неопровержимо доказанное выше, а именно: власть устанавливать таинство принадлежит одному только Богу. Ибо таинство должно заключённым в нём Божьим обетованием обнадёживать и утешать души верующих. Но они не могут получить такую уверенность и утешение от слов человека. Таинство должно быть для нас свидетельством благоволения Божьего. Но ни человек, ни Ангел не может сам от себя быть свидетелем, ибо никто не был советником у Бога (Исх 40:13; Рим 11:34). Лишь Он один свидетельствует словом Своим о том, что в Нём. Таинство есть печать, скрепляющая Завет и обетование Бога. Но обетование Божье не могло бы скрепляться печатью телесных и мирских вещей, если бы они не были предназначены к тому силой Божьей. Поэтому человек не может учреждать таинства, ибо не в силах человеческих сокрыть столь высокие Божьи тайны в столь низких предметах. Для того чтобы таинство стало таинством, ему должно быть предпослано слово Божье, как очень верно сказано у св. Августина (Августин. Трактат о Евангелии от Иоанна, 3 (МРL, XXXV, 1840)).
Далее, если мы не хотим впасть в абсурд, необходимо отличать таинства от других обрядов. Апостолы молились коленопреклонёнными (Деян 9:40; 20:36). Будет ли это для нас таинством? Древние перед молитвой обращались лицом к востоку. Следует ли нам считать таинством зрелище восходящего солнца? В Писании воздевание рук сопряжено с молитвой (1 Тим 2:8). Должны ли мы и из этого сделать таинство? Если рассуждать таким образом, то таинством оказался бы любой жест святых.
3. Если наши противники захотят загнать нас в угол ссылкой на авторитет древней Церкви, я скажу, что их довод несостоятелен. Ибо ни у одного учителя Церкви нельзя найти упоминания о наличии именно семи таинств; и невозможно выяснить, когда о них впервые зашла речь. Я согласен с тем, что учители Церкви несколько вольно обращаются с этим словом («таинство»), употребляя его по всякому поводу. Но они обозначают им все без различия обряды, принятые в христианстве. Когда же речь идёт о знаках, призванных служить свидетельствами милости Божьей, отцы ограничиваются этими двумя таинствами: Крещением и Евхаристией. А чтобы не создавалось впечатления, будто я ложно ссылаюсь на древних, приведу в подтверждение моих слов несколько свидетельств св. Августина. Так, он пишет Януарию: «Хочу, чтобы ты знал, что Господь наш Иисус Христос, как Сам Он говорит в Писании, возложил на нас благое иго и лёгкое бремя [Мф 11:29-30]. И поэтому Он предписал христианской Церкви малое число таинств, нетрудных для соблюдения и превосходных по значению: Крещение, посвящённое имени Троицы, и Причащение телу и крови Господа, а также некоторые заповеди, данные в Писании» (Августин. Письма, 54 (Януарию), I, (MPL, XXXIII, 200)). И ещё, в книге «О христианском учении»: «После воскресения Господа мы имели немного знаков, удостоверенных Им и его апостолами. И те, которые мы имели, легки для соблюдения, достойны и превосходны по значению: Крещение и празднование Тела и Крови Господа» (Августин. О христианском учении, III, IX, 13 (MPL, XXXIV, 71)). Почему же св. Августин не упоминает здесь пресловутого числа «семь», в которое паписты вкладывают столь таинственный смысл? Можно ли поверить, чтобы он умолчал о нём, если бы оно уже установилось в Церкви? Ведь он придавал очень большое значение числам — быть может, даже большее, чем следует (Августин вслед за Амвросием переводит слова Экклезиаста (7:25): «ut … quaererem sapientiam et numerum» (Вульгата; Синодальный перевод: «изыскать мудрость и разум») как «мудрость и число (numerum)» — О свободном решении, II, VIII, 24 (МРL, XXXII, 1253). В другом месте он рассматривает «семена», или «семенные логосы» (rationes seminates), которые Бог заключил в творения в виде чисел. Эти числа влекут за собой и разворачивают во времени действующие сипы, которые были вложены Богом в Его создания, прежде чем Он предался отдыху в День седьмой (О Книге Бытия в буквальном смысле, V, VII, 20. — МРL, XXXIV, 328). По-видимому, здесь Августин находился под влиянием пифагорейского учения о том, что бытие есть число. См. также его рассуждения о числе «четыре» применительно к четвёртому дню творения и о совершенстве числа «семь» в связи с Седьмым днём — днём отдыха (там же, II, XIII, 26; IV, VII, 13-14. — МРL, XXXIV, 273, 301 еtс.). Подобные метафизические спекуляции с оттенком гностицизма быпи очевидно чужды трезвому мышлению Кальвина.).
Однако Августин, назвав Крещение и Вечерю, молчит об остальных. Не означает ли это, что два указанных знака имеют первостепенную важность и достоинство, а все остальные обряды следует отнести к какому-то низшему разряду? И поэтому я утверждаю, что папистскому учению о семи таинствах противостоит не только слово Божье, но и древняя Церковь, хотя паписты делают вид, будто она согласна с ними.
О конфирмации
4. В древние времена в Церкви существовал порядок, согласно которому дети христиан, достигнув так называемого сознательного возраста, представали перед епископом для исповедания своей христианской веры — так, как это делали при крещении новообращённые язычники. Ибо когда взрослый человек хотел креститься, он некоторое время получал наставление, пока не становился способен исповедовать свою веру перед епископом и всем народом. Точно так же дети, крещёные в младенчестве (и потому не произносившие исповедания веры при крещении), по достижении определённого возраста вновь представали перед епископом и держали экзамен в то время в форме катехизиса. А чтобы придать большее достоинство и величие этому акту, его сопровождали церемонией возложения рук. Так подросток, дав подтверждение своей вере, отсылался с торжественным благословением.
Древние учители часто упоминают этот обычай. Например, римский епископ Лев пишет: «Пусть отвратившийся от ереси не подвергается повторному крещению, но пусть через возложение рук епископа ему будет сообщена сила Святого Духа, которой у него прежде не было» (Leo I. Epistolae, 166 (ad Leonem), II (MPL, LIV, 1194)).
Здесь наши противники возопят, что эта церемония по праву должна именоваться таинством, ибо в ней подаётся Св. Дух. Но в другом месте Лев разъясняет смысл своих слов. А именно: человек, получивший крещение от еретиков, не должен перекрещиваться. Но пусть он получит «подтверждение» («конфирмацию») через возложение рук и молит Бога о ниспослании Святого Духа, ибо прежде он получил только форму крещения, но не освящение (Idem. Epistolae, 159 (ad Nicetam), VII, (MPL, LIV, 1138 B p.)). О том же обычае упоминает св. Иероним в трактате «Против люцифериан» (Hieronymus. Contra Luceferianos, 8 (MPL, XXIII, 172 p.)). И хотя он ошибается, называя его апостольским установлением, тем не менее он весьма далёк от безумных фантазий нынешних папистов. К тому же Иероним уточняет свою мысль, добавляя, что такое благословение дозволялось совершать только епископам, причём скорее в знак почёта, чем в силу необходимости (Ibid., 9 (MPL, XXIII, 172 p.)).
Что касается меня, то я всячески приветствую такое возложение рук, когда оно совершается просто как форма молитвы, и был бы весьма доволен, если бы оно практиковалось сегодня в чистоте и вне суеверий.
5. Но те, кто пришёл позднее, извратили и предали забвению это древнее установление. Они заменили его какой-то рождённой в их головах конфирмацией (В православии конфирмации как таковой не существует. Ей в некоторой степени соответствует миропомазание, совершаемое сразу после крещения (однако оно также считается отдельным таинством)) и заставили считать её таинством Божьим. А чтобы ввести весь мир в заблуждение, они выдумали, будто её сила состоит в том, что в добавление к благодати, данной при крещении для прощения грехов, она подаёт Св. Духа в укрепление на брань тех, кто в крещении был возрождён к жизни. Конфирмация совершается посредством миропомазания и произнесения следующих слов: «Помечаю тебя знаком Святого креста и укрепляю помазанием спасения, во имя Отца и Сына и Святого Духа». Всё это прекрасно и замечательно. Но где то Слово Божье, которое обещало бы здесь присутствие Св. Духа?
Наши противники не смогут его указать. Что же заставит нас поверить, что их миро есть сосуд Св. Духа? Мы видим масло — вязкую жидкость, и более ничего. Для того чтобы таинство было таинством, говорит св. Августин, к мирскому элементу должно прибавиться Слово (Августин. Трактат о Евангелии от Иоанна, LXXX, 3 (MPL, XXXV, 1840)). Так пусть предъявят нам это Слово, если они хотят, чтобы мы видели в масле нечто большее, чем просто масло! Если они признают себя, как должно, служителями таинств, нам не о чем спорить. Первое правило служителя — ничего не совершать без заповеди. Пусть предъявят заповедь поступать так, как они поступают, — и я не стану продолжать дискуссию. Но если такой заповеди у них нет, им не найти оправдания для своей кощунственной дерзости.
По той же причине Господь спрашивал у фарисеев, откуда было крещение Иоанново: с небес или от человеков? Если бы они ответили: от человеков, — то объявили бы его тщетным и не имеющим силы. Если бы сказали: с Небес, — то вынуждены были бы признать учение Иоанна. Поэтому из опасения оклеветать Иоанна они не отважились заявить, что его крещение от человеков (Мф 21:25-27). Точно так же и конфирмация, если она от человеков, тщетна и не имеет силы. Если же наши противники хотят доказать, что она от Небес, — пускай доказывают.
6. Они защищаются ссылкой на пример апостолов, которые, как они утверждают, никогда не поступали опрометчиво (Innocentius III. Registrum epistolarum, VII, 3 (MPL, CCXV, 285c). Иоанн Златоуст. О деяниях апостолов, гомилия XVIII, 3 (MPG, LX, 145) — Иннокентий III в декреталии «De sancta unione» цитирует Деян 8:14 сл. Иоанн Златоуст рассматривает этот фрагмент вне связи с конфирмацией.).
Согласен. И мы не выступали бы против папистов, если бы они могли доказать, что являются подражателями апостолов. Но что делали апостолы? Св. Лука передаёт в Деяниях, что «находившиеся в Иерусалиме Апостолы, услышавши, что самаряне приняли слово Божие, послали к ним Петра и Иоанна, которые, пришедши, помолились о них, чтобы они приняли Духа Святого; ибо Он не сходил ещё ни на одного из них, а только были они крещены во имя Господа Иисуса». Помолившись, апостолы возложили руки на самарян, и через это прикосновение те приняли Святого Духа (Деян 8:14-17). И в других местах Деяний апостолов Лука несколько раз упоминает о возложении рук.
Я понимаю, что сделали апостолы, а именно: они верно исполнили своё служение. Господь пожелал, чтобы видимые и чудесные дары Св. Духа, которые Он изливал в то время на свой народ, подавались апостолами через возложение рук. Но я не вижу в этом обряде никакого возвышенного таинства. Думаю, что для апостолов
