мне подчинишься! Ты будешь всегда помогать мне. Это будет чудесно! Клянись, что ты будешь мне помогать!
Цезония (вне себя, меж ударами гонга). Мне не нужно клясться, я люблю тебя!
Калигула (по-прежнему). Ты сделаешь все, что я тебе скажу.
Цезония (по-прежнему). Все, Калигула, только остановись.
Калигула (продолжая бить). Ты будешь жестокой.
Цезония (плача) Жестокой…
Калигула (по-прежнему). Холодной и неумолимой.
Цезония. Неумолимой…
Калигула (по-прежнему). Ты тоже будешь страдать.
Цезония. Да, да, Калигула! Но я схожу с ума.
Входят ошеломленные Патриции и с ними дворцовая стража. Калигула ударяет в гонг последний раз, поднимает молоток и поворачивается к ним.
Калигула (обезумев). Входите все! Приблизьтесь! Я вам приказываю приблизиться! (Топает ногой. ) Император велит вам приблизиться. (Все подходят, полные ужаса. ) Быстрей! И ты, Цезония!
Он берет ее за руку, подводит к зеркалу и молотком неистово бьет по отражению, смеется.
Видишь? Больше – ничего! Ни воспоминаний, ни лиц тех, кто ушел. Ничего. Больше ничего. Но ты знаешь, что осталось. Приблизься. Смотри. Приблизьтесь. Смотрите.
Стоит перед зеркалом в гордой позе безумца.
Цезония (глядя в зеркало, с ужасом). Калигула!
Калигула, уткнув палец в зеркало, застывшим взглядом глядит на себя.
Калигула (торжественно). Калигула.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Сцена первая
Патриции у Кереи.
Первый патриций. Он оскорбляет наше достоинство.
Муций. Вот уже три года.
Старый патриций. Он сделал меня посмешищем на всю жизнь. Он называет меня «женушкой».
Муций. Вот уже три года.
Первый патриций. Каждый вечер, совершая прогулку, он заставляет нас бегать вокруг его носилок.
Второй патриций. И еще говорит, что бег полезен для здоровья.
Муций. Вот уже три года.
Старый патриций. Это нельзя извинить.
Третий патриций. Да, такое не прощается.
Первый патриций. Патрициан! Он конфисковал твое имущество; Сципион! он убил твоего отца; Октавий! он отобрал у тебя жену и теперь принудил ее работать в своем публичном доме; Лепидий, он убил твоего сына. И вы готовы все это стерпеть? Я сделал свой выбор. Я не могу колебаться меж риском и этой невыносимой жизнью в страхе и беспомощности.
Сципион. Убив моего отца, он определил мой выбор.
Первый патриций. Вы еще сомневаетесь?
Третий патриций. Мы с тобой. Он отдал наши места в цирке народу, чтобы еще больше нас уязвить, и довел нас до того, что мы должны драться с чернью.
Третий патриций. Шут гороховый.
Четвертый патриций. Вот уже три года.
Суматоха. Хватаются за оружие. Падает факел. Стол перевернут. Все устремляются к выходу. Входит бесстрастный Керея и останавливает их.
Сцена вторая
Керея. Куда это вы?
Керея. Понятно. И вы думаете, вас впустят?
Третий патриций. Мы не собираемся просить позволения.
Керея. Смотри-ка, как вы вдруг осмелели! Могу я, по крайней мере, присесть в своем собственном доме?
Дверь закрывается, Керея проходит к опрокинутому столу и усаживается на угол. Все поворачиваются к нему.
Керея. Это не так легко, как вам кажется, друзья. Страх не заменит вам отвагу и хладнокровие. Рано вы все это затеяли.
Третий патриций. Если ты не с нами – иди прочь. Но придержи язык.
Керея. Думаю, я все же с вами. Но у меня на то иные причины.
Третий патриций. Хватит болтать.
Керея (поднявшись). В самом деле, хватит. Я хочу внести ясность. Ибо хоть я и с вами, я не за вас. Ваши методы мне не по душе. Вы не знаете истинного своего врага, вы приписываете ему мелкие цели. А у него цели только великие! Вы идете навстречу собственной гибели. Сумейте вначале увидеть его таким, какой он есть. И тогда вы сможете с ним бороться.
Третий патриций. Мы видим, какой он есть! Самый сумасшедший из тиранов!
Керея. Не уверен. Сумасшедшие императоры нам не в новость. Но этот не такой уж сумасшедший. Я ненавижу его за то, что он знает, чего он хочет.
Первый патриций. Он хочет всем смерти.
Керея. Нет, ибо смерть для него – вещь второстепенная. Он поставил свое могущество на службу страсти более высокой и губительной. Он угрожает самой нашей сути. Бесспорно, это не первый случай, когда человек наделен властью безграничной, но это первый случай, когда он безгранично ею пользуется и доходит до того, что отрицает людей и мир. Вот что ужасает меня в нем, и вот с чем я хочу бороться. Потерять жизнь – пустяк, и мне достанет храбрости, когда это будет нужно. Но видеть, как теряется смысл этой жизни, как исчезает сама необходимость существования – вот что нестерпимо. Жить в бессмысленном мире нельзя.
Первый патриций. Месть – вот в чем смысл.
Керея. Да, и я буду мстить вместе с вами. Но не из участия к вашим маленьким унижениям, а для того, чтобы сразиться с великой идеей, торжество которой означает конец света. Мне все равно, если вас осмеют, но мне не все равно, если Калигула сделает то, о чем он мечтает, – и сделает все, о чем он мечтает. Он превратит свою философию в трупы, а к несчастью эта философия не приемлет контраргументов. Нужно бить, когда не можешь опровергнуть.
Третий патриций. Значит, нужно действовать.
Керея. Да, действовать нужно. Но вам не сломит власти, идя напролом, когда власть эта в полной силе. Можно бороться с тиранией. Но для этого надо научиться хитрить с бескорыстной злобой, надо потворствовать ей, ожидая, пока логика не превратится в слабоумие. Говорю вам еще раз: я с вами, но только на время. Потом у меня будут другие цели. Я лишь хочу восстановить мир во вновь сплоченном мире. Мною движет не честолюбие, но разумный страх: страх перед этим бесчеловечным лиризмом, согласно которому моя жизнь – ничто.
Первый патриций (приближаясь). Мне кажется, я понял. Или почти понял. Но в главном мы сходимся: основы нашего общества поколеблены. Для нас это прежде всего вопрос морали, не так ли? Семьи трепещут, всякий труд теряет уважение. Отечество проклято. Добродетель призывает нас на помощь. Можем ли мы не внять ее призывам? Патриции! Согласны ли вы бегать каждый вечер вокруг носилок Цезаря?
Старый патриций. Будете ли вы позволять, чтобы вас называли «моя дорогая»?
Третий патриций. И отбирали у вас жен?
Муций. И деньги!
Первый патриций. Керея, ты хорошо говорил. Ты хорошо сделал, что остановил нас. Рано действовать. Сегодня народ был бы еще против нас. Но, Керея, будешь ли ты с нами, когда придет время?
Керея. Да. Позволим Калигуле действовать. Даже будем подталкивать его по этой дороге. Организуем его безумие. Наступит день, когда он останется один на один с империей мертвецов – и родителей этих мертвецов.
Одобрительные возгласы. Снаружи – звуки трубы. Тишина. Из уст в уста одно слово: «Калигула!»
Сцена третья
Входят Калигула и Цезония. За ними следуют Геликон и стражники. Немая сцена. Калигула останавливается и смотрит на заговорщиков. В полном молчании переходит от одного к другому. Поправляет одному локон, оборачивается и некоторое время пристально глядит на другого. Смотрит на них еще, проводит рукой по глазами и, не сказав ни слова, выходит.
Сцена четвертая
Цезония (глядя на беспорядок. С иронией). Вы что – дрались?
Керея. Дрались.
Цезония (так же). И из-за чего вы дрались?
Керея. Что – неправда?
Цезония. Вы не дрались.
Керея. Значит, не дрались.
Цезония (улыбаясь). Так, может быть, стоит привести комнату в порядок? Калигула терпеть не может беспорядка.
Геликон (старому патрицию). Вы добьетесь того, что он проявит свой характер.
Старый патриций. А что мы ему сделали?
Геликон. Именно – ничего. Это и подозрительно. Трудно не обратить на это внимания. Поставьте себя на место Калигулы. (Пауза. ) Ведь вы замыслили тут небольшой заговор, не так ли?
Старый патриций. Что за чепуха? Почему он так думает?
Геликон. Он не думает, он знает. Но мне кажется, что в глубине души он и сам этого немножко хочет… Ну что ж, давайте наводить порядок.
Все суетятся. Калигула входит и наблюдает за ними.
Сцена пятая
Калигула (старому патрицию). Здравствуй, моя радость! (Остальным. ) Керея, я решил пообедать у тебя; Муций, я позволил себе пригласить твою жену.
Управитель хлопает в ладоши. Входит раб. Калигула его останавливает.
Минутку! Господа! Вы знаете, что государственные финансы держатся на ногах лишь потому, что к этому привыкли. Начиная со вчерашнего дня привычки этой, однако, недостаточно. С прискорбием сообщаю, что вынужден приступить к сокращению штатов. Для начала я решил пойти на большую жертву, которую вы наверняка оцените: отказаться от излишеств. Я намерен освободить нескольких рабов, а для необходимых мне услуг милостиво соглашусь использовать вас… Будьте любезны, соберите на стол.
Сенаторы смотрят друг на друга, колеблются.
Геликон. Ну что ж вы, господа? Немножко энтузиазма! Уверяю вас, спускаться по социальной лестнице куда легче, чем подниматься!
Сенаторы в нерешительности. Они делают несколько шагов.
Калигула (Цезонии). А какое наказание полагается ленивым рабам?
Цезония. Я думаю, кнут.
Сенаторы поспешно и неловко начинают устанавливать стол.
Калигула. Ну-ка! Дружней, дружней! (Геликону. ) Откуда у них растут руки?
Геликон. По правде говоря, они только и умеют, что указывать да бить. На первых порах с этим надо смириться. Нужен один день, чтобы воспитать сенатора, а чтобы воспитать работника – как минимум десять лет.
Калигула. А чтобы сделать работника из сенатора, боюсь, не хватит и двадцати.
Геликон. Рано или поздно это придет. У них есть способности. Услужливость у них в крови.
Один из сенаторов утирает пот со лба.
Ого, уже начали потеть! Это достижение.
Калигула. Хорошо. Не будем слишком требовательны. По справедливости говоря, все не так уж плохо. Кстати о справедливости: нам нужно поторопиться; я должен присутствовать на казни. О! Руфию повезло, что я проголодался. (Доверительно. ) Руфий – тот всадник, который должен умереть. (Пауза. ) Вы не спрашиваете, за что?! (Общее молчание. Во время паузы рабы приносят кушанья. Калигула, добродушно. ) Я вижу, вы поумнели. (Грызет оливку. ) Наконец-то вы поняли, что для того, чтобы умереть, не обязательно провиниться. Воины! Я доволен вами! Не так ли, Геликон?
Оставляет оливку и насмешливо смотрит на сенаторов.
Геликон. Конечно. Отличная армия. Но если ты хочешь знать мое мнение, они стали слишком умны. Они не хотят больше воевать. Если так будет продолжаться и дальше, империя рухнет.
Калигула. Логично. Ну, давайте отдохнем. Рассаживайтесь кто как хочет. Не нужно формальностей… Однако этому Руфию повезло, хоть, я уверен, он и не оценит отсрочку. А ведь несколько часов, выигранных у смерти,
