кризиса не будет. Всего лишь нарастают давления вдоль линий разлома. Но если ждать до землетрясения, то может случиться, что Япония окажется так же плохо подготовленной к будущему социальному и экономическому землетрясению, как к физическому землетрясению в Кобэ. До него японцы считали, что их строения более устойчивы к землетрясениям, чем в других странах, – но это оказалось неверным.
Как мы видели, нынешние формы торговли в Азиатско-Тихоокеанском регионе зависят от способности всех его стран получать большие торговые избытки с Соединенными Штатами, которые они могут использовать для оплаты своих больших торговых дефицитов с Японией. Но эта форма торговли не может продолжаться. В какой-то момент оба крупнейших экспортных рынка Японии – остальной Азиатско-Тихоокеанский регион и Соединенные Штаты – потерпят крах.
Японцы иногда говорят о торговой группе «перелетных гусей» в Азиатско-Тихоокеанском регионе, где Япония должна быть ведущим гусем (26). Если бы такая группа возникла, то было бы разумно постепенно устранить нынешнюю несбалансированность торговли в регионе (намного больше импортировать из других стран в Азиатско-Тихоокеанский регион), а не ждать, когда финансовый кризис внезапно положит конец этим формам торговли. Но в Японии нет признаков понимания этой проблемы.
Глобальное лидерство в многонациональном мире требует многонационального государства или по крайней мере общества, способного легко абсорбировать талантливых людей из различных этнических групп. Но Япония – крайне однородное в этническом отношении государство, так что труднее всего на свете ввести в эту систему (в страну, ее фирмы, ее университеты) талантливых людей неяпонского происхождения, добиться того, чтобы с ними обращались как с равными, и предоставили им равные шансы успеха (27). Даже этническому японцу, прожившему некоторое время вне Японии, например, в Бразилии, почти невозможно добиться реинтеграции в японское общество. С такими же проблемами сталкиваются дети бизнесменов, находящихся за границей. Посмотрите на высшую сотню управляющего персонала любой крупной японской фирмы и спросите, сколько из них неяпонцев. Превращение глобального спутника в глобального лидера потребует огромных изменений в японской культуре.
Чтобы стать лидером, надо также включить в игру индивидуальность и фундаментальные творческие способности. Копируя других, можно держаться на уровне и даже быть на 20% лучше. Когда уже сделаны главные открытия, можно просто лучше делать детали, чем те, кто впервые сделал эти открытия. Но нельзя стать лидером, будучи неспособным делать фундаментальные открытия, ведущие к созданию совершенно новых отраслей промышленности. Япония копирует американскую индустрию полупроводников, учится делать базовые кристаллы памяти со случайным доступом лучше американцев и занимает доминирующее место на рынке. Но Япония не изобретает микропроцессор, ставший основой полупроводниковой индустрии, и быстро теряет эту свою доминирующую позицию. Она побеждает в потребительской электронике, но теперь, когда персональные компьютеры сливаются с потребительской электроникой, она может проиграть более дешево работающим южным корейцам и более изобретательным в технике американцам.
Как видно в случае Китая, успех требует гораздо большего, чем способности изобретать новые технологии. Надо иметь социальные установки, побуждающие индивидов использовать эти новые технологии для построения нового общества, даже если они не могут знать, как будет выглядеть такое общество.
Перед прибытием адмирала Перри Япония экономически отстала, потому что японское королевство было закрыто от остального мира. В наши дни закрыт японский ум. Это не меньшее препятствие, чем прежнее. Нельзя преуспеть с умонастроением Срединной Империи, а теперь у японцев укрепилось как раз такое умонастроение.
Как правило, самые приспособленные к выживанию виды, находящиеся на вершине пищевой цепочки, ни о чем не должны беспокоиться. Эволюция происходит медленно и превращает их в еще лучшие, более доминирующие виды. Но в периоды кусочного равновесия наибольшая опасность угрожает как раз доминирующим видам. Когда окружение внезапно меняется, от самых приспособленных требуются наибольшие изменения. Японцы – наиболее приспособленный к выживанию вид. Поскольку от них потребуются наибольшие изменения, им надо беспокоиться больше всех.
Опасность состоит не в том, что капитализм развалится, как коммунизм. Капитализм не может развалиться без жизнеспособного конкурента, к которому люди могут перебежать, разочаровавшись в жизни при капитализме. Экономика фараонов, римлян, средневековья и мандаринов тоже не имела конкурентов и потому просто оставалась в застое в течение столетий, прежде чем в конце концов исчезла. Опасность – это не крах, а застой.
Периоды кусочного равновесия – это периоды большого оптимизма и большого пессимизма. Они гибельны для тех, кто очень силен в старой игре, – для динозавров. Миллионы лет превосходства исчезают в один миг. Эволюция на старых путях невозможна. Но для тех, кто силен в приспособлении к новым условиям и способен научиться новым играм, для млекопитающих, периоды кусочного равновесия несут с собой огромные возможности. Люди смогли взять на себя управление системой именно потому, что исчезли динозавры. Если бы динозавры продолжали править, то наши предки, вероятно, были бы съедены, и нас бы не было. Но в переходные моменты периода кусочного равновесия неизвестно, кто будет динозавром и кто млекопитающим. Это зависит от того, кто лучше приспособится к новому миру – а это станет достоверно известно лишь в будущем.
Присущие капитализму проблемы, видимые уже при его рождении (неустойчивость, растущее неравенство, люмпен-пролетариат), все еще ожидают решения, но ждет решения и ряд новых проблем, вытекающих из растущей зависимости капитализма от человеческого капитала и искусственных интеллектуальных отраслей промышленности. В эпоху искусственных интеллектуальных отраслей выиграют те, кто научится играть в новую игру, с новыми правилами, требующую новых стратегий. Завтрашние победители будут иметь свойства, очень непохожие на свойства нынешних победителей.
Технология и идеология потрясают основы капитализма двадцать первого века. Технология делает квалификации и знания единственным источником стойкого стратегического преимущества. Идеология, при содействии электронных средств информации, движется к радикальной форме краткосрочной максимизации индивидуального потребления. Это происходит как раз в то время, когда экономический успех будет зависеть от готовности и способности делать долговременные общественные инвестиции в квалификации, образование, знания и инфраструктуру. Если технология и идеология начинают расходиться, то остается только вопрос, когда произойдет общее землетрясение системы. Парадоксально, что как раз в то время, когда у капитализма не осталось общественных конкурентов – когда умерли его прежние конкуренты, социализм и коммунизм, – ему придется испытать глубокую метаморфозу.
Нетрудно утратить мужество и впасть в пессимизм, если подумать о том, что предстоит сделать, и сравнить это с медлительным, как движение ледников, темпом социальных изменений. Но такой пессимизм ошибочен. Социальные изменения происходят точно так же, как волны бьются о скалы на побережье штата Мэн. В каждый отдельный день побеждают скалы. Волны бросаются на них, и ничего как будто не происходит. Но мы знаем с полной достоверностью, что в конечном счете все эти скалы превратятся в песчинки. Каждый день волны проигрывают, но в долговременной борьбе они выиграют.
С нашим новым пониманием тектонических сил, меняющих экономическую поверхность Земли, и периода кусочного равновесия, который они создали, вернемся к проблеме построения капиталистического корабля, способного безопасно доставить нас в новую эру. Подобно Колумбу и его экипажу, все мы на борту доброго корабля «капитализм» плывем в новый неизвестный мир. Колумб был умен и знал, что мир круглый, но у него была ошибка в математике, и он считал мир меньшим – величиной лишь в три четверти подлинного. Он переоценил также сухопутное расстояние вдоль Азии, а потому сильно недооценил расстояние до Азии по морскому пути. Эта комбинация ошибок заставила его думать, что путь в Индию (как тогда называли Азию) составляет около 3 900 миль от Канарских островов, то есть примерно столько же, сколько путь в Америку. Принимая во внимание, сколько воды было на борту, без Америки Колумб и его люди умерли бы от жажды и не вошли бы в учебники истории (29).
Колумб вошел в историю как величайший в мире исследователь, может быть, самый знаменитый человек в истории, потому что он нашел нечто совершенно неожиданное – Америку, и она оказалась полной золота. Мораль этой истории в том, что важно быть умным, но еще важнее, когда вам везет. Ведь в конечном счете Колумб преуспел, потому что ему повезло. Он преуспел потому, что решился направить корабль в необычную сторону, вопреки сильному сопротивлению окружающих. Без этой огромной решимости он не попал бы в такое положение, когда ему столь неслыханно повезло.
Начнем же наше плавание с таким же упорством и стремлением достигнуть неизвестного!
Примечания
1. International Monetary Fund International Financial Statistics, Washington, D. C., ежегодники за различные годы; Stuart Holland, Toward a New Bretton Woods (Nottingham, U. K.: Russel Press, 1994), p. 10.
2. Council of Economic Advisers, Economic Report of the President 1995 (Washington, D. C.: U. S. Government Printing Office), p. 403.
3. Ibid., p. 314; Robert Solow, Is All That European Unemployment Necessary? The World Economic Laboratory, MIT Working Paper No. 94-06.
4. «Labour Pains,» The Economist, February 12, 1994, p. 74.
5. Richard Holt, The Reluctant Superpower (New York: Kodansha International, 1995), p. 246; «Stock Market indexes,» Asian Wall Street Journal, January 1, 1990, p. 18, and August 24, 1992, p. 22.
6. «Industrial Growth,» The Economist, September 16, 1995, p. 122.
7. Economic Report of the President 1995, pp. 276, 311, 326; Council of Economic Advisers, Economic indicators, August 1995, pp. 2, 15.
8. Daniel R. Feenberg and James M. Poterba, Income Inequality and the Incomes of Very High Income Taxpayers, NBER Working Paper No. 4229, December 1992, p. 31.
9. «Mexico,» International Herald Tribune, May 2, 1995, p. 1.
10. Kenneth E. Boulding, Economics as a Science (New York: McGraw-Hffl, 1970), p. 7.
11. John A. Garraty, Unemployment in History (New York: Harper and Row, 1978), p. 134.
12. Fred Block, Post-Industrial Possibilities: A Critique of Economic Discourse (Berkeley: University of California Press, 1990), p. 194.
13. Richard Holt, The Reluctant Superpower (New York: Kodansha International, 1995), p. 79.
14. Martin Carnoy et al., The New Global Economy in the Information Age (University Park: Pennsylvania State University Press, 1993), p. 8.
15. John King et al., Pakistan (London: Lonely Planet Publications, 1993), p. 28.
16. John M. Gowdy, «New Controversies in Evolutionary Biology: Lessons for Economics,» Methodus, June 1991, p. 86.
17. Robert T. Bakker, The Dinosaur Heresies (New York: Morrow, 1986), p. 16.
18. William J. Broad, «New Theory Would Reconcile Rival Views on Dinosaurs’ Demise,» New York Times, December 27, 1994, p. B7; John Noble Wilford, «New Dinosaur Theory: Sulfur Was the Villain,» New York Times, January 3, 1995, p. B6.
19. «Railway,» Encyclopedia Britannica, Vol. 18, 1972 edition, p. 1126, plate 1.
20. Michael J. Piore and Charles F. Sabel, The Second Industrial Divide (New York: Basic Books, 1984).
21. Robert L. Heilbroner, The Making
