толерантность, которые члены современного свободного общества считают само собой разумеющимися.) Они считают равноправие самой «чистой», последовательной и устойчивой формой равенства, но сторонники равенства в «распределении» богатства утверждают, что эта либертарианская концепция представляет собой равенство чисто формальное, равенство на словах, а не на деле. (Они правы в том, что идея равноправия относится к образу мысли и действия, а не к зримому состоянию мира или статичному распределению активов. Является ли такой подход к равенству формальным или относится к существу дела, зависит от того, какое значение придается правовым процедурам и поведенческим стандартам.)
Часто случается, что сложные философские проблемы обсуждаются до того, как бывают четко сформулированы и поставлены. Так, тысячи лет философы Запада и Востока создавали этические доктрины, а систематический анализ суждений о долженствовании и перформативной логике произошел позднее. Эту работу всерьез начали Давид Юм и Иммануил Кант, продолжили философы-позитивисты (Джордж Мур, Альфред Айер, Ричард Хэйр и другие); исследование деонтической и перформативной логики не закончено до сихпор. Хотя спор между эгалитаристами и антиэгалитаристами не ограничивается вопросом о логической связи между равенством и моралью, прояснение соотношения между ними стало бы ценным вкладом в продолжающуюся активную дискуссию относительно допустимости с нравственной точки зрения принудительного перераспределения неравных плодов рыночного обмена. (Это не имеет никакого отношения к возвращению владельцам ресурсов, отобранных у законных собственников правителями государств или «обычными» преступниками.)
Рассмотрим проблему моральной природы равенства, сформулировав простой вопрос: чем равенство стартовых условий или результатов с нравственной точки зрения лучше неравенства (или наоборот)? Это прямой вопрос, который всегда должен быть адресован эгалитаристам и антиэгалитаристам, если мы желаем честно выяснить, насколько обоснованы их этические позиции.
Круг возможных ответов ограничен. Во-первых, можно попытаться доказать, что определенные числовые соотношения (равенство или неравенство) лучше всех остальных. Например, отношение X к Y хорошо в случае, если значения, принимаемые переменными, равны, и плохо, когда они не равны. То есть 1:1 лучше, чем 1:2 (не говоря уж об 1:10). Однако, несмотря на всю ясность подобной позиции, вопрос о моральных преимуществах так просто не решается. Из описания связей математических объектов не выводится оценка. В самом деле, числовые соотношения этически нейтральны, и утверждать, что одно лучше или хуже прочих, можно лишь произвольно, в том же смысле, в каком пифагорейцы подразделяли числа на мужские, женские, дружественные, неполноценные и так далее.
Возможно, в качестве основы для анализа отношений между людьми (в том числе обмена) целесообразнее будет сосредоточить внимание не на равенстве стартовых условий и результатов, а на равенстве или неравенстве морального статуса людей. Иными словами опорой здесь будет выступать утверждение: в моральном плане каждый человек не лучше и не хуже любого другого (или, соответственно, некоторые люди лучше или хуже остальных). Отсюда следует вывод о желательности равенства или неравенства стартовых материальных условий или результатов обмена. Обе эти точки зрения могут сойтись на необходимости принудительного перераспределения благ – либо для ликвидации неравенства, либо для его утверждения, и в обоих случаях центральным аргументом будет моральный статус человека, хотя между самой идеей морального статуса и реальными ситуациями, с которыми сталкиваются люди, лежит непреодолимая концептуальная пропасть.
При такой постановке задачи главный вопрос звучит так: существует ли связь между моральным статусом человека, с одной стороны, и количеством, качеством и стоимостью товаров, которыми он распоряжается, с другой. И из этого логически вытекает следующий вопрос: почему два одинаково хороших человека должны пить по утрам кофе одного и того же качества и цены в одинаковом количестве? Или почему щедрый человек и его сосед-скупердяй, обладающие равным моральным статусом (так ли это, кстати?) должны – или не должны – иметь цветущие сады, приносящие одинаково ценный урожай? Получается, что равный моральный статус не имеет особого значения с точки зрения равенства стартовых условий, имущества и потребления. Рассмотрим аналогию с игроками в шахматы, которые по определению имеют равный моральный статус. Означает ли это, что их способности тоже должны быть равны и каждая игра должна заканчиваться вничью? Или это значит только, что они играют по одним и тем же правилам, из чего отнюдь не вытекает нормативный вывод о ничейном результате матчей? Таким образом, прямой связи между моральным статусом человека, его стартовым материальным положением и конечным результатом не существует.
Если же мы сосредоточимся на поведении человека и правилах, которыми он руководствуется, выяснится, что положение определяется его поведением, выбором и (особенно в тех случаях, когда дело идет о правонарушениях) намерениями. То, сколько денег у него в кармане и насколько это количество меньше, либо больше, чем у его соседей, – это критерий, совершенно не значимый для оценки. Справедливым и несправедливым может быть и магнат, и таксист, в зависимости оттого, насколько их действия соответствуют универсальным моральным стандартам, то есть насколько они уважают нормы справедливости и самостоятельную личность в себе и других. Похвалу и порицание люди заслуживают не богатством или бедностью как таковыми, а своими действиями. Различное положение дает различные возможности для хороших и плохих поступков, для добродетельности или порока, для справедливости и несправедливости, но эти стандарты определяют поведение людей, а не их благосостояние или результаты их действий. Равное применение стандартов представляет собой реализацию равного морального статуса, на основе которого мы можем давать нравственную оценку поведению людей. Моральное равенство означает, что преступление – это преступление, независимо от того, совершено оно таксистом или магнатом, а честная сделка, приносящая прибыль, – это честная сделка, независимо от того, кто в ней участвует: два таксиста, два магната, или магнат и таксист.
Вернемся к вопросу о связи между богатством и равенством. Богатство может быть результатом как честных поступков, так и насилия. Результатом рыночного обмена может быть как усиление неравенства, так и усиление равенства, а вмешательство государства и перераспределение богатства его руками также может приводить и к тому, и к другому. Обе эти формы взаимодействия не связаны изначально с равенством или неравенством. Предприниматель, создающий материальные блага, может быть богаче другого человека, хотя процесс создания благ приносит выгоду и этому другому. Обмены на свободном рынке могут способствовать равенству – за счет повышения общего уровня благосостояния и подрыва несправедливых привилегий власть имущих, унаследованных от прежней системы. В то же время грабитель, обворовавший кого-то, может в результате стать богаче жертвы, что усиливает неравенство, или иметь столько же, сколько пострадавший, что усиливает равенство. Аналогичным образом, вмешательство организованной машины принуждения – государства – способно порождать крайне высокое имущественное неравенство – либо путем аннулирования решений, принимаемых рыночными игроками (за счет протекционистской политики, субсидий и «присвоения ренты»), либо путем прямого грубого насилия, как это происходило в странах, где у власти находились коммунисты. (Официально заявленная приверженность равенству не означает равенства на практике – об этом свидетельствует горький опыт многих десятилетий.)
Вопрос о том, способствует ли та или иная правовая и экономическая система, к примеру, выравниванию доходов, носит эмпирический, а не концептуальный характер. В докладе «Экономическая свобода в мире» (www.freetheworld.com) оценивается уровень экономической свободы в разных странах, и полученные показатели сравниваются по ряду индикаторов материального благосостояния (таких как средняя продолжительность жизни, уровень грамотности населения, распространенность коррупции, среднедушевые доходы и др.). Эти данные свидетельствуют не только о том, что по уровню благосостояния жители стран с наиболее свободной экономикой намного превосходят остальных, но и о том, что имущественное неравенство (выраженное в доле национального дохода, достающейся самым бедным 10 % населения) не является результатом той или иной экономической политики, а объем получаемых доходов – является. Разделив страны мира на квартили (каждый из них включает 25 % государств), мы получаем такой результат: средняя доля национального дохода, достающаяся самым бедным 10 % населения, на 2008 год (за более поздний период данных не имеется) в квартиле наименее свободных стран (туда входят, в частности, Зимбабве, Мьянма и Сирия) составляла 2,4 %, в третьем по уровню свободы квартиле – 2,19 %, во втором квартиле – 2,27 %, и в квартиле наиболее свободных стран – 2,58 %. Различия здесь, как мы видим, невелики. Это означает, что на ситуацию с неравенством доходов степень экономической свободы не влияет. В то же время объем доходов, получаемых самыми бедными 10 % населения, различается очень сильно, и именно потому, что на эту переменную экономическая политика государства несомненно воздействует. Быть бедным в наименее свободных странах означает иметь доход всего 910 долларов в год, в то время как беднейшие граждане стран со свободной рыночной экономикой имеют 8474 доллара. Иными словами, если вы входите в состав самых бедных 10 % населения, вам намного лучше живется в Швейцарии, чем в Сирии.
Таким образом, вопрос о том, имеем ли мы с вами равное имущественное положение до свободного обмена или по его результатам, сам по себе не носит нравственного характера. С другой стороны, отказ от равного отношения к равным в моральном плане людям и единых для всех правил в попытке достичь большего равенства (такие попытки, как правило, не приводят к успеху, поскольку манипулировать подобными результатами непросто) несомненно представляет собой нравственную проблему. Здесь важно нарушение морального равенства.
Самая скандальная проблема, связанная с имущественным неравенством, заключается не в неравенстве богатых и бедных в экономически свободных странах, а в гигантском разрыве между благосостоянием людей в странах со свободной и несвободной экономикой. Этот разрыв между богатством и бедностью несомненно можно устранить, изменив правила игры, то есть экономическую политику. Освобождение людей в экономически несвободных обществах породит громадный объем материальных благ, что будет способствовать ликвидации пропасти между богатыми и бедными в мировом масштабе куда больше, чем любые другие мыслимые меры. Более того, подобный результат станет позитивным следствием реализации принципа справедливости, устранения неравного отношения к людям в странах, страдающих от кумовства, этатизма, милитаризма, социализма, коррупции и жестокого насилия со стороны властей. Экономическая свобода, то есть единые стандарты справедливости и равное уважение к праву всех людей на производство и обмен, – единственно верный критерий справедливости для моральных субъектов.
Адам Смит и миф 0 человеческой жадности
Том Дж. Палмер
Часто приходится слышать, будто Адам Смит считал: если люди будут руководствоваться исключительно эгоистическими побуждениями, дела в нашем мире пойдут на лад – так сказать, «алчность – двигатель прогресса». На самом деле он, конечно, не утверждал, что нашу жизнь можно улучшить, опираясь только на эгоистические мотивы, и никогда не поощрял эгоизм. Уже один тот факт, что в «Теории нравственных чувств» он уделяет столько внимания роли «беспристрастного наблюдателя», должен положить конец этому неверному толкованию. Смит не поднимал на щит эгоизм, но
