имущество настолько сконцентрировано, что значительная часть населения ничего о нем не знает и иногда думает, что этой собственностью владеют нереальные существа и таинственные организации, лишь увеличивают важность методического и систематического исследования капитала и его распределения.
Если же 10 % самых богатых, находящихся на другом конце нашей шкалы, владеют 60 % общего имущества, это автоматически означает, что в среднем они обладают имуществом, чья стоимость в шесть раз превышает средние показатели. При избранных нами значениях, т. е. при среднем размере имущества в 200 тысяч евро на взрослого, 10 % самых богатых в среднем будут владеть чистым имуществом в размере 1,2 миллиона евро на взрослого.
Верхняя дециль в распределении имущества еще более неравномерна по своей структуре, чем в распределении зарплат. Когда доля верхней децили составляет 60 % от общего имущества, как это происходит в настоящее время в большинстве европейских стран, доля верхней центили, как правило, составляет около 25 %, а доля следующих 9 % — около 35 %. Таким образом, среднее имущество первых в 25 раз выше среднего показателя для данного общества, тогда как среднее имущество вторых превышает его лишь в четыре раза. При избранных нами величинах 10 % самых богатых в среднем владеют средним чистым имуществом на сумму 1,2 миллиона евро, при этом для 1 % этот показатель равен пяти миллионам евро, а для оставшихся 9 % — чуть менее 800 тысяч евро[233].
Структура имущества также сильно варьируется внутри самой этой группы. Почти все люди, входящие в верхнюю дециль, являются собственниками своего жилья. Однако значение недвижимости сильно уменьшается по мере того, как мы поднимаемся выше в имущественной иерархии. На долю группы «9 %», представители которой располагают примерно по одному миллиону евро, приходится более половины имущества, а для некоторых людей — более трех четвертей. В верхней же центили финансовые и профессиональные активы заметно преобладают над недвижимостью. На акции и доли участия в компаниях приходится практически весь объем крупнейших состояний. В категории от двух до пяти миллионов евро доля недвижимости не достигает и трети; в категории более пяти миллионов она падает ниже 20 %; в категории более 20 миллионов евро она составляет менее 10 %, тогда как на акции и доли приходится практически все имущество. В недвижимость предпочитают вкладывать средние и достаточно состоятельные классы. Крупные же состояния почти всегда состоят из финансовых и профессиональных активов.
Между 50 % самых бедных (которые владеют 5 % всего имущества, т. е. при избранных нами показателях среднего имущества — 20 тысячами евро) и 10 % самых богатых (которые обладают 60 % всего имущества, т. е. их среднее имущество составляет 1,2 миллиона евро) находятся промежуточные 40 %. Этот «средний имущественный класс» владеет 35 % от общего имущества, что означает, что его средние имущественные показатели очень близки к среднему уровню общества в целом: в данном случае они равны 175 тысячам евро на взрослого. Внутри этой крупной группы, где размер имущества колеблется от 100 тысяч до более чем 400 тысяч евро, зачастую ключевую роль играет владение основным жильем и способы его приобретения и оплаты. Этот преимущественно недвижимый капитал иногда дополняется довольно значительными финансовыми сбережениями. Например, чистое имущество на сумму 200 тысяч евро может состоять из дома, стоящего 250 тысяч евро, из которых нужно вычесть еще не погашенные 100 тысяч евро займа и к которым нужно прибавить 50 тысяч евро, вложенные в договор о страховании жизни или в пенсионный сберегательный вклад. Когда выплаты по кредиту на покупку дома завершатся, чистое имущество достигнет 300 тысяч евро и даже больше, если за это время увеличатся финансовые сбережения. Так выглядит типичная ситуация среднего класса в имущественной иерархии, который богаче 50 % самых бедных (не владеющих практически ничем), но беднее 10 % самых богатых (чье состояние намного больше).
Крупнейшее новшество XX века — имущественный средний класс
В этом сомнений быть не может: становление настоящего «имущественного среднего класса» является ключевым структурным изменением в распределении богатства в развитых странах в XX веке.
Вернемся на одно столетие назад — в Прекрасную эпоху, в 1900-1910-е годы. Во всех европейских странах концентрация капитала тогда была намного выше, чем сегодня. Важно представлять себе ее масштабы, которые мы отразили в данных, представленных в таблице 7.2. В 1900-1910-е годы во Франции, в Великобритании и в Швеции, равно как и во всех странах, данными по которым мы располагаем, 10 % самых богатых владели практически всем национальным имуществом: доля верхней децили достигала 90 %.
Одному проценту самых обеспеченных принадлежало более 50 % всего имущества. В странах, отличавшихся особенно высоким уровнем неравенства, таких как Великобритания, доля верхней центили даже превосходила 60 %. В то же время промежуточные 40 % владели чуть более 5 % национального имущества (от 5 до 10 % в зависимости от страны), т. е. практически таким же объемом, что и бедные, на которых тогда, как и сегодня, приходилось менее 5 %.
Иными словами, среднего класса не существовало, поскольку промежуточные 40 % были практически такими же бедными в имущественном отношении, как и 50 % самых бедных. Капитал распределялся таким образом, что подавляющее большинства населения почти ничем не владело, в то время как меньшинству принадлежали почти все активы. Разумеется, это меньшинство было довольно значительным (верхняя дециль представляет собой намного более многочисленную элиту, чем верхняя центиль, которая сама по себе является значимой в количественном отношении группой), но все же оно было меньшинством. Кривая распределения, естественно, была непрерывной, как и во всех обществах. Однако эта кривая очень резко изгибалась при приближении к верхней децили и к верхней центили, в результате чего происходил практически мгновенный переход от мира 90 % самых бедных (в котором каждый владел имуществом на сумму всего в несколько десятков тысяч евро, если перевести его стоимость в сегодняшние цены) к миру 10 % самых богатых, каждому из которых принадлежало имущество стоимостью в несколько миллионов или в несколько десятков миллионов евро[234].
Было бы ошибкой недооценивать крупнейшее — хотя и хрупкое — историческое новшество, коим является появление имущественного среднего класса. Разумеется, можно сосредоточиться и на том факте, что концентрация имущества и сегодня остается очень высокой: в начале XXI века на верхнюю дециль приходится 60 % имущества в Европе и более 70 % в Соединенных Штатах[235]. Что касается нижней половины населения, то сегодня она так же бедна в имущественном отношении, как и вчера: в 2010-м, как и в 1910 году, она располагала всего 5 % имущества. В целом средний класс урвал себе лишь крохи: не более трети имущества в Европе, не более четверти в Соединенных Штатах. Эта центральная группа включает в себя в четыре раза больше людей, чем верхняя дециль, однако имущество, принадлежащее ей, в два-три раза меньше. Из этого, возможно, захочется сделать вывод о том, что на самом деле ничего не изменилось: капитал по-прежнему связан с крайним неравенством (см. таблицу 7.2).
Этот вывод нельзя считать совершенно неверным, и нужно осознавать тот факт, что историческое сокращение имущественного неравенства было намного меньшим, чем иногда представляют. Кроме того, нет гарантий, что это ограниченное сжатие неравенства необратимо. Тем не менее речь идет о весьма существенных крохах, и было бы ошибкой недооценивать историческое значение этих изменений. Человек, владеющий имуществом на сумму в 200 или 300 тысяч евро, не очень богат, но он далек от того, чтобы быть бедным, — и, как правило, не любит, когда его таковым считают. Тот факт, что десятки миллионов человек — а 40 % населения представляют собой значительную социальную группу, располагающуюся между богатыми и бедными, — лично владеют несколькими сотнями тысяч евро, а в целом им принадлежит от четверти до трети национального имущества, представляет собой немаловажную трансформацию. Речь идет об изменении исторического масштаба, которое заметно преобразило социальный пейзаж и политическую структуру общества и способствовало новому определению категорий конфликта вокруг распределения. Поэтому очень важно понять его причины.
В то же время эта трансформация также выразилась в очень сильном снижении доли крупнейших состояний: доля верхней центили в Европе уменьшилась более чем вдвое — с более чем 50 % в начале XX века до примерно 20–25 % на рубеже XX–XXI веков. Мы увидим, что это в значительной степени изменило категории, которыми оперировал Вотрен, в том смысле, что сильно уменьшилось количество состояний, крупных настолько, чтобы можно было бы жить на получаемую с них ренту, т. е. снизилась вероятность того, что Растиньяку жилось бы лучше, если бы он женился на мадмуазель Викторине, а не продолжил изучать право. Это изменение тем более важно с исторической точки зрения, что крайняя степень концентрации имущества, наблюдавшаяся в Европе в 1900-1910-е годы, имела место и на протяжении всего девятнадцатого столетия. Все имеющиеся в нашем распоряжении источники указывают, что эти цифры — около 90 % имущества для верхней децили и по меньшей мере 50 % для верхней центили — также были характерны для традиционных аграрных обществ, будь то Франция при Старом режиме или Великобритания XVIII века. Мы увидим, что такая концентрация капитала на самом деле является необходимым условием для того, чтобы могли существовать и процветать имущественные общества, описанные в романах Бальзака и Джейн Остин и полностью предопределявшиеся состояниями и наследством. Поэтому одна из главных целей нашей книги заключается в том, чтобы попытаться понять условия достижения, сохранения, обвала и возможного возвращения подобной степени концентрации имущества.
Общее неравенство доходов: два мира
Теперь исследуем, каких масштабов достигает общее неравенство доходов, получаемое при совмещении трудовых доходов и доходов с капитала (см. таблицу 7.3). Сюрпризов здесь ожидать не приходится: уровень общего неравенства оказывается промежуточным между неравенством в трудовых доходах и неравенством в собственности на капитал. Также можно отметить, что общее неравенство в доходах ближе к неравенству в труде, чем к неравенству в капитале, что не вызывает особого удивления, поскольку трудовые доходы, как правило, составляют от двух третей до трех четвертей в общем национальном доходе. Если точнее, то верхней децили в иерархии доходов принадлежало примерно 25 % национального дохода в наиболее эгалитарных скандинавских обществах 1970-1980-х годов (в Германии и Франции в те времена этот показатель составлял около 30 %, а сегодня приближается к 35 %); в обществах с самым высоким уровнем неравенства доля верхней децили может подниматься до 50 % национального дохода (в том числе около 20 % для верхней центили), как это было при Старом режиме или в Прекрасную
