLII, 144)).
Ещё одно примечательное место содержится в четвёртой книге трактата «О Троице». Здесь св. Августин, говоря о единственном жертвоприношении, приходит к следующему выводу. Нужно рассмотреть четыре вопроса: кто приносит жертву, кому приносит, что приносится в жертву и за кого. Итак, наш Посредник Сам, и только Сам принёс Себя в Жертву Отцу, чтобы стяжать для нас Его благоволение. Он соединяет нас в Себе в одно целое, отдавая Себя в Жертву за нас. Он Сам был и Жертвой, и Тем, Кто приносил Жертву (Августин. О Троице, IV, XIV, 19 (MPL, XLII, 901)). С этим согласен и св. Иоанн Златоуст (Иоанна Златоуст. Послание к евреям, гомилия XVII, 3 («Итак, Сам Он — и Жертва, и Жрец, и Приношение») (MPL, LXIII, 130 p.)).
11. Что касается священства (sacrificature) Иисуса Христа, то древние отцы ставили его настолько высоко, что св. Августин объявил словом Антихриста именование пастыря или епископа посредником между Богом
