потом, когда мы соответствующим образом подготовимся, сообщить о своем открытии определенным научным кругам, которые так или иначе отреагируют на него.

— Замечательно. Но у меня есть совсем другое предложение. Нам ведь нужны доказательства, да?

— Ну конечно.

— Тогда почему бы нам не отправиться на Утилу и самим не раздобыть эти доказательства?

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что мы могли бы понырять немного в море и посмотреть, нет ли там еще чего-нибудь интересного. Я прекрасно помню, в каком именно месте находится риф, на котором покоился этот колокол, и ничто не мешает нам отправиться туда и немного пошарить по морскому дну. Может, нам удастся снова что-нибудь найти.

— Ты шутишь? — Кастильо бросил на меня недоверчивый взгляд. — Археологическая экспедиция подобной важности не может заключаться в том, чтобы «немного пошарить» по морскому дну, — она должна проводиться после подготовки всех соответствующих документов и под тщательным наблюдением высококвалифицированных специалистов. На такую подготовку уйдет несколько лет, а сами археологические раскопки потребуют еще больше времени.

— Понятно, — сказал я, потирая подбородок. — Но если археологические раскопки когда-нибудь все-таки начнутся, то кто их будет проводить? Боюсь, что не вы, а какая-нибудь организация с условным названием «Исследователи морских глубин». Вы сами только что признались, что конкуренция в сфере археологии жесточайшая. Неужели вы действительно думаете, что нам позволят хотя бы оказаться в списке тех, кто в перспективе может быть увенчан лаврами за данное открытие?

— По правде говоря, нам будет очень трудно попасть в число участников раскопок столь огромной важности, — вздохнув, ответил профессор и перевел взгляд на стоящие на столе тарелки. Мы с ним даже не заметили, как их сюда принесли. — Думаю, что нас рано или поздно попытаются оттеснить в сторону.

— И вас устраивает подобное положение дел? Вы и в самом деле согласны на такое?

— Ну, в общем-то, наибольшее значение имеет само открытие, а не то, кто его сделал, — сказал профессор, хотя и без особой уверенности. — Есть, безусловно, более квалифицированные специалисты, чем я, и они лучше меня выполнят эту работу.

— Вы это серьезно?

— Нет. Откровенно говоря, нет. А впрочем, не знаю, — задумчиво произнес Кастильо. — Но, как бы там ни было, у нас нет ни средств, необходимых для экспедиции, ни соответствующих разрешений. Так что мы не сможем провернуть данное дело, как бы нам этого ни хотелось.

— Мы вдвоем, безусловно, не сможем, — согласился я с ним. — Однако я знаю человека, у которого имеются все необходимые средства. Что касается разрешений, то уж где-где, а в Гондурасе… В общем, там есть много способов заполучить нужные разрешения.

— И что же это за человек, который мог бы нам помочь?

— Его зовут Джон Хатч, он американец. Я познакомился с ним несколько лет назад, когда искал работу во Флориде. Самое интересное для нас заключается в том, что у него есть своя фирма, «Хатч Мэрин Эксплорейшнз», которая занимается поднятием затонувших в море судов.

— Так он, по-видимому, охотник за сокровищами, да? Привлекать к данному делу университет ты, похоже, не очень-то хочешь, а охотника за сокровищами — пожалуйста?

— А я и не собираюсь этого отрицать. Охотник за сокровищами, который владеет судном, оснащенным новейшим оборудованием для определения местонахождения затонувших кораблей, имеет возможность привлечь к работе немалое число высококвалифицированных специалистов в этой области и обладает в данной сфере деятельности более чем десятилетним опытом. Он, без всякого сомнения, на голову выше любого из своих конкурентов, и благодаря этому человеку мы сможем решить очень многие проблемы.

— А ты ему доверяешь?

— Конечно нет! Но мы, дабы гарантировать себе свою долю славы, подпишем с ним контракт. Единственным недостатком, — добавил я, уставившись на тарелочку с фисташками, — является то, что охотник за сокровищами, как вы его называете, руководствуется только одним мотивом — наживой. И поэтому я не очень уверен, что репутация и слава будут достаточными стимулами для того, чтобы мистер Хатч согласился поучаствовать в нашей маленькой авантюре. Так что вам, наверное, придется слегка пофантазировать и убедить его в том, что благодаря этому рифу мы сможем разжиться золотом и драгоценностями. Вы, конечно, сумеете состряпать историю, которая выглядела бы правдоподобно, и, используя свои научные лавры и седину, заинтересуете Хатча, который должен поверить, что игра стоит свеч.

Улыбнувшись, профессор поправил очки и с самодовольным видом откинулся на спинку стула.

— Дорогой Улисс, в этом, к счастью, не будет никакой необходимости.

— А можно узнать, почему? — спросил я, удивляясь самоуверенности Кастильо. — Такие типы, как Хатч, реагируют только на блеск золота.

— Друг мой, мне не придется ничего придумывать, ибо история, которую ты имеешь в виду, уже существует.

— В самом деле? И что же это за история?

— Как раз такая, какую ты просишь «состряпать» — о золоте и драгоценностях, покоящихся внутри кораллового рифа в трюме затонувшего судна, некогда принадлежавшего ордену Храма, — сказал профессор и, улыбнувшись еще шире, спросил: — Неужто ты никогда не слышал об исчезнувших сокровищах тамплиеров?

4

В тот вечер мне больше не удалось добиться от профессора Кастильо каких-либо объяснений. Распалив мое воображение упоминанием о сокровищах тамплиеров, он затем вдруг стал упорно уклоняться от интересующей меня темы и старался свести разговор к обычной ерунде. «Завтра утром у меня дома», — такова была его последняя фраза по поводу сокровищ тамплиеров. Почти не сомкнув ночью глаз из-за причуды заинтриговавшего меня профессора, я уже в девять часов утра стоял у двери его подъезда и, желая поквитаться с ним, немилосердно давил на кнопку домофона.

— Это ты, Улисс? — раздался слегка искаженный домофоном голос.

— Нет, это служба по уходу за беспомощными пенсионерами, — ответил я, умышленно изменив свой голос. — Нам стало известно, что в этом доме есть один такой.

— Ладно, входи.

Послышался зуммер, и я, толкнув рукой огромную железную дверь, вошел в подъезд.

Как и во многих других старых домах, темный подъезд был похож на подземный ход, помещением для консьержей служила каморка под лестницей, а видневшийся где-то в глубине подъезда лифт имел такой допотопный вид, что невольно возникало желание проигнорировать это достижение цивилизации и подняться на нужный этаж по лестнице.

Тем не менее, собрав все свое мужество, я вошел в лифт и, поскольку цифры на кнопках уже давно стерлись, нажал кнопку, соответствующую, как мне показалось, шестому этажу. Однако когда лифт остановился и его двери открылись, я понял, что ошибся, — в этом доме, по-видимому, кроме первого этажа, имелся еще и цокольный. Поднявшись еще на один этаж, я увидел облупленную деревянную дверь, возле которой висела небольшая табличка с надписью «ПРОФЕССОР ЭДУАРДО КАСТИЛЬО МЕРИДА». Я с силой надавил на кнопку звонка, предвкушая увидеть хозяина, одетого в халат и ругающего меня на чем свет стоит за то, что я разбудил его долгими назойливыми звонками. К моему разочарованию, профессор предстал передо мной в довольно бодром виде.

— Какие у тебя мешки под глазами! Ты что, плохо спал? — с издевкой спросил он, наверняка догадавшись, чем была вызвана моя бессонница.

— Нет, это у меня просто макияж такой.

Ничего больше не сказав друг другу, мы прошли в гостиную, и только тут мне пришло в голову, что я еще никогда не бывал у профессора Кастильо дома. Он бессчетное количество раз приезжал домой к моим родителям и даже ко мне, а вот я ни разу не навещал его. Внутреннее убранство профессорской квартиры полностью соответствовало расхожим представлениям о том, какой должна быть обстановка в жилище одинокого и уже ушедшего на пенсию преподавателя истории: старомодная мебель, на стенах — обои, наклеенные еще в те времена, когда только начали появляться цветные телевизоры, с высокого потолка свисает необычайно уродливая люстра. Однако главной отличительной чертой этого жилища являлось то, что оно было в буквальном смысле слова завалено книгами. Книги стояли на полках высоченных, аж до потолка, этажерок, в серванте, лежали стопками на столе, стульях и даже на полу. В общем, везде. Книги эти были различных типов и размеров, однако доминировали среди них фолианты традиционного формата, с твердой, покрытой кожей или материей обложкой, с внушительным переплетом и ни с чем не сравнимым запахом старой бумаги, который, как мне кажется, иногда несет в себе даже больше информации, чем слова, на этой бумаге напечатанные. А еще мне бросилась в глаза огромная — два на три метра — карта земных полушарий, вставленная в изящную рамку и занимающая большую часть стены. Для меня было очень странно видеть эту карту в жилище человека, который, насколько я знал, выходил из дому только в том случае, если в этом действительно возникала необходимость.

— Хочешь чем-нибудь перекусить? — спросил профессор, жестом приглашая меня присесть на одно из стоявших в гостиной кресел.

— Нет, спасибо. Перед тем как отправиться сюда, я позавтракал.

— Что ж, тогда давай сразу перейдем к делу, — предложил Кастильо, присаживаясь в другое кресло. — Ты ожидаешь, что я поведаю тебе легенду о сокровищах тамплиеров, так ведь? Не возражаешь, если мы сначала немного углубимся в историю?

— Ну, если по-другому никак не получается…

— Не переживай, я не стану тебя чрезмерно утомлять. — Положив руки на подлокотники кресла, профессор слегка прокашлялся и начал свой рассказ: — Видишь ли, Улисс, как я тебе уже говорил, орден бедных рыцарей Христа был основан в 1118 году французским рыцарем Гуго Пайенским с похвальной целью — защитить прибывающих в Святую землю паломников от шаек разбойников-мусульман, которые бесчинствовали на дорогах, ведущих к Иерусалиму. Орден этот был монашеским и одновременно военным, то есть в него входили монахи, которые, вместо того чтобы делать копии с рукописей или выращивать овощи, разъезжали по окрестностям Иерусалима на боевых конях, в кольчугах и с мечом на поясе. В те времена это было нечто совершенно новое. Орден получил всестороннюю поддержку со стороны католической церкви и приобрел немалый авторитет, который в последующие два столетия только рос.

— Одну секундочку, профессор, — перебил я своего собеседника. — Если эти люди были монахами, то как они могли носить оружие и убивать других людей, пусть даже и мусульман? Разве в Библии не написано «Не убий!» и все такое прочее?

— Ты задал весьма уместный вопрос. И в самом деле, поддержка, оказанная ордену тамплиеров со стороны Папы Римского, заставила теологов того времени изрядно поломать себе голову, дабы придумать обоснование, с какой это стати отряд воинственно настроенных монахов разъезжает