определении стратегии развития села, поисках «философского камня» землеустройства и землепользования.
Этот хаотичный перебор вариантов так и не принес российской деревне и всему государству искомого стабильного состояния и устойчивого развития.
Начать с того, что «земельный вопрос» вообще был одной из основ развития особого типа русской государственности. С XV–XVI веков на Руси постепенно формируется, как его многие называют, «служилое государство». Его ключевой принцип — жалование царской властью служилому сословию дворян земель в условное, временное владение. «Дача поместий» за службу, но без права их дарить и продавать стала основой и опорой великокняжеской и царской власти. Тем более что с середины XVI века даже вотчинное землевладение также было уже обусловлено службой царю.
Несомненно, такая система сыграла огромную роль в становлении и политическом укреплении русского централизованного государства. Одновременно существование в России «неполной собственности» на землю было объективно обусловлено специфическими чертами экономического хозяйствования в присущих России природно-климатических условиях и при существовавшем тогда уровне технологий.
Но в то же время, на определенном этапе, все эти специфические политические и собственно хозяйственные особенности земельных отношений не могли не породить противоречий в дальнейшем развитии страны, которые стали очевидны уже в Смутное время конца XVI — начала XVII века.
В дальнейшем государство смогло восстановить себя и развиваться дальше, только начав, пусть и постепенно, но расширять полноту прав собственности на землю. Так, это право было еще частично ограничено «служилым принципом» до жалованной во второй половине XVIII века вольности дворянства.
Другая особенность аграрной истории России заключается в том, что крупное феодальное хозяйство не было ни рыночным, ни в полном смысле слова, товарным. Его основой являлось внеэкономическое принуждение — крепостная система.
Не останавливаясь подробно на политико-экономическом значении крепостничества на разных этапах развития страны, скажем только, что к XIX веку его тормозящая роль становилась все более очевидной. Крепостная система в принципе обладала мизерным «капиталистическим потенциалом», а значит, делала невозможной столь необходимую России модернизацию экономики, затрудняла для государства решение военно-политических задач. Она же порождала и тяжелейший, все нарастающий «навес» социальных проблем, грозивших обрушением всего здания империи.
Но и после Великих реформ 60?х годов XIХ века, освобождения крестьян, все эти проблемы не были сняты. К началу XХ века Россия все равно пришла с огромной опухолью нерешенных земельных и крестьянских вопросов. Оставалась «недокапиталистической» страной с полуфеодальными формами хозяйства. Социальные проблемы нарастали и уже выливались в первые отзвуки грядущей катастрофы — революционный кризис 1905 года.
Средоточием проблем и слабым звеном системы по-прежнему была русская деревня. Да, Россия очень быстро перевела свою промышленность на капиталистические рельсы. Но в аграрной сфере сохраняла и даже усиливала свое звучание проблема крестьянского малоземелья. В сочетании с общинным землевладением и его постоянными переделами, малоземелье более всего тормозило модернизацию крестьянского хозяйства. Вело к разрушению старого патриархального крестьянства, его маргинализации, превращению отчасти в сельский, а отчасти уже и собственно городской пролетариат.
Созданная же система земельного выкупа фактически лишала стимулов к экономическому развитию и крестьянское, и помещичье хозяйство. Формирование аграрной рыночной структуры оставалось делом практически невозможным.
Попыткой решения этих проблем были столыпинские реформы. Их результатом должно было стать среднее и крупное частное крестьянское землевладение, не связанное тормозящими капиталистическое развитие общинными путами. За счет перераспределения государственных и выкупа через Крестьянский банк помещичьих земель происходило «вокрестьянивание земли», постепенное становление нового трудового класса сельских собственников. Наконец-то в истории России формировались ориентированные на рынок крупные товарные аграрные хозяйства.
Данный путь развития мог и должен был оказаться чрезвычайно плодотворным. Но Россия, к сожалению, не имела столь необходимых и чаемых Столыпиным «двадцати лет спокойствия». Вместо этого она получила террористическое убийство премьер-министра-реформатора, потрясения и революции.
Попытка Столыпина создать в России новую собственность на землю дала кровавые всходы реакционного сопротивления. Точно так же как тридцатью годами ранее «бомба земельного вопроса» сразила крестьянского освободителя Александра II.
Курс на формирование в России крупного и среднего частного крестьянского хозяйства, рыночной и капиталистической аграрной экономики был на долгие годы прерван.
После 1917 года задачи поддержания «революционного союза города и деревни», восстановления экономики диктовали на первых порах необходимость сохранения в сельском хозяйстве видимости крестьянской собственности на землю. Но вот рыночность отношений советского государства с крестьянами всегда была весьма условной.
Даже после Кронштадтского восстания, отмены продразверстки и перехода к нэпу доктрина перекачки средств из деревни в город, ресурсов сельского хозяйства в промышленность была основополагающей в экономической политике. Минимальные закупочные цены на хлеб, пресловутые «ножницы цен» между аграрной и промышленной продукцией служили главным инструментом индустриального развития страны.
В конечном счете, период нэпа, несмотря на запоздалые «прозрения» Ленина, стал лишь временным отступлением большевиков от генеральной линии на коллективизацию села, обезземеливание и разрушение крестьянства.
Несправедливые для деревни, но все же товарные методы взаимоотношений с крестьянином в период нэпа были отвергнуты и заменены репрессивной политикой насаждения колхозов, раскулачивания и голодомора.
Новый вид социалистической собственности — колхозной — мало отличался от собственности государственной. А положение самих колхозников — от крепостной зависимости. Диспропорция развития промышленности и сельского хозяйства только усиливалась на фоне сплошных и фактически бесплатных хлебозаготовок, а также грабительских для колхозов условий работы машинно-тракторных станций.
Развитие советского сельского хозяйства не предполагало ни рыночности, ни крестьянской собственности на землю. Основным направлением его усовершенствования оставалось только укрупнение, игра на масштабе. Эта политика порождала фантастические утопии хрущевских агрогородов, или же наоборот — вполне реальные и трагические программы ликвидации «неперспективных» деревень.
Однако ни «индустриализация» аграрного производства, ни экстенсивные целинные проекты, ни периодические государственные программы масштабных инвестиций не сделали советское сельское хозяйство эффективным.
«Мания коллективизации» и иррациональное неприятие частной инициативы и собственности продолжали процветать и после завершения сталинского периода «бури и натиска». Поблажки селу в середине 1950-х годов были ощутимы. Они выразились в установлении более справедливых экономических отношений государства с колхозами, ликвидации МТС и выдаче паспортов до того закабаленным крестьянам. Но одновременно происходило наступление на личное подсобное хозяйство, на частную инициативу. Призрак «кулака» не давал советской власти мыслить нормальными экономическими категориями.
К концу 1970-х годов тупиковость этой логики развития стала очевидной. Темпы роста сельского хозяйства оказались нулевыми или даже отрицательными. «Выкачать» что-то еще из растерзанного тела деревни было уже невозможно.
Без кардинальных изменений аграрного строя, отношений собственности невозможно было вдохнуть в село новую жизнь. Всю эту ситуацию впоследствии точно отразил в одном из своих фильмов Эльдар Рязанов: «Мы не пашем, не сеем, не строим. Мы гордимся общественным строем».
Но жизнь всегда берет свое. И реальная жизнь села опять начала пробиваться в поздние советские годы сквозь чуждый земле «асфальт» социалистических принципов хозяйствования бурным развитием деревенских и городских личных приусадебных хозяйств. На фоне циклопической беспомощности колхозно-совхозного строя, оставившего землю без хозяина, это очередное пробуждение крестьянской частнособственнической жилки лучше всего доказывало необходимость нового вокрестьянивания земли, возрождения рыночной аграрной экономики.
Глядя теперь, из дня сегодняшнего, на историю аграрного развития России, поражаешься тому, что все фундаментальные, «закоренелые» проблемы никуда не делись.
Мы, вроде бы встав на путь рыночного развития, на путь развития капитализма в России, так до сих пор и не определились, каким должно быть сельское хозяйство. Кому и как его развивать. Каковы должны быть принципы земельной политики.
Нынешняя система «бумажных земельных паев», коллективно-долевой собственности на землю вновь воинственно отрицает частную собственность. До рези в глазах напоминает, да и, говоря по правде, полностью воспроизводит со всеми их болезнями и пороками исторически изжившие себя общинное землевладение и колхозный строй. Оборачивается консервацией неэффективного и заскорузлого сельского хозяйства.
Государственная сельскохозяйственная политика по-прежнему остается у нас на положении приживалки и бедного родственника в макроэкономических эмпиреях финансовой стабилизации и эйфории сырьевой экономики.
Тяга к избыточному административному регулированию сельского хозяйства, особенно на региональном уровне, сочетается с практически полным пренебрежением тяжелейшими социальными проблемами деревни. Мы непозволительно мало думаем о повторном освоении, развитии огромной территории России, мы забыли о том, что значительная ее часть — вымирающие деревни и районы, откуда уходит жизнь.
Сельское хозяйство остается главной «жертвенной» отраслью национальной экономики, брошенной на произвол судьбы и отданной на заклание мировому капиталу. И все это — вопреки национальным интересам и национальной безопасности.
Сегодня, когда у нас вновь все «переворотилось и только укладывается», основной проблемой российской земли и ее труженика по-прежнему остается недостаток свободы и воли. Свободы крестьянского труда на собственной земле. Воли государства к выработке полноценной и осмысленной сельскохозяйственной политики.
Столкновение из столетия в столетие с одними и теми же проблемами может привести в отчаяние. Настала пора остановиться, оглянуться, определиться со стратегией развития сельского капитализма в России.
Вступив в новое тысячелетие своей истории, перейдя порог постиндустриальной революции, человечество тем не менее осталось самим собой, не изменилось в главном. В поте лица своего продолжаем мы добывать хлеб насущный.
Способность каждого заработать на кусок хлеба является главным принципом личной свободы. Способность любого народа и страны прокормить себя остается основой национального суверенитета. Генетический код современной цивилизации высоких технологий и электронных коммуникаций все равно зашифрован в преображении брошенного в землю зерна. Даже проникнув в секреты атомного ядра, познав геном человека и полетев в космос, мы не раскрыли тайну творения пшеничного колоса.
XXI век, несомненно, будет отмечен новыми открытиями и научными прорывами. Но выживание человечества все равно зависит главным образом от того, сумеет ли оно преодолеть пределы роста и собственного развития — экологические, демографические, ресурсные. Сохранит ли и даст ли всем чистые воздух, воду и землю. Сумеет ли победить голод и нищету, обеспечить ускоренное развитие и достойный уровень жизни наименее развитым странам, окончательно не подорвав по пути устойчивость биосферы.
Даже справившись со столь беспокоящей нас сегодня исчерпаемостью энергетических ресурсов, заменив нефть и газ какой-то новой экономической кровью, мы никогда и ничем не сможем заменить воду и хлеб. И не сможем отменить необходимость каждый день накормить все увеличивающееся население планеты.
Поэтому в новом столетии, чем дальше, тем больше, глобальные процессы будут определяться экологическим и биологическим выживанием человечества. Отсутствием новых неосвоенных земель и пределами их эксплуатации. Демографическими пределами. Усиливающейся конкуренцией за доступ к плодородной почве и чистой воде.
Эти процессы могут вылиться в очередные горячие или холодные, локальные или мировые войны. А могут, наоборот, породить новую аграрную технологическую революцию, которая эту войну остановит или предотвратит. Сейчас возможно и то и другое.
Но для нас крайне важно, что в этом глобальном экологическом и демографическом противостоянии за передел планеты России принадлежит особая и тяжелая роль. В силу своих природных богатств, огромных территориальных и земельных ресурсов, самых значимых на Земле запасов пресной воды наша страна неизбежно окажется в самом центре борьбы. Борьбы, которая будет становиться все более ожесточенной по мере увеличения крайне опасного уже
