прежде, парусных кораблей, а войска шли в Крым пешим маршем. Между тем армии наших европейских противников были вооружены винтовками, с гораздо большей дальностью стрельбы, что позволяло их солдатам расстреливать русских, не подвергая себя опасности. Флот западных держав состоял из паровых судов. В этих странах уже складывалась сеть железных дорог, и они могли быстрее подвозить войска к портам погрузки на корабли.
Разве в России не знали об этих новшествах? Знали, и очень хорошо. Когда читаешь журналы тех лет, видишь, как авторы, следившие за развитием техники в Западной Европе, писали об этом, стараясь удивить нашу читающую публику. Но всем казалось, что эти новшества — это одно, а война, если таковая паче чаяния случится, — это совсем другое. Сейчас даже неловко читать, почему император и его окружение так долго противились строительству железных дорог в России, какие до нелепости смешные доводы при этом приводились. И в этом состоянии самоослепления Россия вступила в войну, оказавшись к ней совершенно не подготовленной.
Итог известен: война оказалась проигранной, причём так позорно (в восприятии общественности), что Николай, как предполагают, даже покончил с собой. Хотя, если быть объективными, — Крымская война если и была «позорно проиграна», то не одной Россией, а и её противниками. Коалиции сильнейших держав Европы в союзе с Турцией в результате кровопролитных боёв удалось захватить маленький клочок Крыма возле Севастополя, но всех остальных фронтах она успеха не имела. Её силы были на исходе, тогда как в России поднималось мощное патриотическое движение, и дело шло к превращению кампании во вторую Отечественную войну, которая должна была бы закончиться нашей победой. Смерть Николая и вступление на престол Александра II, видевшего смысл своей жизни и цель России во вступлении нашей страны в «семью цивилизованных государств Европы», предотвратили такой исход. К тому же главная — религиозная — причина войны (препятствия, чинимые турками христианам, желавшим посетить Святую землю) была устранена, то есть Россия одержала моральную победу. Так что в данном случае следует говорить не столько о поражении, сколько об упущенной победе. Но с чисто военной точки зрения Крымская кампания «развеяла миф о непобедимости российской армии», утвердившийся в мире после разгрома Россией армии Наполеона (точнее, почти всей объединённой Европы). Это наше поражение имело громадные политические и экономические последствия и предвещало новые бедствия для России. Запад убедился, что Россия — вовсе не прежняя могущественная держава, а «колосс на глиняных ногах», за счёт которого можно поживиться, и это ещё более усилило его всегдашнюю враждебность к нашей стране, став залогом неизбежных новых агрессий против неё.
Другая, столь же неудачная война — русско-японская. В России вряд ли был хоть один известный деятель, который принимал бы Японию всерьёз. Чтобы эти узкоглазые низкорослые азиаты, обитавшие на каких-то островах, решились потягаться с могущественной Россией, раскинувшейся от Балтики до Тихого океана, — да ни в жисть, если им жить не надоело. И власть, и общественность России проглядели, что Япония — уже совсем не та средневековая страна, которой великие державы могли, наведя пушки своих кораблей на беззащитные города, навязывать свою волю. Она была даже уже не той, какой застал её адмирал Путятин, подписавший в 1855 году русско-японский договор. Прошло всего полвека, и Япония превратилась в одного из самых агрессивных хищников, и все силы страны были нацелены на становление и укрепление её военной машины.
Но Россия жила устарелыми представлениями о Японии, и даже великий Менделеев, откликаясь на начало войны, призывал Россию не оккупировать Японию и не отрывать куски от её территории, а ограничиться наложением на неё умеренной контрибуции. И только страшные поражения «на сопках Маньчжурии» и у островов Цусима в Корейском проливе открыли русским глаза на реальное положение вещей. И потому таким шоком для России стали Портсмутский мир, потеря не только Порт-Артура и Дальнего (а на их устройство и укрепление были затрачены огромные средства), как и прочих наших позиций в Китае и в Корее, но и половины Сахалина. И это позорное поражение имело громадные отрицательные последствия, положив «начало концу» Российской империи.
А ведь и эта война могла бы быть выиграна Россией. Экономика и армия Японии были уже на грани краха, а Россия ещё не задействовала свои главные силы. Не устроили бы Николай и его сатрапы «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 года в Петербурге, революционное движение не охватило бы страну, можно было бы перебросить на Дальний Восток войска из западных округов и свежими силами задавить державшуюся из последних сил японскую армию.
Николай II, говорят, надеялся на то, что сбудется пророчество преподобного Серафима Саровского, якобы предсказавшего, что разразится русско-японская война, которая закончится капитуляцией Японии. Царю пришлось смириться с иным, позорным исходом этой войны, разгоревшейся из-за неуёмных аппетитов влиятельных кругов из его окружения, полезших за прибылями в Корею — зону влияния Японии. Но это не означает, что преподобный Серафим ошибся. Япония действительно подписала акт о капитуляции, который скрепил своей подписью и представитель Советского Союза генерал Деревянко. Только случилось это не в 1905 году, а сорок лет спустя. Пророчествами святых не следует пренебрегать, но только следует помнить, что правильно толковать их не всякому дано.
Особенно тяжело говорить о причинах страшного поражения Красной Армии в первый период Великой Отечественной войны, потому что эта трагедия — живая незаживающая рана в душе нашего народа. Потери в этой войне были столь огромны, что это подорвало жизненную силу русского народа, которую он не может восстановить до сих пор. И потому об этой трагедии надо будет сказать подробнее.
Теперь уже ясно, что причины разгрома Красной Армии заключались вовсе не во внезапности нападения гитлеровской Германии на СССР и не только во многих отношениях тогдашнем отставании нашей страны от Германии по уровню развития экономики и техники. Ни о какой внезапности нападения немцев говорить не приходится, СССР только и был занят и в течение нескольких предыдущих лет, и накануне 22 июня 1941 года подготовкой к войне с Германией. Красная Армия в несколько раз превосходила армию Германии по оснащённости самыми современными видами вооружения. Она имела свыше 20 тысяч танков — больше, чем все армии мира, вместе взятые. Их них 11,5 тысяч находились в западных военных округах, в их числе были тяжёлые танки «КВ» и Т-34, каких тогда не имела ни одна армия Запада. (Несмотря на это, нарком обороны С.К.Тимошенко и начальник Генерального штаба Г.К.Жуков, представляя правительству мобилизационный план 1941 года, требовали дополнительно поставить армии ещё почти 37 тысяч танков; Жуков и в своих мемуарах писал, что для полной готовности к отражению немецкой агрессии «нам не хватало» 32 тысяч танков, в том числе 16 600 машин новейших образцов.) У немцев же было сосредоточено на нашей границе около 3000 танков, преимущественно лёгких типов, с бронёй, защищавшей только от пулемётного огня, но не от снарядов. В советских Вооружённых силах насчитывалось более 20 тысяч самолётов, в том числе в приграничных военных округах 10 000; у немцев на нашей границе — 2500 самолётов. Такое же превосходство Красная Армия имела по артиллерийским орудиям и по многим другим количественным показателям. Того, что было заготовлено за 10 лет индустриализации и подготовки к отражению нападения врага, с лихвой должно было хватить для защиты страны при оборонительной войне и для завоевания Европы при войне наступательной (или оборонительной с переходом в контрнаступление). И всё это не просто пошло прахом, но и в большей мере досталось врагу. Красная Армия, стоявшая на западных рубежах страны, на том этапе потерпела сокрушительную неудачу. Численность наших Вооружённых сил на начало войны составляла 5,6 миллиона человек, из них 4,4 миллиона состояли в сухопутных войсках. В 1941 году Красная Армия потеряла 5,3 миллиона бойцов и командиров убитыми, попавшими в плен и пропавшими без вести (не считая раненых и контуженных). Иными словами, кадровая армия, какой её застали первые дни войны, была уже в 1941 году практически разгромлена. Поражает воображение размер её потерь в вооружении: 20 500 танков, 10 300 самолётов, свыше 100 тысяч орудий и миномётов, более 6 миллионов единиц стрелкового оружия. Вот отчего в армии, вооружённой в мирное время до зубов, вскоре после начала боевых действий войска шли в бой, имея одну винтовку на нескольких бойцов.
И до сих пор политики и историки изощряются в попытках объяснить этот парадокс, чаще всего сваливая вину на Сталина, который якобы слишком осторожничал и потому не дал возможности высшему военному командованию СССР привести войска в состояние наивысшей боевой готовности. А дело опять-таки в устарелости представлений политического и военного советского руководства. Хотя в подлинных причинах нашего поражения в 1941 году и сегодня вряд ли удастся разобраться, всё же некоторые соображения высказать уже можно.
Хотя заговор Тухачевского был разоблачён и сам он был расстрелян, в Красной Армии по-прежнему господствовала разработанная и навязанная им стратегия наступательной войны. Морально страну и армию готовили не столько к обороне, сколько к наступлению. О войне на нашей собственной территории и мысли не допускалось. Немцы уже трубили на весь мир о грядущем господстве их, «настоящих арийцев», над всей планетой, и нашим руководителям это было хорошо известно. Но у нас ещё убеждали народ в том, что, в случае нападения империалистов на СССР, на его защиту выступит не только наша доблестная и непобедимая Красная Армия, но и пролетариат в самих капиталистический странах (я лично это помню). Говорят, в первые часы войны нередко наши бойцы отказывались даже стрелять в немецких захватчиков, ожидая, когда те ощутят себя нашими «братьями по классу». Как вскоре оказалось, это было глубочайшим заблуждением идеологов ВКП(б) и Коминтерна.
С другой стороны, и политики, и военные, и историки не решаются произнести вслух, что план «Барбаросса» был новым словом в мировой истории войн, которое можно сравнить только с появлением атомного оружия. Гитлер с помощью немногих веривших в него генералов выработал совершенно новую стратегию войны. Она предусматривала прорыв обороны противника танковыми клиньями и охват целых его армий и даже групп армий в «клещи», заталкивание их в «котлы» и в «мешки» и последующее уничтожение по частям.
Основы этой стратегии были выработаны в России в ходе Гражданской войны, прежде всего Махно и Будённым, только танков у них ещё не было, и роль ударной силы прорыва играла тогда кавалерия. Но это новое слово в военном искусстве оценили немцы, переработав победоносную стратегию применительно к современным условиям, сделав ставку на танки. И результат (столь печальный для нас) немецкого военного творчества, с
