следствие обмена, Адам Смит довершает процесс секуляризации мира. Действительно, только в таком контексте становится возможным помыслить не просто само-институциирование, но теперь уже самоконструирование мира. Если разделение труда первично по отношению к обмену, то развитие общества ограничивается социальной ригидностью, которую оно несет в себе. Именно в этом смысле обмен, в форме рынка, конструирует общество. Его цель в пределе – построение общества, в котором каждый был бы во всех и все были бы в каждом. Так, Смит в первых главах «Богатства народов» пространно рассуждает об этом «всеобщем изобилии», порождаемом разделением труда. Но его взгляд на проблему шире, чем у его предшественников. Мандевиль и Фергюсон подробно развивали эту тему, показывая, что разделение труда позволяет значительно увеличить производительность. Но они говорили об этом с точки зрения фабриканта, который организует это разделение труда с целью уменьшить затраты и увеличить прибыль. Они рассматривали разделение труда как институциированное из некоего центра принятия решений, регулирующего труд и производство. Эта концепция очень подробно объясняется в «Басне о пчелах». В частности, Мандевиль развивает здесь целую теорию разделения труда как средства, позволяющего усилить общественный контроль над чиновниками в администрации, занимающейся государственными делами. Он показывает, как разделение труда позволяет создать ситуацию, при которой ведение самых важных и сложных дел осуществляется обыкновенными людьми. «Именно так, – пишет он, – возможно поддерживать регулярность и удивительный порядок в большой администрации и в каждой ее части; в то время как вся экономика в целом кажется при этом предельно сложной и запутанной, не только посторонним, но и самим служащим, которые там работают» (6е dialogue. Éd. Кауе. Т. II. Р. 326). С точки зрения Мандевиля, разделение труда развивается из некоего центра; оно требует великого организатора, который распределяет задачи таким образом, что лишь он один может контролировать весь процесс в целом. На уровне администрации оно должно, следовательно, служить королю и его Совету, которые «должны все держать в поле зрения и направлять» (Ibid. Р.327)[97 — В этом отношении Маркс, читавший Мандевиля, удивительно близок к логике последнего, при том что его анализ строится в области организации производства.].
У Смита ничего подобного мы уже не находим. На первых же страницах «Богатства народов» он ясно высказывается по этому поводу. «Разделение труда, из которого проистекает столь много выгод, – отмечает он, – не произошло изначально от чьей-либо мудрости, предвидевшей и осознавшей то общее благосостояние, к которому оно приводит. Это необходимое – хотя очень медленно и постепенно действующее – последствие определенной особенности человеческого естества, которая отнюдь не имеет в виду столь обширной пользы, а именно склонности меняться, выменивать, обменивать один предмет на другой» (Richesse. Т. I, livre I, ch. II. P. 18)[98 — Смит Адам. Исследование о природе и причинах богатства народов. С. 127–128.]. Смит, таким образом, переворачивает традиционное отношение между обменом и разделением труда. Но, что важнее всего, у него разделение труда поднимается до уровня настоящего философского концепта (по этой причине, кстати, он окажется не в состоянии дать теоретическое объяснение возникающим на практике отрицательным последствиям этого разделения труда, доведенного до предела). В рамках рынка – поскольку разделение труда ограничивается величиной этого рынка – оно отражает растущую взаимозависимость людей. В этом смысле у Смита разделение труда – подлинный социологический преобразователь: именно через разделение труда обмен осуществляет настоящую социализацию. Смит в восхищении от того, что «без содействия и сотрудничества тысяч людей самый маленький и незаметный частный человек в цивилизованной стране не имел бы ни одежды, ни мебели» (Richesse. Т. I, livre I, ch. I. P. 18)[99 — Там же. С. 127. (Перевод исправлен. – Примеч. ред.)]. Разделение труда не просто экономит время и труд. Оно конструирует общество до самого его конечного предназначения: автономии, реализуемой через всеобщую взаимозависимость. Мы вновь видим здесь руссоистскую фигуру общей воли, не отделимой от свободы каждого индивида. Мы снова понимаем, насколько «решения» Смита и Руссо могут прочитываться на одном уровне. В обоих случаях свобода развивается через интериоризацию зависимости. Рынок есть оборотная сторона договора, его неслышное симметричное отражение.
Если Руссо мыслит демократию как разгаданную тайну всех форм правления, Смит видит в рынке найденную наконец форму осуществления философии и истории. Марксу останется лишь подвести сдвоенный итог в единой фигуре прозрачности коммунизма. Смит же ограничивается написанием философии рыночного общества, считая, что благодаря разделению труда «каждый человек живет обменом или становится в известной мере торговцем, а само общество оказывается собственно торговым сообществом» (Richesse. Т. I, livre I, ch. IV. P. 28)[100 — Там же. С. 136. (Перевод исправлен. – Примеч. ред.)].
4. Социология нового мира
Экономическое представление об обществе влечет за собой глубокий социологический переворот. Различные традиционные сословия (дворянство, буржуазия, духовенство и т.п.) не соответствуют теперь новому воззрению общества на само себя. Социальное восхождение богатства заставляет мыслить социальную организацию в новых категориях. Для Кенэ и физиократов нация, например, сводится к трем новым категориям граждан: класс производителей, класс собственников и непроизводящий класс. Производительный класс состоит из земледельцев, фермеров и сельских рабочих. В класс собственников входят суверен, землевладельцы и все те, кто имеет право взимать десятину[101 — Как известно, физиократы рассматривают суверена как со-владельца всех земель королевства. Это и оправдывает тот факт, что он может собирать налоги.]. Непроизводящий класс состоит из ремесленников, фабрикантов и купцов и, в более широком смысле, из всех граждан, занятых трудом, отличным от сельскохозяйственного. У Смита обнаруживаем тот же подход: у него также экономические категории определяют социальные классы. Но, по Смиту, сельское хозяйство не является единственным источником богатства. Как известно, он разделяет годовой продукт нации на три части: земельная рента, прибыль на капиталы, трудовая заработная плата. Этот продукт, таким образом, составляет доход трех разных классов: тех, кто живет на ренту, тех, кто живет на заработную плату, и тех, кто живет на прибыль. Таким образом, именно различные типы доходов определяют социальные классы. «Это – три крупнейших, первичных и основных класса в каждом цивилизованном обществе, из дохода которых извлекается в конечном счете доход всякого другого класса» (Richesse. Т. I, livre I, ch. XI. P. 321)[102 — Смит Адам. Указ. соч. С. 390.]. Кроме того, Смит устанавливает определенную иерархию между этими тремя классами. Он считает, что интересы первого класса (рента) и второго класса (зарплата) тесно связаны с общим интересом общества, в то время как интерес третьего класса (прибыль) «не имеет той же связи, что и первые два, с общим интересом»[103 — Здесь мы сталкиваемся с общим недоверием Смита по отношению к торговцам; такое общее отношение во многом также уже лежало в основе законов, регулировавших торговлю. См.: Viner. Studies in the theory of international trade.].
Это радикальный разрыв с традиционным видением упорядоченного общества, где роли распределены раз и навсегда. Действительно, дать социологии экономическое основание – значит мыслить общество мобильным. По отношению к социологии физиократов Смит вводит три изменения, чреватые многими последствиями:
1. Прежде всего он отвергает предлагаемый физиократами анализ источника богатства; для него земля – лишь один из возможных источников богатства. Этот пункт достаточно хорошо известен, и мы не будем его развивать.
2. Далее, Смит развивает своего рода диалектическую социологию. В отношении производства социальные классы разделены, в части же потребления социальные классы образуют единство. «Потребление, – пишет он, – является единственной целью всякого производства, и интересы производителя заслуживают внимания лишь постольку, поскольку они могут служить интересам потребителя» (Richesse. Т. II, livre IV, ch. VIII. P. 307)[104 — Смит Адам. Указ. соч. С. 478.]. Такая концепция потребления – не просто экономический трюизм. Смит придает ей настоящее социальное и политическое измерение. Производители представляют лишь частные интересы, в то время как потребители непременно являются носителями общего интереса. Именно потому, что богатство – двигатель общества, и потому, что потребление есть цель богатства, экономическое общество становится местом осуществления общего интереса. Вся смитовская критика меркантилизма, которая также является критикой деспотии, основана на этом пункте. Как только богатство становится инструментом политического господства, оно неизбежно присваивается уже на стадии своего производства и поэтому не служит общему интересу.
Потребитель есть гражданин рыночного общества: высшие права потребителей для Смита являются тем же самым, что общая воля для Руссо. Меркантилизм неявно подразумевал ограниченность обменов сословием дворян и буржуазией; в рыночном обществе вся нация целиком оказывается затронутой обменами, которые ее формируют.
3.Смит заимствует у физиократов разделение между производительным и непроизводительным. Но придает ему новый смысл. Он не располагает его внутри сферы богатства, а превращает в линию раздела между государством и гражданским обществом. Это достаточно важный пункт, и мы рассмотрим его подробнее, чем предыдущий.
Различение между производительным и непроизводительным трудом прежде всего позволяет Смиту перевернуть традиционные представления о социальных иерархиях и функциях. В этом пункте его концепция глубоко революционна. Поэтому мы возьмем на себя труд процитировать по этому поводу длинный отрывок из «Богатства народов»: «Труд некоторых самых уважаемых сословий общества, подобно труду домашних слуг, не производит никакой ценности <…> Например, государь со всеми своими судебными чиновниками и офицерами, вся армия и флот представляют собой непроизводительных работников. Они являются слугами общества и содержатся на часть годового продукта деятельности остального населения. Их служба, как бы почетна, полезна и необходима она ни была, не производит решительно ничего, за что потом можно было бы получить равное количество услуг. Защита и охрана страны – результат их труда в этом году – не купит защиты и охраны ее в следующем году. К тому же классу должны быть отнесены как некоторые из самых серьезных и важных, так и некоторые из самых легкомысленных профессий – священники, юристы, врачи, писатели всякого рода, актеры, паяцы, музыканты, оперные певцы, танцовщики и пр.» (Richesse. Т. I, livre III, ch. III. P. 414)[105 — Смит Адам. Указ. соч. С. 469.].
Это утверждение вызовет скандал. Чиновники и военные, священнослужители и судьи были шокированы тем, что экономически их ставят на одну доску с комическими актерами и слугами и что их рассматривают лишь как паразитов по отношению к настоящим производителям. В этом пункте Маркс встанет на защиту Смита, и в своих «Теориях прибавочной стоимости» он не будет скрывать, что согласен с этой радикальной стороной смитовского анализа.
Общество рынка переворачивает установленные ранги и социальные различия. С научной точки зрения Смит, таким образом, формулирует самую сильную критику традиционного общества. Его критика института слуг особенно интересна в этом смысле. Действительно, известно, что в конце XVIII века численность прислуги была значительно большей, чем
