круга моих знакомых. Он сказал, что когда видение закончится, я должен постараться раскрыть глаза сам и пробиться на поверхность до полного осознания окружающего.

Я добился успеха в том, чтоб удержать вид другой грибообразной формы, но в то время, как первая была желтоватая и небольшая, вторая была беловатой, крупнее и более плотной.

К тому времени, как мы закончили разговор о тех двух формах, которые я «видел», я позабыл о «бабочке в кустах», которая настолько меня занимала совсем недавно до этого. Я сказал дону Хуану, что меня удивляет, что я способен с такой легкостью отбрасывать нечто действительно необыкновенное. Казалось, я стал не тем лицом, которого я знал всегда.

— Не понимаю, почему ты устраиваешь из этого такой шум, -сказал дон Хуан.

— Всегда, когда диалог прекращается, мир разрушается и необычные грани нас самих выходят на поверхность, как если бы они где-то содержались под усиленной охраной наших слов. Ты такой, какой ты есть, потому что ты говоришь это себе.

После короткого отдыха дон Хуан попросил меня продолжать «вызывать» друзей. Он сказал, что важным пунктом здесь является постараться «видеть» так много раз, как только возможно для того, чтобы установить мостик для чувства.

Я вызвал тридцать двух человек по очереди. После каждой попытки он требовал тщательного и детального описания всего, что я ощутил в своем видении. Однако, он изменил эту процедуру когда я стал более удачливо выполнять ее. Судя по тому, что я останавливал внутренний диалог на несколько секунд, и потому, что я восстанавливал обычную деятельность без всякого перехода, я заметил это изменение в то время как мы обсуждали окраску грибовидных образований. Он уже указал на то, что окраска, как я ее называл, была не окраской, а сиянием различной интенсивности. Я уже собирался описать желтоватое сияние, которое только что видел, когда он прервал меня и точно описал, что именно я «видел». Начиная с этого момента, он описывал содержание каждого видения не так, как если бы он понял, что я сказал, но как если бы он «видел» его сам. Когда я попросил его прокомментировать это, он просто отказался говорить об этом вообще.

К тому времени, как я закончил вызывать тридцать двух человек, я сообразил, что «видел» большое разнообразие грибовидных форм и сияний, и испытал большое разнообразие чувств по отношению к ним, начиная от тихого восхищения, кончая откровенным отвращением.

Дон Хуан объяснил, что люди наполнены образованиями, которые могут быть желаниями, печалями, заботами и т.д. Он сказал, что только очень могучий маг может расшифровать значения этих образований и что я должен быть доволен тем, что просто вижу общую форму людей.

Я устал. Было что-то утомительное в этих странных формах. Моим ощущением в целом была неприятная усталость. Она мне не нравилась. Она заставляла меня чувствовать себя пойманным и обреченным.

Дон Хуан скомандовал мне писать для того, чтобы рассеять ощущение мрачного настроения. После долгого молчания, в течение которого я не мог ничего писать, он попросил меня вызвать тех людей, которых он сам будет выбирать.

Появилась новая серия форм. Они не были похожи на грибы, но похожи более на японские чашечки для сакэ, перевернутые вверх дном. У некоторых было образование, похожее на голову, как ножка у чашечки для сакэ, другие были более округлыми. Их очертания были приятными и спокойными. Я чувствовал, что в них заключалось какое-то врожденное чувство счастья или что-то вроде этого. Они парили, как бы не связанные с земным тяготением, которое приковывало к себе предыдущие формы. Каким-то образом уже один этот факт ослабил мою усталость.

Среди тех людей, которых он выбрал, был его ученик Элихио. Когда я вызвал видение Элихио, я ощутил толчок, который выбросил меня из состояния наблюдения. Элихио был длинной белой формой, которая дернулась, и, казалось, прыгнула на меня. Дон Хуан объяснил, что Элихио очень талантливый ученик и что он без сомнения заметил, что кто-то «видит» его.

Другим в выборе дона Хуана был Паблито, ученик дона Хенаро. Потрясение, которое дало мне видение Паблито, было еще больше, чем потрясение от Элихио.

Дон Хуан так сильно смеялся, что слезы потекли у него по щекам.

— Почему эти люди имеют другую форму? — спросил я. — У них больше личной силы, — заметил он. — как ты мог заметить, они не привязаны к земле. — Что им дало такую легкость? Они что такими родились?

— Мы все рождаемся такими легкими и парящими. Но становимся прикованными к земле и застывшими. Мы сами себя делаем такими. Поэтому можно, пожалуй, сказать, что эти люди имеют другую форму, потому что они живут как воины. Однако это не важно. Что сейчас важно, так это то, что ты подошел к грани. Ты вызвал сорок семь человек. И тебе осталось вызвать только одного, чтобы завершить полностью первоначальные сорок восемь.

В этот момент я вспомнил, что несколько лет назад он рассказывал мне в разговоре о магии зерна и о колдовстве, что количество ядрышек зерна, которые имеет маг, составляет сорок восемь. Он никогда не объяснял почему.

Я спросил его вновь, почему сорок восемь. — Сорок восемь — это наше число, — сказал он. — именно оно делает нас людьми. Я не знаю, почему. Не трать свою силу на идиотские вопросы.

Он поднялся и потянулся руками и ногами. Он сказал, чтобы я сделал так же. Я заметил, что на востоке появилась светлая полоска неба. Затем мы сели и он приложил свой рот мне к уху.

— Последний человек, которого ты собираешься вызвать, это Хенаро, настоящая звезда, — прошептал он.

Я почувствовал волну любопытства и возбуждения. Я прошел через все требуемые ступени. Странный звук с края чапараля стал живым и приобрел новую силу. Я почти забыл о нем. Золотые пузырьки охватили меня, а затем, в одном из них я увидел самого дона Хенаро. Он стоял передо мной, держа шляпу в руке. Он улыбался. Я поспешно раскрыл глаза и уже собирался заговорить с доном Хуаном, но прежде чем я успел сказать слово, мое тело отвердело как доска. Все волосы у меня поднялись торчком, и я долгое время не знал, что делать или что сказать. Дон Хенаро стоял прямо передо мной. Лично!

Я повернулся к дону Хуану. Он улыбался. Потом они оба громко расхохотались. Я тоже попытался смеяться, но не смог и поднялся.

Дон Хуан дал мне чашку воды. Автоматически я выпил ее. Я думал, что он плеснет мне воды в лицо, но вместо этого он опять наполнил мне чашку.

Дон Хенаро почесал голову и скрыл усмешку. — Разве ты не собираешься поздороваться с Хенаро? — спросил дон Хуан. От меня потребовались грандиозные усилия для того, чтобы организовать свои мысли и чувства. В конце концов я пробормотал дону Хенаро какие-то приветствия. Он поклонился.

— Ты звал меня, не так ли? — спросил он улыбаясь. Я выразил свое удивление от того, что вижу его стоящим тут. — Он звал тебя, — вставил дон Хуан.

— Что ж, вот и я, — сказал дон Хенаро. — что я могу тебе сделать?

Медленно мой ум, казалось, организовался. И, наконец, ко мне пришло внезапное озарение. Мои мысли стали кристально чистыми, и я понял, что в действительности произошло. Я рассуждал, что дон Хенаро гостил у дона Хуана. И как только они услышали, что моя машина приближается, дон Хенаро убежал в кусты и оставался там, прячась, пока не стемнело. Я считал доказательства убедительными. Дон Хуан, поскольку это он, без сомнения, подстроил все дело, время от времени давал мне намеки, развертывая таким образом спектакль. В нужное время дон Хенаро дал мне заметить свое присутствие, а когда дон Хуан и я шли обратно к дому, он шел позади нас самым очевидным образом, чтобы увеличить мой страх. Затем он ожидал в чапарале и производил странные звуки, когда дон хуан делал ему знак. Последний сигнал выйти из кустов должно быть был дан доном Хуаном в то время как мои глаза были закрыты, когда он попросил меня «вызвать» дона Хенаро. Тогда дон Хенаро, должно быть, поднялся на веранду и ждал, пока я открою свои глаза, чтобы испугать меня до потери сознания.

Единственным несоответствием в моей логической схеме объяснения было то, что я действительно видел, как человек, прятавшийся в кустах превратился в птицу и что в первый раз я увидел дона Хенаро в золотом пузыре. В моем видении он был одет точно так же, как в действительности. Поскольку я не находил логического способа объяснить все несоответствия, то я заключил, как я всегда делал в подобных случаях, что эмоциональный стресс мог сыграть важную роль в определении того, что «я считал, что видел».

Совершенно невольно я стал смеяться при мысли об их рассчитанной шутке. Я рассказал им о моих умозаключениях. Они раскатисто хохотали. Я честно считал, что их смех их выдает.

— Ты прятался в кустах, не так ли? — спросил я дона Хенаро.

Дон Хуан сел, держа свою голову обеими руками. — Нет, я не прятался, — сказал дон Хенаро терпеливо. — я находился далеко отсюда, а потом ты позвал, и я пришел повидаться с тобой.

— Где ты был, дон Хенаро? — Далеко. — Как далеко? Дон Хуан прервал меня и сказал, что дон Хенаро оказал мне любезность и что я не могу спрашивать его, где он был, потому что он был нигде.

Дон Хенаро стал на мою защиту и сказал, что все в порядке, и я могу его спрашивать о чем угодно.

— Но если ты не прятался около дома, то где ты был, дон Хенаро? — спросил я.

— Я был в моем доме, — сказал он с большой важностью. — В центральной Мексике? — Да. Это единственный дом, который у меня есть.

Они взглянули друг на друга и опять расхохотались. Я знал, что они дурачат меня, но решил не копаться в этом вопросе дальше. Я подумал, что у них должна быть причина, чтобы производить такие сложные действия. Я сел.

Я чувствовал, что я поистине раздвоился. Одна часть меня совсем не была шокирована и могла принимать любые поступки дона Хуана или дона Хенаро за чистую монету. Но была также другая часть меня, которая совершенно отказывалась. Это была моя самая сильная часть. Моим сознательным заключением было то, что я принял описание мира магами, которое мне дал дон Хуан, только на интеллектуальной основе, в то время как мое тело, как целостность, отказывалось