рамках организованного общества мы должны уважать права других, если хотим, чтобы наши собственные права тоже уважали. Только так мы можем получить многочисленные выгоды от социального взаимодействия: пользу от экономического и интеллектуального обмена и ценности, которые несут в себе близкие личные отношения. Источник этих благ– разум, продуктивность, индивидуальность другого человека. Чтобы все это могло процветать, необходима свобода. Если я живу за счет силы, я подрубаю корни тех самых ценностей, которые стремлюсь обрести.
Принцип справедливости, или «принцип торговца», как его называет Рэнд, требует жить за счет обмена, предлагать ценность за ценность, не пытаться приобрести незаработанное и не предоставлять такую возможность другим. Достойный человек не превращает свои потребности в обязанности для других: в качестве основы для любых взаимоотношений он предлагает что-то ценное. В то же время он не будет по принуждению брать на себя обязанность удовлетворить потребности других. Ни один человек, ценящий собственную жизнь, не может принять на себя неконкретное обязательство быть «сторожем брату своему». А самостоятельная личность никогда не пожелает от кого-то зависеть – будь то хозяин или министерство здравоохранения и услуг для населения. Принцип торговца, отмечает Рэнд, – единственная основа взаимодействия людей в качестве независимых и равных партнеров.
Одним словом объективистская этика рассматривает индивида как самоценную личность в самом полном понимании этого слова. Из этого следует, что капитализм – единственная справедливая и нравственная система. Капиталистическое общество основано на признании и защите прав личности. В капиталистическом обществе люди могут свободно осуществлять свои цели по собственному разумению. Как и в любом другом обществе, при капитализме человека ограничивают законы природы. Продовольствие, жилье, одежда, книги и лекарства не растут на деревьях: их необходимо производить. Кроме того, как и в любом обществе, при капитализме человека ограничивает небеспредельность собственной природы, собственных индивидуальных способностей. Но единственное социальное ограничение, накладываемое капитализмом, заключается в следующем: каждый, кто хочет получить от других какие-либо услуги, должен предложить взамен нечто ценное. Никто не вправе использовать государственные механизмы для экспроприации того, что произвели другие.
Экономические результаты функционирования рынка – распределение доходов и богатства – зависят от добровольных поступков и взаимодействия всех участников. Принцип справедливости относится не к результатам, а к процессу экономической деятельности. Полученный человеком доход причитается ему по справедливости, если он заработан благодаря добровольному обмену, в качестве вознаграждения за предложенную им ценность, размер которого определяют те, кому она предлагается. Экономисты давно уже установили, что «справедливой» цены на товар не существует в природе: таковой можно считать лишь мнение рыночных игроков о стоимости предлагаемого им товара. То же самое относится и к ценам на оказываемые людям услуги. Сказанное не означает, что ценность своей личности я должен определять размером своего дохода: речь идет лишь о том, что, если я желаю жить за счет обмена с другими, я не могу требовать, чтобы они принимали мои условия, жертвуя собственными интересами.
Человеколюбие как ценность, которую мы выбираем
Но как быть с теми, кто беден, нетрудоспособен или по иной причине не может обеспечивать себя? Это отнюдь не праздный вопрос – просто он не должен быть первым вопросом, которым мы задаемся, анализируя ту или иную общественную систему. Представление о том, что главный критерий оценки общества – это его отношение к наименее продуктивным своим членами, является не чем иным, как наследием альтруизма. Христос говорил: «Блаженны нищие духом, блаженны кроткие». Но принцип справедливости не дает никаких оснований, чтобы относиться к нищим и кротким с особым пиететом и придавать их потребностям первостепенное значение. Если бы нам пришлось выбирать между коллективистским обществом, где все не свободны, но никто и не голодает, и индивидуалистским обществом, где все свободны, но некоторые голодают, я бы сказал, что с нравственной точки зрения предпочтение следует отдать второму, свободному обществу. Никто не вправе требовать, чтобы другие служили ему не по собственной воле, даже если от этого зависит его жизнь.
Однако такой выбор перед нами не стоит. На самом деле при капитализме даже беднякам живется лучше, чем при социализме или в «социальном» государстве. Опыт истории учит: в обществах, где нет свободы, как, например, в советском обществе, многие к тому же и голодают.
Те, кто способен трудиться, заинтересованы в экономическом росте и техническом развитии, которые отличаются наибольшим динамизмом в условиях рынка. Капиталовложения и механизация позволяют задействовать труд людей, которые в ином случае не могли бы производить достаточно, чтобы себя обеспечить. К примеру, с появлением компьютеров и современных средств связи инвалиды получили возможность работать на дому.
Что же касается тех, кто просто не в состоянии работать, то в свободном обществе всегда существует множество форм частной помощи и филантропии за пределами рынка, представленных разнообразными благотворительными обществами и организациями. Необходимо сразу пояснить: между эгоизмом и благотворительностью нет никакого противоречия. Учитывая, какую выгоду приносят нам контакты с другими, вполне естественным представляется благожелательное отношение к своим ближним, сочувствие их бедам и оказание им помощи – если для этого не требуется жертвовать собственными интересами. Однако между эгоистическим и альтруистическим взглядами на общество существуют важные различия.
Для альтруиста человеколюбие – первостепенный этический принцип, и реализовывать его следует вплоть до самопожертвования, по принципу «отдай последнюю рубашку». Отдавать – ваш нравственный долг, независимо от любых других ценностей, что вы исповедуете, и от того, имеет ли право на вашу помощь тот, кому вы ее оказываете. Для эгоиста человеколюбие – один из многих способов реализации наших ценностей, включая ту ценность, которую имеет в наших глазах благополучие других людей. Делать это следует в контексте других ценностей, которые исповедует человек, по принципу «отдавать, когда это кому-то действительно поможет». Это не долг, и тот, кто получает помощь, не имеет на нее прав. Альтруист рассматривает человеколюбие как искупление вины, предполагая, что в таланте, успехе, продуктивности и богатстве есть нечто греховное или подозрительное. Эгоист рассматривает перечисленные характеристики как достоинства и считает щедрость по отношению к другим проявлением гордости за то, что мы ими обладаем.
Четвертая революция
В начале статьи я отметил, что капиталистический строй стал результатом трех революций, каждая из которых представляла собой радикальный разрыв с прошлым. Политическая революция утвердила приоритет прав личности и принцип, согласно которому государство должно быть слугой человека, а не его хозяином. Экономическая революция принесла с собой понимание роли рынка. Промышленная революция резко расширила возможности применения плодов нашего интеллекта в производственных целях. Но порвать с прошлым в этическом плане человечество так и не сумело. Принцип, согласно которому способности индивида являются общественным достоянием, несовместим со свободой. Чтобы свободное общество сохранилось и процветало, необходима четвертая революция, которая утвердила бы моральное право человека жить ради себя.
Часть 3 Производство и распределение богатства
Рыночная экономика и распределение богатства
Людвиг Лахманн
Кто сегодня усомнится в правоте профессора Мизеса, еще 30 лет назад указавшего, что любое вмешательство политической власти в экономику влечет за собой и дальнейшее вмешательство, необходимое для предотвращения неизбежных негативных последствий этого первого шага? Кто станет отрицать, что для функционирования командной экономики необходима инфляционная обстановка, и кто сегодня не знает, какими пагубными результатами оборачивается «контролируемая инфляция»? Хотя некоторые экономисты пустили в оборот панегирический термин «обычная инфляция», обозначающий постоянную инфляцию, с которой мы все так хорошо знакомы, это вряд ли сможет кого-то обмануть. И без недавнего примера с возрождением Германии было понятно, что рыночная экономика даже в самых неблагоприятных условиях способна создать порядок из «контролируемого административными методами» хаоса. Форма организации экономики, основанная на добровольном сотрудничестве и всеобщем обмене знаниями, по определению превосходит любую иерархическую систему, даже если в рамках последней возможна рациональная проверка квалификации тех, кто отдает приказы. Люди, способные внимать голосу разума и опыта, осознавали этот факт и раньше, а те, кому это не по силам, вряд ли поймут и теперь.
Столкнувшись с этой ситуацией, оппоненты рыночной экономики изменили свою позицию: теперь они выступают против нее, исходя не из экономических, а из социальных соображений, обвиняют рынок не в неэффективности, а в несправедливости. Сегодня эти критики рассуждают об «искажающих эффектах» владения богатством и утверждают, что «плебисцит рынка подтасовывается многократным голосованием». Они пытаются показать, что распределение богатства воздействует на производство и структуру доходов, поскольку обладатели богатства не просто получают «несправедливо большую» долю общественного дохода, но и влияют на ассортимент продукции: производится слишком много предметов роскоши и слишком мало предметов первой необходимости. Более того, поскольку большая часть сбережений приходится на долю тех же владельцев, они определяют и темпы накопления капитала, а значит, и экономического прогресса.
Некоторые из этих оппонентов не отрицают полностью того факта, что распределение богатства в какой-то степени является накопительным результатом действия экономических сил, но утверждают: это накопление происходит таким образом, что настоящее становится «рабом» прошлого – анахронистического и произвольного фактора. Сегодняшнее распределение доходов определяется сегодняшним распределением богатства, и даже несмотря на то что сегодняшнее богатство частично накоплено вчера, оно было накоплено в результате процессов, отражающих влияние позавчерашнего характера распределения богатства. В основном эта аргументация противников рыночной экономики основана на институте «наследования», которому, как они нам внушают, обязаны своим богатством большинство нынешних владельцев.
Этот аргумент сегодня, судя по всему, пользуется большой популярностью – даже у многих искренних сторонников экономической свободы. Эти люди поверили в то, что «перераспределение богатства», в частности в форме налога на наследство, привело бы к общественно полезным экономическим результатам при отсутствии негативных последствий. Более того, поскольку подобные меры помогут освободить настоящее от «мертвой руки» прошлого, они будут способствовать корректировке нынешних доходов в соответствии с нынешними потребностями. Распределение богатства – это параметр рынка, и изменив параметр, мы можем изменить результат, не вмешиваясь в действие рыночного механизма! Из этого следует, что рыночный процесс дает «социально приемлемые» результаты только в том случае, если он сопровождается постоянными политическими мерами, направленными на перераспределение существующего богатства.
Этой точки зрения, как мы уже отмечали, сегодня придерживаются многие, включая и некоторых экономистов, осознающих превосходство рыночного хозяйства над командной системой и негативную роль государственного вмешательства, но недовольных социальными последствиями, которыми, по их мнению, оборачивается функционирование рыночной экономики. Они готовы принять рыночную экономику только в сочетании с подобной перераспределительной политикой.
Настоящая статья посвящена критике основ подобной точки зрения.
Во-первых, в логическом плане вся эта аргументация построена на словесной путанице, связанной с расплывчатостью понятия «параметр». В просторечии, а также в большинстве научных дисциплин, например в статистике, слово «параметр» означает нечто «заданное» для нас, наблюдающих за происходящим в какой-либо конкретный момент времени. В этом смысле само собой разумеется, что в любой конкретный момент времени та или иная модель распределения богатства
