возможное улучшение методов ее вычисления означало бы, по существу, объяснение ценообразования; «стоимость» же оказывается излишним схоластическим двойником цены. Надо сказать, что «эссенциальный» характер «стоимости» маскируется ее числовым выражением: ведь «сущности» Аристотеля никогда не имели такого выражения, а определялись словесно. Мне кажется, что в понятии «стоимости» трагически смешались «сущностное» мышление средневековья и «количественное» мышление нового времени. «Энергетика» вызвала в свое время возражения, психологически сходные с критикой «эссенциализма», и устояла лишь благодаря точным количественным определениям и опытной проверке. Было бы интересно выяснить, какое положительное влияние имели при этом идеи Платона, присутствовавшие также в умах физиков того времени – ведь в то время гуманитарное образование получали все. Нельзя сказать, чтобы количественный подход был чужд мышлению Маркса. В третьем томе «Капитала» он пытался уже учесть факторы, от которых зависит образование цен, прежде всего – спрос и предложение. Его анализ, весьма проницательный в конкретных вопросах, часто согласовался с экономической жизнью его времени, но от призрака «стоимости» он отказаться не мог.
13. Противоречивость трудовой теории стоимости Рикардо и теории прибавочной стоимости Маркса
Мы должны проследить развитие, которое Маркс дал этому понятию, поскольку концепция «прибавочной стоимости», как уже было сказано, имела важнейшие исторические последствия. Основные гипотезы «трудовой теории стоимости», унаследованные Марксом от его предшественников, можно сформулировать следующим образом:
I. Средняя цена товара равна его стоимости.
II. Стоимость, произведенная трудом, определяется затраченным (средним) рабочим временем, но не зависит от вида труда [Это несколько огрубленная форма «закона стоимости Рикардо», что не отражается на наших выводах.] .
Главной трудностью, с которой встретилась «школа Рикардо», была «стоимость» рабочей силы. Еще предшественники Маркса понимали, что рабочая сила выступает на рынке в качестве товара, который ее владелец – рабочий – продает капиталисту. Тогда, как и всякий товар, она должна иметь «стоимость». Но этот особенный товар не изготовляется, как все другие товары. Вот как резюмирует Энгельс эту трудность:
«Труд есть мера стоимости. Но живой труд при обмене на капитал имеет меньшую стоимость, чем овеществленный труд, на который он обменивается. Заработная плата, стоимость определенного количества живого труда, всегда меньше, чем стоимость продукта, который произведен этим самым количеством живого труда или в котором этот труд выражается. В таком понимании вопрос действительно неразрешим».
За исключением последней фразы, здесь излагаются взгляды Рикардо. Поскольку текст испорчен гегельянским жаргоном, он нуждается в объяснении. Первая фраза равносильна предыдущей гипотезе II и означает, что принимается «трудовое определение стоимости». «Живой труд» во второй фразе означает товар, который рабочий продает капиталисту – его работу в течение условленного времени. Обмен этого «живого труда» на «капитал» означает, что рабочий получает за свой труд заработную плату – цену этого труда. По предыдущей гипотезе I, эта цена равна «стоимости» труда, выполненного рабочим. Две первых фразы, по-видимому, не допускают другого понимания, но при этом возникает принципиальная трудность. К товару под названием «живой труд» здесь применяются гипотезы, приписывающие ему «стоимость». Но гипотеза II относится к товарам, произведенным трудом, тогда как «живой труд» не производится трудом, а сам является трудом. Разница здесь примерно такая, как если бы сначала определили часы как прибор для измерения времени, а затем пытались определить понятие времени с помощью тех же часов. Но чтобы понять, что такое часы, недостаточно видеть их стрелки. Здесь перед нами типичный пример того, как человеческий «кудрявый» язык маскирует логические ошибки.
Поскольку общее определение «стоимости», как мы видели, неприменимо к товару «живой труд», стали искать для этого случая особое определение (то есть такое, где «стоимость» товара не определяется трудом, затраченным на его производство). Тем самым, пытаясь спасти гипотезу I, нарушили гипотезу II: «стоимость живого труда» приравняли его цене – заработной плате. Это и означает выражение во второй фразе: «живой труд при обмене на капитал».
Но в третьей фразе мы находим другое, особое определение «стоимости живого труда»: она определяется как «стоимость продукта, который произведен этим количеством живого труда или в котором этот труд выражается»; иначе говоря, она приравнивается к цене всего произведенного товара. Это опять-таки не спасает гипотезу II, но нарушает также и гипотезу I.
Таким образом, Рикардо и его школа дали два различных особых определения «стоимости живого труда» и усмотрели парадокс в том, что они не согласуются между собой: заработная плата, как известно из опыта, всегда меньше цены произведенного товара. Маркс и Энгельс точно так же видели здесь парадокс, не замечая, что разные понятия выступают здесь под одним и тем же названием. К сожалению, знаменитый логик Поппер не выяснил всю эту путаницу, а по существу лишь воспроизвел ее в других выражениях[32].Во всяком случае, Маркс искал выход из этой путаницы и нашел его в удивительной схоластической конструкции. Он пришел к выводу, что «живой труд» нельзя считать товаром. Что же, в таком случае, рабочий продает капиталисту? Выход, найденный Марксом, состоит в следующем. Он решил, что рабочий продает капиталисту не свой «живой труд», а свою «рабочую силу». Эта рабочая сила измеряется не временем работы, а временем, необходимым для производства (или воспроизводства) самой рабочей силы – то есть всего живого организма рабочего, используемого на фабрике. Чтобы рабочий мог выполнить свой дневной труд, он должен получить некоторое количество еды, одежды, какое-то жилище, и еще позаботиться о выживании детей (чтобы и в будущем была рабочая сила). Стоимость всех этих необходимых для выживания вещей, то есть рабочее время, необходимое для их производства, и есть «стоимость» рабочей силы, по которой она продается, в соответствии с гипотезой I. По этой гипотезе заработная плата должна точно соответствовать минимальным потребностям, без удовлетворения которых «рабочая сила» не могла бы выполнять свои функции. Никаких излишеств капиталист рабочему не предоставляет. И все это происходит в полном согласии с законом стоимости.
Таким образом, Маркс не только определил «стоимость» рабочей силы по общему правилу (через рабочее время, необходимое для ее производства), но и объяснил, как он думал, нищету рабочего класса при капитализме. В самом деле, оплата рабочей силы соответствует ее «стоимости», и нищета рабочих объясняется не обманом или другими безнравственными поступками капиталистов, а самим механизмом действия капиталистической экономики: «научно» доказывается, что этот строй неизбежно порождает нищету рабочих. Нетрудно представить себе впечатление, произведенное этой конструкцией на самого Маркса и его последователей. Даже Поппер называет ее «первоклассным научным результатом», хотя у Поппера нет для такой оценки уважительных причин: ведь он считает самое понятие «стоимости» метафизической абстракцией. Конструкция Маркса вовсе не научна, потому что «стоимость» производства рабочей силы еще меньше поддается вычислению, чем «стоимости» других товаров. Цена рабочей силы, то есть заработная плата, определяется, как и все рыночные цены, конкретными механизмами спроса и предложения, которые и приходится изучать в разных странах. Маркс построил свое «объяснение» нищеты рабочих, думая, что занимается «положительной наукой», но в действительности это мнимое объяснение в духе средневековой схоластики. Схоластика объясняла, на словесном уровне, все на свете: для Фомы Аквинского не составляло труда подогнать рассуждение под заранее заданный результат. Беда в том, что такие рассуждения не позволяют ничего предвидеть.
И в самом деле, вывод Маркса о том, что заработная плата рабочего при капитализме неизбежно должна быть равна прожиточному минимуму для рабочего и его семьи, не подтвердился в экономическом развитии Запада. Нельзя даже утверждать, что этот вывод был справедлив во время, когда был высказан, но перестал быть верным впоследствии: все рассуждение о «стоимости» рабочей силы не содержит никакого исторического контекста. «Научное предвидение» нищеты рабочего класса просто провалилось. Правда, можно было бы сказать, что вся «теория стоимости» в ее классической форме относилась, неявным образом, лишь к условиям «неограниченного капитализма»; но, опять-таки, предвидение дальнейшего хода событий, на которое претендовал Маркс, оказалось невозможным.
Эмоциональное воздействие аргументации Маркса основывалось на следующей наглядной картине. «Рабочая сила» оказывается товаром особого рода: в отличие от других тчий производит за какое-то время количество товара, «стоимость» которого равна «стоимости» его рабочей силы, то есть дневной заработной плате. Но затем он работает дальше, производя «прибавочную стоимость», которую капиталист присваивает, ничем не вознаграждая за нее рабочего. И хотя, по всем правилам «теории стоимости», рабочий получил полную цену за свою рабочую силу, «прибавочная стоимость» достается капиталисту без всякого видимого права. Это и есть марксово объяснение эксплуатации рабочих при капитализме.
Ясно, что это объяснение выходит за рамки того «экономического» рассуждения о «стоимости рабочей силы», которое Маркс считал научным. В нем откровенно используются эмоциональные мотивы и ссылки на «несправедливость», то есть этические соображения – правильные или нет. Впрочем, у Маркса не было никакой попытки определить, что он называет «эксплуатацией» – как не было ее ни у кого из писателей, касавшихся этого предмета после него; поэтому у него не могло быть и «научного» объяснения явления эксплуатации.
Поппер, в заключение своего анализа «теории прибавочной стоимости», говорит следующее:
«С другой стороны, ясно, что законы спроса и предложения не только необходимы, но и достаточны для объяснения всех феноменов “эксплуатации”, которые рассматривал Маркс – точнее, явления нищеты рабочих наряду с богатством предпринимателей – если допустить, вместе с Марксом, свободный рынок труда и постоянный избыток его предложения… Как показал Маркс, достаточно ясно, почему при таких условия рабочие вынуждены работать долгие часы за низкую заработную плату, иначе говоря, позволять капиталисту “присваивать лучшую часть плодов их труда”. И в этом тривиальном рассуждении, отчасти принадлежащем самому Марксу, нет надобности даже упоминать о “стоимости”».
Можно подумать, что Поппер дает здесь, наконец, определение «эксплуатации»: это явление «нищеты рабочих, наряду с богатством предпринимателей». Как мы уже видели, занимаясь рассуждениями Фридмана, такое определение явно не годится. «Нищета» и «богатство», как и все вообще оценки, в абсолютном выражении бессмысленны. «Мало» и «много», «большой» и «малый», «тяжелый» и «легкий» – все это пустые слова, если не сказано, по отношению к какому объекту дается оценка. «Нищета» американского безработного, живущего на пособие, покажется богатством индийскому рабочему, получающему обычную в Индии заработную плату. Верно, конечно, что «единственной» мерой нищеты или богатства можно считать степень удовлетворения средних физиологических потребностей человека. Но при таком подходе упускается из виду представление о «несправедливом» вознаграждении за труд, которое даже в словарях признается существенным для определения «эксплуатации». Нельзя определять понятие, пренебрегая эмпирическим и интуитивным смыслом, который вкладывает в него повседневная речь. Если говорить об «эксплуатации», не касаясь «справедливости», то получается очевидная манипуляция термином, значение которого нуждается лишь в уточнении. Вспомним, что Лоренц называет ученого «профессиональным уточнителем понятий».
Впрочем, Поппер, в отличие от самоуверенного г-на Фридмана, недоволен своим анализом «эксплуатации» и признает, что «детального и удовлетворительного объяснения
