Касса превратилась в некоторое подобие правительства. Она стала сама определять создание новых предприятий, исходя из нужд жителей региона и анализа рыночной конъюнктуры, начала заниматься перспективным планированием капиталовложений. Решив создать новое предприятие, Касса собирает для него трудовой коллектив, проводит необходимое обучение будущих работников принципам ведения кооперативного хозяйства.

Касса, например, создала сеть кооперативов для женщин, которых в Испании с большой неохотой берут на работу частные фирмы. Так возникли кооперативы по приготовлению и доставке обедов на дом или в учреждения, затем — рестораны, детские сады (члены кооперативов на содержание в них своих детей платят очень немного) и другие специфические предприятия сервиса. В период экономического спада разоряющиеся частные фирмы порой сами просят преобразовать их в кооперативы.

Всего Мондрагон включает более 160 фирм, на которых занято свыше 35 тысяч работников. Предприятия федерации производят электроприборы и запасные части для автомобилей, робототехнику, автоматические линии для заводов Форда и Рено, горные экскаваторы и спутниковые антенны и другую продукцию. Годовой объём продаж Мондрагона превышает 5 миллиардов долларов США. При создании новых кооперативных предприятий стремятся, чтобы они были не слишком большими по числу работников (не более 500). Если это невозможно по технологическим причинам, то закладывается максимальная автономизация подразделений. На предприятиях с многотысячными трудовыми коллективами трудно обеспечить внутреннюю демократию. А при наличии на предприятии многих подразделений могут найтись такие из них, которые будут работать хуже и висеть на шее тех, кто работает лучше.

Кооперативный сектор обрёл дополнительную независимость от внешнего мира, когда в нём были созданы и научно-исследовательские и конструкторские кооперативные институты. Их работа обеспечивает технологический прогресс всей федерации, её конкурентоспособность. При них созданы курсы повышения квалификации работников разных уровней. Эти институты завоевали в Испании широкое признание, и их услуги (за высокую плату!) стремятся получить многие частные компании. Имеются и кооперативы патентной службы и по экспортным операциям, включая организацию собственной коммерческой сети за пределами Испании.

В федерации создано более 100 начальных школ, которыми руководят совместно учителя и родители, и 14 колледжей (из которых 4 — университетского уровня), готовящие инженеров, бизнесменов, менеджеров и педагогов. Касса также финансирует обучение кооперативной молодёжи в лучших университетах Европы.

По испанским законам, все работники федерации считаются предпринимателями, и на них не распространяется система государственного социального и пенсионного страхования. Поэтому федерации пришлось создать и мощный кооператив по оказанию социальных услуг своим работникам, при котором затем возникли самостоятельная страховая и пенсионная компания.

С увеличением числа кооперативов 1985 году был создан «парламент» — Конгресс федерации из представителей кооперативов, определяющий стратегическое развитие федерации в целом. А текущую работу направляет «правительство» — Генеральный совет федерации. В 1991 году был учреждён пост Президента федерации, а при конгрессе образован «президиум» — Постоянная комиссия. А сСоциальный совет каждого кооператива следит за условиями трула и отдыха, взаимоотношениями между рядовыми работниками и менеджментом и пр.

Федерация не имеет себе равных в капиталистическом мире по показателю занятости. За 40 с лишним лет её существования в государстве произошло несколько экономических спадов, а в федерации не было выбросов работников, а лишь несколько замедлялся прирост рабочих мест. Её кооперативы в случае ухудшения конъюнктуры для какой-либо их продукции налаживают выпуск другой, пользующейся спросом. Ставших лишними работников передают на другие предприятия федерации, где ощущается нехватка рабочей силы, или направляют на курсы переподготовки. Кооперативы почти не имели случаев банкротства, служащего в капиталистическом мире главной причиной безработицы.

После вступления Испании в Общий рынок и в связи с нарастающей глобализацией мировой экономики опасность экономического спада значительно возросла. Поэтому кооперативы стали принимать временных наёмных рабочих. В случае спада увольняют этих наёмников, а не членов кооператива, которые являются его хозяевами. (Зато, как совладельцы предприятия, они не имеют права на забастовку, а при несогласии с большинством могут уйти, забрав свою долю активов.) Ведь федерация остаётся островком в море капиталистических отношений. Но и для своих временных работников федерация установила некоторые льготы.

Некоторые исследователи, в частности, В.Белоцерковский, из книги которого взято это описание федерации, считают её миниатюрным государством кооперативного социализма, прообразом нового общества, приходящего на смену и капитализму, и социализму. Другие полагают, что это лишь попытка отгородиться от катаклизмов капитализма, островок призрачного социального благополучия. Марксистские догматики критикуют федерацию как проявление ревизионизма, уводящего трудящихся от классовой борьбы. Но, кажется, никто не увидел в кооперативном движении такого типа отголосок тех идей и начинаний, которые возникли в рамках режима Франко и особенно в замыслах первоначальной Фаланги.

В США сейчас тоже насчитываются тысячи предприятий, находящихся в собственности их работников, набирает мощь «четвёртый» — кооперативный — сектор экономики, создана даже Ассоциация производственных кооперативов. Однако американцам всё же далеко до федерации Мондрагон. Тут сказываются и особенности испанского менталитета, и наследие режима Франко.

Глава 6

Корпоративное «Новое государство» Антониу Салазара

Чем интересен португальский корпоративизм

Из всех европейских государств, где в XX столетии строились корпоративные государства, самой маленькой и бедной страной, но зато с самым стабильным и наиболее далёким не только от нацизма, но и от фашизма режимом, была Португалия диктатора (в течение почти 40 лет) Антониу Салазара. В то время как режим Гитлера осуждался общественностью демократических стран Запада, диктатура Муссолини также не приветствовалась, правление Франко признавалось слишком жестоким, отношение к государственному и общественному строю Португалии Салазара оставалось нейтральным и даже с оттенком благожелательности. Уже одно это обстоятельство должно было бы заставить исследователей повнимательнее приглядеться к данному феномену.

Но опыт построения корпоративного государства в Португалии интересен и в других отношениях:

Во-первых, Салазару для прихода к власти не пришлось прибегать ни к мятежу, ни к иностранной помощи. Не опирался он, как фашистские режимы, и на массовое движение. Установление его режима произошло без классовых битв. Салазар был призван возглавить страну её правящими кругами, и пользовался, как это ни странно, поддержкой широких слоёв населения (по крайней мере в течение четверти века). Из всех корпоративных режимов Европы португальский был наиболее национально и исторически укоренённый, «почвенный».

Во-вторых, Салазар принципиально не вступал в прямые связи ни с Муссолини (хотя и держал в своём кабинете портрет дуче), ни тем более с Гитлером, которого он считал плебеем и выскочкой, а нацистский режим — охлократией, то есть властью толпы, черни. Даже с Франко, главой соседнего государства — Испании он встречался всего три раза. (Правда, Италия и Германия использовали территорию Португалии для поставки оружия испанским мятежникам и получали от неё вольфрам и другие стратегически важные материалы — и перед второй мировой войной, и во время её.)

В-третьих, в Португалии не было смертной казни, и режим Салазара, применявший силу для подавления своих противников, всё же был менее кровавым, чем в какой-либо другой стране Европы с диктаторским режимом. (Отчасти, возможно, потому, что тяжёлые условия для узников тюрем и концлагерей, особенно на островах в тропическом поясе, делали расстрелы излишними.) Салазару удалось до некоторой степени соединить диктатуру с европейскими понятиями о правах человека.

В-четвёртых, Салазар был сторонником элитарного подхода, и его «новое государство» в большей мере служило интересам «верхов». Однако, не декларируя заботы о трудящихся как о своём долге, он всё же добился известных успехов как в деле развития экономики страны, так и в повышении уровня жизни и подъёме культуры «низов».

В-пятых, Салазар открыто объявил своё «Новое государство» «корпоративным государством». И даже после второй мировой войны, когда в сознании международной общественности корпоративизм оказался тесно связанным с фашизмом, Салазар не только не отказался от этого определения, но и гордился им. Он даже высказывал убеждение в том, что со временем вся Западная Европа пойдёт по пути построения корпоративных государств. А воцарившуюся там парламентскую демократию он открыто называл «декадансом», упадком.

Наконец, в-шестых, если Гитлер презирал христианство, Муссолини в начале политической карьеры боролся с религией, а затем заключил соглашение с Ватиканом, Франко был просто верующим католиком, то режим Салазара основывался на ценностях католицизма и опирался на церковь не в меньшей степени, чем на армию.

Эти особенности настолько характерны и так отличают режим Салазара от других фашистских и околофашистских режимов, что английский исследователь Филипп Шмитер считает Португалию времён правления этого диктатора наиболее близкой к идеалу корпоративного государства. (Подробнее см.: Schmitter, Philippe. Corporatism and Public Policy in Authoritarian Portugal. London, 1975.) Хотя он и назвал себя «политическим палеонтологом», который изучает такую окаменелость, но в результате объективного исследования даже предложил для обозначения режима Салазара использовать более подходящие термины «современный корпоративизм» или «неокорпоративизм».

Большинство авторов, исследовавших развитие Португалии в XX веке, приходили к выводу, что строй, установившийся в этой стране, ещё в меньшей степени, чем фалангистское государство Франко в Испании, похож не только на немецкий нацизм, но и на итальянский фашизм. Это объясняется особенностями как национального характера португальцев, так и истории страны.

Страна накануне краха

Португалия, мировая сверхдержава в XVI веке, в первой половине XX века находилась в состоянии всестороннего упадка, фактически была полуколонией, в её экономике господствовал иностранный, главным образом английский капитал. Такое положение сложилось по вине её правящей элиты.

Португалия была вовлечена в процесс мирового капиталистического производства на основе либеральной теории ещё в первой половине XIX века, и в то время у неё были все условия для всестороннего и динамичного развития своей экономики. Её сельское хозяйство могло бы давать достаточно и продукции для пропитания населения, и сырья для лёгкой промышленности. Сырьевые ресурсы колоний (а к их числу тогда принадлежала и богатая Бразилия) также могли бы послужить решению этой задачи. Страна располагала хорошо образованной элитой, рабочая сила имелась даже в избытке. Однако Англия ещё в начале XVIII века навязала Португалии договор (позднее возобновлявшийся), по которому она гарантировала независимость Португалии и доступ её сельскохозяйственной продукции (в основном вина и маслин) на британский рынок в обмен на режим наибольшего благоприятствования для английских промышленных товаров. Этот договор был выгоден крупным землевладельцам Португалии, но зато стал сильнейшим тормозом для развития португальской промышленности. По сути, эти землевладельцы ради своих корыстных интересов поставили крест на разностороннем экономическом развитии страны. Поэтому португальский капитал вкладывался не в промышленность, а в финансовую сферу.

Выплата процентов по английским кредитам составляла значительную часть государственного бюджета Португалии. Тем не менее, она оставалась метрополией обширной колониальной империи, третьей по величине после английской и французской. А когда после второй мировой войны Англия и Франция лишились своих колоний, Португалия их некоторое время ещё сохраняла, и её правящим кругам льстило то, что она оставалась единственной большой колониальной империей в мире.

После выплаты процентов по внешним долгам, львиная доля остальных средств государственного бюджета Португалии уходила на армию и полицию, а расходы на социальные нужды практически