не обратив к Богу. Это сказано для сравнения, чтобы явственнее возвеличить приток Божьей милости, которой самому Законодателю, словно Он стал новой Личностью, было угодно украсить проповедь Евангелия, чтобы прославить царство Христа своего. Ибо если мы посмотрим на множество людей, которых Он проповедью своего Евангелия собрал из всех народов и возродил своим Духом, то обнаружим, что число тех, кто всем сердцем принял учение Закона, было так мало, что его с этим множеством просто невозможно сравнивать. Хотя на самом деле, если взять израильский народ вне сравнения с Христианской Церковью, то в те времена было много истинно верующих.
9. Четвёртое различие связано с третьим и вытекает из него. Св. Писание называет Ветхий Завет союзом рабства, так как он порождает в сердцах людей страх и трепет. Новый Завет — союз свободы, ибо он утверждает их в уверенности и доверии. Об этом говорит св. Павел в Послании к римлянам: «Вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: „Авва, Отче!»» (Рим 8:15). То же самое имеет в виду автор Послания к евреям, когда говорит, что верующие приступили ныне не к видимой горе Синай, пылающей огнём, где гром, буря, молнии, как это видел народ Израиля, когда всё внушало ему ужас до такой степени, что и сам Моисей убоялся. А теперь Бог не говорит с нами страшным голосом, как прежде, но мы приступили к небесной «горе Сиону и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов» (Евр 12:18 сл.).
Мысль, которой мы коснулись, цитируя Послание к римлянам, более широко развёрнута в Послании к галатам, где св. Павел строит аллегорию, рассказывая о двух сыновьях Авраама следующим образом: Агарь, служанка,— образ горы Синай, где народ Израиля получил Закон; Сара, госпожа,— образ Иерусалима, откуда произошло Евангелие. Потомство Агари — рабское и не может наследовать, потомство Сары — свободное и должно получить наследство. Итак, Закон приводит нас в рабство, а Евангелие возрождает в свободе (Гал 4:22 сл.). Итог сказанного состоит в том, что Ветхий Завет был дан для устрашения совести, а Новый несёт радость и веселие. Первый держал совесть в оковах под игом рабства, второй облегчает и освобождает её.
Если нам возразят, что отцы Ветхого Завета, обладая тем же духом веры, что и мы, были, следовательно, причастны к той же радости и свободе, то мы ответим, что они имели их не вследствие благого действия Закона — ибо сознавали, что он удерживает в рабстве и тревожит совесть,— но потому, что их прибежищем было Евангелие. К тому же мы отрицаем, что они обладали такой свободой и уверенностью, что их вовсе не коснулись страх и рабство, причиняемые Законом. Ибо, хотя они и пользовались преимуществами, полученными через Евангелие, но, как и прочие люди, были отягощены всеми установленными тогда предписаниями, бременами и путами. Поэтому, видя, что они были вынуждены строго соблюдать ритуалы, присущие педагогике, которую св. Павел уподобил рабству, и напоминавшие долговые расписки, в которых они признавали свою виновность перед Богом, не будучи в состоянии расплатиться с долгами, можно с полным правом сказать, что, в отличие от нас, они находились под бременем Завета рабства. Так обстоит дело, если взглянуть на порядок и способ действий, которые тогда избрал Господь в отношении народа Израиля.
10. Три последние сопоставления относятся к Закону и Евангелию. Поэтому в них под Ветхим Заветом следует понимать Закон, а под Новым — Евангелие. Первое проведённое нами сопоставление идёт дальше — в нём рассматривается положение древних отцов до Закона.
Св. Августин отрицает, что восходящие к тому времени обетования содержались именно в Ветхом Завете3, и его точка зрения верна. Он не имел в виду ничего другого, кроме того, чему учим мы. Ведь он обращался к тем же высказываниям Иеремии и св. Павла, которые мы процитировали и где Ветхий Завет противопоставлен учению о милости и милосердии. Ещё у него очень хорошо сказано о том, что все верующие, возрождённые Богом от начала мира и следовавшие его воле в вере и любви, принадлежат Новому Завету и что они полагали свою надежду не в плотских, земных и временных благах, но в благах духовных, небесных и вечных. И в особенности, что они уверовали в Посредника, через которого — в чём они не сомневались — им дан Святой Дух для утверждения в доброй жизни и даровано прощение всякого греха. Это именно то, что утверждаю я: все святые, которые, как мы читаем в Писании, были избраны Богом от начала мира, были вместе с нами причастниками тех благословений, которые даны нам для вечного спасения. Между разделением, проводимым св. Августином, и моим есть только одно различие: я подчёркиваю свет и ясность Евангелия в отличие от запутанности сказанного прежде него — в соответствии со словами Христа о том, что Закон и пророки до Иоанна, а с сего времени Царство Божие благовествуется (Лк 16:16)*. Августин же ограничивался различием между немощью Закона и силой Евангелия.
Относительно древних отцов необходимо ещё отметить, что, живя под бременем Ветхого Завета, они не останавливались на нём, но постоянно стремились к Новому и даже участвовали в нём искренним влечением сердца. Ибо все те, кто, удовлетворяясь внешней тенью, не возвышали свой ум до Христа, осуждены апостолом на слепоту и проклятие. И в самом деле, можно ли представить себе большее ослепление, чем надеяться на очищение от грехов путём убийства животного? Или искать омовения души в окроплении водой своего тела? Или желать умиротворить Бога ритуалами, не имеющими никакого значения, как будто Он услаждается ими? Мы уже не говорим о множестве других подобных вещей. В этом нелепом положении оказываются все те, кто, невзирая на Христа, попусту тратят силы на соблюдение Закона.
а Августин. Против двух писем Пелагия Бонифацию, III, 4 (MPL, XLIV, 591 p.).
Кальвин приводит менее точную ссылку (с точки зрения Синодального текста): Мф 11:13.— Прим. перев.
ii. Пятое различие, о котором мы говорили, что оно может быть добавлено к рассмотренным четырём, заключается в том, что до пришествия Христа Бог отделил один-единственный народ, с которым Он своею милостью заключил союз. «Когда Всевышний,— говорит Моисей,— давал уделы народам и расселял сынов человеческих, тогда поставил пределы народов по числу сынов Израилевых. Ибо часть Господа народ Его; Иаков наследственный удел Его» (Втор 32:8-9). В другом месте он так говорит народу: «Вот у Господа, Бога твоего, небо и небеса небес, земля и всё, что на ней; но только отцов твоих принял Господь и возлюбил их, и избрал вас, семя их после них, из всех народов» (Втор 10:14-15). Итак, наш Господь одному этому народу оказал честь познать Его, как будто он принадлежал Господу более других. Он заключил с ним союз. Он явил свою божественность в среде его и возвысил другими привилегиями. Оставим в стороне все прочие оказанные ему благодеяния и ограничимся той, о которой идёт речь: передав ему своё слово, Господь соединился с ним, чтобы называться его Богом и чтобы этот народ поклонялся Ему. Всем прочим народам Он попустил ходить своими путями в тщете и заблуждении, как будто они не имели с Ним никакой сколько-нибудь тесной связи (Деян 14:16), и не дал им целебного средства, которое могло бы им помочь,— проповеди слова своего. Поэтому Израиль назывался тогда возлюбленным сыном Божьим. Все прочие народы были Ему чужими. Израильский народ был признан Богом и встал под его защиту и покровительство, остальные народы были оставлены во мраке. О нём сказано, что он посвящен Богу, другие же народы именовались языческими. Он был почтён присутствием Бога, другие были лишены его.
Но когда пришла полнота времени (Гал 4:4), когда это состояние должно было быть исправлено и когда, говорю я, явился Посредник между Богом и людьми, разрушив преграду, которая долгое время заключала милость Божью внутри одного народа, то Он возвестил мир дальним, как и ближним, дабы, примирённые с Богом, они стали одним телом (Эф 2:14 сл.). Поэтому нет больше ни еврея, ни грека, ни обрезания, ни необрезания, «но всё и во всём Христос» (Кол 3:11; Гал 6:15). Все народы земли отданы Ему в наследие и пределы земли — во владение (Пс 2:8), чтобы без всякого разделения царствовал Он от моря до моря, от востока до запада (Пс 71/72:8 и др.).
12. В силу этого призвание язычников — ещё одно существенное отличие, показывающее превосходство Нового Завета над Ветхим. В древности оно было предсказано и засвидетельствовано во многих пророчествах, но его исполнение было отсрочено до пришествия Мессии. Даже Иисус Христос в начале своей проповеди не пожелал открыть двери язычникам, но отложил это до того времени, когда, исполнив всё, что было необходимо для нашего искупления, и пройдя через унижение, получил от Отца имя выше всякого имени, дабы пред Ним преклонилось всякое колено (Флп 2:9-10). Вот почему Он сказал хананеянке, что послан только к погибшим овцам дома Из-раилева (Мф 15:24). И когда Он посылал на проповедь своих первых апостолов, то запретил им преступать определённые границы: «На путь к язычникам не ходите и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева» (Мф 10:5-6).
Более того, хотя призвание язычников было засвидетельствовано столькими пророчествами, но, когда надо было начинать, эта задача показалась апостолам такой новой и странной, что они испугались её, словно какого-то неимоверного чуда. Несомненно, они выполняли её, преодолевая огромные трудности. И это неудивительно, потому что казалось необъяснимым, что Бог, так долго отделявший Израиль от других народов, вдруг, словно изменив свои намерения, устранил это разделение. Это было предсказано пророками, однако апостолы, видимо, прислушивались к ним не слишком внимательно, так что новизна предприятия сильно встревожила их. Примеры того, что они должны делать, прежде данные Богом, были недостаточны, чтобы избавить их от сомнений. Ибо Господь привлёк к своей Церкви малое число язычников, но, даже присоединяя их к ней, Он через обрезание включал их в состав народа Израиля, так что они становились как бы потомками Авраама. Тогда как посредством публичного призвания язычников, которое совершилось после вознесения Иисуса Христа, они не только были возвышены в чести до евреев, но, что гораздо важнее, заменили их на их месте. Более того, чужестранцы, которых Бог включил в Церковь, никогда не были уравнены с евреями. Поэтому не без основания св. Павел с вдохновением говорит об этой тайне, что она была
