ли сегодня весь буржуазный класс со всеми своими историческими обязательствами?
Не сбрасывает ли с себя сегодня весь буржуазный класс узду морали, целей, норм, общезначимых идеалов и ценностей?
А если он и впрямь сегодня занимается именно этим?
В зависимости от того, каков ответ на этот вопрос, по-разному будет определяться содержание современной эпохи.
Мы отвечаем утвердительно. Мы говорим: «Да, именно весь капитал, вне зависимости от степени его патологичности или нормальности, теряет всемирно-историческую легитимацию. Именно потеря этой легитимации – очевидная, коль скоро теория Маркса может быть дополнена хотя бы теорией Вебера – стократно усугубляет чудовищность нашей внутренней ситуации. И не дает нам никаких шансов на исправление нашего капитализма. Разве что кому-то захочется произвести методологическую и политическую инверсию и заняться построением в отдельно взятой стране особого капитализма, который не потеряет легитимности у нас – притом, что он потеряет ее везде».
Но проблема слишком тягостна и остра для того, чтобы упражняться в подобных сомнительных методологических и политических изысках.
Слишком ясными и зловещими становятся, увы, симптомы покидания современной буржуазией территории собственной легитимности.
А поскольку впервые буржуазия попыталась сделать это в Германии в 1933 году, то масштаб проблемы огромен. Речь идет о самом грозном из всех вызовов, которые когда-либо маячили на всечеловеческом горизонте.
Но – и это вытекает из всего, сказанного выше, – поскольку мы опять оказались слабым звеном в мировой цепи, то именно нам предстоит заняться всем сразу. И осознанием того, насколько реален подобный римейк, возвращающий нас в ситуацию смертного боя с фашистской силой темною. И поисками ответа на этот самый римейк. Коль скоро он и впрямь реален и даже неотвратим.
Вот чем объясняется наше особое политическое внимание к такой, казалось бы, абстрактной проблеме, как проблема проекта «Модерн», волновавшая и самого Вебера, и его последователей.
Ощущая все неблагополучие нынешней российской и общемировой ситуации, мы хотим получить точный ответ на самый проклятый вопрос современности – вопрос об окончательной потере капитализмом своей проектной (а значит и всяческой) легитимности.
Такой ответ нужен сегодня всем и везде. Но он особо нужен сегодня нам на нашей многострадальной земле.
Почему Россия в 1917 году отвергла капитализм? Была ли в этом историческая правота и историческая обусловленность?
Что именно она отвергла? Капитализм по Марксу или капитализм по Веберу – притом, что капитализм может быть понят как полная и замкнутая система, только если он является и капитализмом по Марксу, и капитализмом по Веберу, и капитализмом по Фромму. И все же для нас сейчас важнее всего те слагаемые капитализма, которые проанализировал Вебер. И которые задаются понятием «проект «Модерн».
Глава 12. Проект «Модерн» и судьба России
Судьба России вскоре будет решаться так называемыми лишними людьми. Каковыми в условиях дальнейшего распухания российского криминального капитализма скоро станет как минимум 100, а то и 120 миллионов наших сограждан.
Ибо криминальному капитализму нужно никак не более 40 миллионов для того, чтобы создать супермашину воровства и цинично отрекомендовать ее в качестве государства.
Без массированного давления извне российский криминальный капитализм будет двигаться к желанной для него цели создания именно подобного «государства» – как говорят, вразвалочку, не спеша.
Большинству наших сограждан, в том числе и прежде всего представителям ненужных уже интеллектуальных профессий, будут предоставлены на выбор две возможности: гибнуть здесь или спешно бежать за рубеж.
Проект «гибель» (с его модификациями «маргинализация», «люмпенизация» и так далее) и проект «бегство» – будут осуществляться одновременно. Одни будут сваливать. Другие гибнуть. Спиваться, сходить с ума, опускаться на маргинальное дно, деградировать, люмпенизироваться и так далее. Как мы видим, оба проекта уже правят бал в современной России. О чем теперь все наши социологи говорят даже без содрогания, а напротив, как о чем-то нормальном. И чуть ли не оптимальном.
Для достижения криминального анти-идеала нужно, чтобы в год мясорубка проекта «бегство» пропускала через себя хотя бы 5 миллионов людей. И мясорубка проекта «гибель» – столько же.
Вывод из социума 10 миллионов человек в год очень скоро превратит страну в суперструктуру, состоящую из мафиозного ядра и мафиозной же периферии. Структура будет становиться все более и более шаткой. Продержится ли она 6-8 лет или рухнет раньше, зависит от непредсказуемых обстоятельств.
В гниющем доме обрушение может начаться от чего угодно. От того, что вы сильно хлопнули дверью. От того, что вы дернули оконную раму. От того, что вы чихнули, наконец. А поскольку внешние силы побуждаются к активным действиям всей логикой мирового процесса, то… Представьте себе быстро гниющий дом, по которому бьют тараном.
Тут можно спорить только об одном: рухнет ли он с первого удара или с десятого. А также о силе и сосредоточенности этих ударов.
Пока еще так называемые лишние люди (они – реальный цвет и большинство нации, они же – наш народ, и так далее) не оказались окончательно превращены в нежизнеспособный фарш криминально-капиталистической мясорубкой, у них есть время опамятоваться. Наш моральный, экзистенциальный, исторический долг – всячески способствовать этому. Не щадя сил. Подчиняя себя этой цели полностью.
Упования на то, что наши братья, они же «лишние» (а мы при подобном ходе событий столь же лишние, как они), опамятуются, отреагировав на простейшие наши лозунги – от лукавого. В подобном случае все сразу хватаются за великие ленинские простейшие лозунги и декреты. Забывая, что лозунги были выдвинуты фактически на самой последней стадии процесса взятия власти. А до этого существовали совершенно другие стадии, на которых шла совсем другая, отнюдь не лозунговая, деятельность.
Большевики апеллировали не только к хлебу, миру и разделу помещичьей земли. В противном случае они никогда не смогли бы победить эсеров, у которых они эти апелляции, мягко говоря, позаимствовали. Большевики апеллировали к новому великому Красному антикапиталистическому проекту. В котором историческая Россия каким-то сложным образом сумела рассмотреть нечто, глубоко созвучное ее сокровенной сути.
Банальное нытье об антирусской сути большевизма вскоре перестанет убеждать даже самих нытиков. По прошествии двадцати страшных лет слишком многим уже понятно, что даже интеллигентский, очень западнический на первый взгляд большевизм каким-то способом оказался созвучен сокровенным и глубочайшим народным чаяниям. Чаяниям предельным, хилиастическим.
А ведь помимо интеллигентского большевизма существовал еще и глубочайший народный большевизм, чья тайна до сих пор не раскрыта. И без которого большевики никогда бы не смогли ни взять власть, ни тем более ее удержать.
Итак, не будем ни отрицать значение простейших лозунгов, ни увлекаться их соблазнительной простотой. Либо Россия в XXI столетии обретет себя после всего случившегося, воодушевившись новым большим проектом, либо она перестанет существовать.
Наша задача – предъявить России этот большой проект, который был бы преемником всего ее прошлого и одновременно был бы устремлен в будущее.
Сначала большой проект – сколь бы сложен и неочевиден он ни был. Потом – простейшие лозунги.
Наша задача – не только предъявить такой проект, но и создать полноценный субъект, способный реализовывать этот новый проект так же, как буржуазия прошлых веков реализовывала свой великий проект «Модерн».
Большевистская партия в 1917 году предъявила народу не только большой проект, но и себя в качестве субъекта, способного этот проект реализовать. А коль скоро это так, то большевистская партия не была партией в классическом смысле этого слова. Она была чем-то гораздо большим.
Нас не интересует проект как научная литература любого, даже самого высокого, качества.
Проект – это нечто большее. Это мощнейший смысловой магнит, способный втянуть в себя все, что хранит в себе тайную способность определенным образом намагничиваться.
Ситуация – вот что превращает в смысловые магниты самые холодные высоколобые тексты. Не будем разводить руками, говоря о невозможности решения подобной задачи. В конце концов, именно ситуация превратила в подобные магниты сверхсложные тексты Маркса. Именно ситуация создала целый слой людей, которые днями и ночами сосредоточено впитывали марксистскую сверхсложность. Не лишенную, конечно, политической страсти. Но и не тождественную оной. Страсть извлекали из Маркса те, кто его читал. Точнее, они эту страсть обнаруживали, скручивали в накаленный волевой жгут, усиливали, преобразовывали.
Сделать все это они смогли лишь потому, что в спину им дышала новая ситуация, она же История. Некоторые из них говорили, что слышат ее шаги. Другие – что она их выкликает по именам. Они не просто говорили об этом. Они подтверждали это подвижническим трудом и подвигом.
Так что не будем говорить о том, что сопряжение Маркса с Вебером, а также бог знает с кем еще, не даст того эффекта, который в начале прошлого столетия породил высоколобый труд под названием «Das Capital».
Обсудим лучше то, насколько мощно ворожит современность, превращая в сгусток политической и метафизической страсти синтез Маркса и Вебера.
Глава 13. Судьба Модерна и судьба капитала
Рассмотрение вопроса о судьбе капитализма через призму потери или сохранения легитимности требует выхода за рамки классического марксизма. Для которого вопрос о легитимности по определению не может носить основополагающего характера. Строго говоря, в понятийном языке марксизма вообще нет понятия «легитимность».
Для понимания судьбы капитализма необходимо введение подобного понятия в чуждый ему марксистский контекст. Это и проблема теории, и практическая политическая проблема. Ее решение возможно только в рамках синтеза Маркса и Вебера. В противном случае мы либо потеряем марксизм (что приведет к существенной аналитической, а значит и политической, дезориентации), либо не получим доступа к аналитике ключевой проблемы XXI века.
Капиталистический класс оформился политически и исторически, создавая проект «Модерн».
Стремясь к господству и легитимности, этот класс предъявил обществу данный проект в качестве своего главного и ценнейшего нематериального актива.
Вне проекта «Модерн» капиталистический класс полностью лишен и исторического ореола, и вытекающей из него легитимности. Капиталистический класс минус проект «Модерн» – равно чему? Дворцам и яхтам, кутежам и биржевым спекуляциям, заводам и пароходам? Всего этого совершенно недостаточно для того, чтобы сделать правомочными свои притязания и привилегии.
Вне Модерна уродлив и криминален даже нормальный капиталистический класс. А уж наш российский мутант – тем более.
А значит, аналитика Модерна – это постижение судьбы капитала в XXI веке. Судьба капитала полностью предопределена судьбой Модерна. А вопрос о судьбе капитала – это ключевой конкретный политический вопрос XXI века. Сохранение капитализмом легитимности лишает некапиталистические и антикапиталистические политические движения стратегических перспектив. Потеря капитализмом легитимности – открывает для таких движений именно конкретные стратегические политические перспективы. Другой вопрос, сумеют ли эти движения воспользоваться подобными перспективами.
Но разве для практической политики вопрос о самом наличии перспектив не является ключевым?
Конечно, кроме легитимности есть еще и «господство в собственном соку». Теряя легитимность, капитализм сохраняет подобное господство. И может попытаться осуществлять его на основе голой силы. То есть бесконечно жестокого, зверского и полузвериного доминирования.
Но, во-первых, подобные формы господства никогда не были устойчивыми. Об этом говорит нам весь исторический опыт человечества.
