Религии переходного типа (на материале афро-кубинского религиозного синкретизма). А. Н. Данненберг.
Становление новой религиозной системы неразрывно связано с процессом взаимодействия более ранних форм верований. Основная же проблема заключается в том, что далеко не всегда синтез двух первоначал (перво — по отношению к конечному результату) влечет за собой появление абсолютно нового вероучения, полностью ассимилировавшего и переработавшего заложенного в него духовного опыта и практик. Таким образом, одним из важных вопросов религиоведения является объяснение причин того, что принято определять термином «синкретизм». Иными словами, почему в ряде случаев контакт двух религиозных традиций приводит к формированию третьей традиции, а в других ситуациях этого не происходит.
Как отмечал М. Элиаде в своей классической работе «История веры и религиозных идей», синкретизм «вообще кажется условием возникновения всякого религиозного творчества»[1]. Еще раньше, в 1871 году, знаменитый этнограф и историк культуры и религии Э.Б. Тайлор высказался еще более определенно, приводя в качестве примера христианство: «Нет человеческой религии, которая стояла бы совершенно отдельно от других: мысли и принципы современного христианства имеют умственные нити далеко позади, за пределами дохристианских времен, в самых первых начатках человеческой цивилизации и, может быть, даже самого существования человека»[2].
Примечательно, что исходя из приведенных высказываний, и М. Элиаде, и Э.Б. Тайлор рассматривали синкретизм как процесс, но не как результат. Таким образом, в их трактовке синкретизм являет собой творческий акт представителей различных религий, объединяющий, в конечном итоге, части в единое целое. Понимая синкретизм как действие, можно сказать, что конечным результатом всегда станет формирование, если не абсолютно, то в основе своей нового религиозного мировоззрения. То есть, полученная система взглядов уже не может называться синкретической. Таким образом, определяясь с понятием «синкретическая религия», мы можем говорить о религиозных течениях, находящихся в процессе активного взаимодействия и постоянного взаимовлияния, но не о сформировавшейся новой (пусть и мозаичной, эклектичной) религии как таковой.
Безусловно, состоявшиеся религии, то есть религии с устоявшейся догматической базой и незыблемой системой обрядности на сегодняшний день занимают главенствующее положение в большинстве стран мира. Тем не менее, и сегодня мы наблюдаем постоянное стремление привнести в них новые элементы, что приводит к образованию множества сект и неортодоксальных течений. При этом довольно сложно называть подавляющую их часть синкретическими. Скорее, данное явление можно определить как паразитирование на мировых религиях, но никак не творческое их переосмысление и развитие. В результате мы приходим к выводу, что не всякий синтез религиозных систем можно определить как синкретизм, в виду отсутствия конечного продукта, при условии, что мы являемся не наблюдателями, но очевидцами результата.
Тем не менее, не всегда даже равные по своему потенциалу религиозные вероучения при взаимодействии вступают в синкретическую реакцию. В ряде случаев то, что принимается за синкретизм, на деле им не является, о чем свидетельствует конечный результат подобного псевдосинтеза.
На наш взгляд, показательным примером отсутствия религиозного синкретизма является взаимодействие христианства и язычества в период становления Православия на Руси. Несмотря на то, что ряд авторов называет данный период именно синкретичным, данное утверждение, на наш взгляд, подлежит более тщательному обсуждению.
Противоположную Элиаде и Тайлором точку зрения на синкретизм выдвигает целый ряд исследователей, отправной точкой для которых стали взгляды на это явление Рене Генона. В своей работе «Заметки об инициации» он определил синкретизм следующим образом: «»Синкретизм» в подлинном смысле слова есть не что иное, как простое рядополагание элементов различного происхождения, собранных «извне», без какого-либо объединяющего их более глубокого принципа»[3]. Интересно, что дальше, развивая свою мысль, Генон приходит к выводу, что как такого естественного синкретизма, в понимании его как синтеза, быть в принципе не может.
В данной статье под понятием «синкретизм» будет пониматься процесс взаимодействия различных религиозных систем, в ходе которого происходит взаимовлияние двух и более религий, и в результате которого происходит зарождение нового вероучения. При этом под синкретической религией будет пониматься та религия, которая находится в процессе трансформации, но не завершившая его окончательно.
Таким образом, предлагается трактовка синкретической религии, как религии переходной, а в качестве термина вводится понятие «переходная религия» или «религия переходного типа».
Крайне необходимым элементом религиозного синкретизма и, как следствия, появления новой религии является мирное (относительно мирное) сосуществование двух или более мировоззренческих концепций. В противном же случае мы имеем дело не с синкретизмом, а с поглощением одной системы другой при видимой внешней корректировке. Так, включение языческих праздников в православный календарь никак не отразилось на православном христианстве в целом. Христианская догматика не была затронута, а, следовательно, религиозная система осталась в своем первоначальном состоянии. Более того, наложение христианских праздников на языческие является показателем именно поглощения (или же вымещения), но не синтеза. Интересно, что православные авторы определяют это несколько иным понятием — рецепцией. Так, протоиерей Василий (Зеньковский) отмечал, что вхождение внехристианских понятий и учений в состав христианской доктрины происходило именно путем рецепции, которую он объяснял как безболезненное принятие из язычества того, что «остается неизменным при освещении его светом Христовым»[4]. При этом В. Зеньковский настаивал, что «этот процесс менее всего может быть уподобляем известному уже нами явлению синкретизма в языческом религиозном сознании»[5].
Понятие рецепции в понимание ее как «принятия» (в трактовке В. Зеньковского) не отменяет последствий этого принятия в данном конкретном случае для славянского язычества. Очевидно, что в процессе подобного рода «принятия» язычество утрачивало свою сущность, не давая христианству в концептуальном плане ничего того, что могло бы изменить основы вероучения. Само «принятие» влекло за собой исчезновение и разрушение языческой картины мира и замену ее христианским мировоззрением. В то же время, сдавая позиции, язычество, так или иначе, оставляло свой культурно-религиозный след, например, в виде праздников, вкрапленных в православный календарь.
В данном контексте представляется не вполне корректным использование термина «рецепции» как инструмента для понимания истинной сути взаимодействия (а точнее, его отсутствия в глобальном плане) между язычеством и христианством. В то же время, и понятие синкретизма не укладывается в рассмотренную модель межрелигиозного контакта, так как итогом стало не формирование нового вероучения на основе синтеза двух первоисточников, а утверждение христианства в роли монополиста в духовной сфере. Описанная модель представляет собой, скорее, то, что в религиоведческой литературе принято называть религиозной ассимиляцией. Ряд авторов, занимавшихся проблематикой связанной с развитием религий, использовали его в качестве противопоставления синкретизму. Так, советский исследователь Н.С. Капустин отмечал следующее: «Религиозный синкретизм следует отличать от религиозной ассимиляции. Последнее понятие означает полное растворение одних верований в системе других, например поглощение христианством религиозных воззрений того или иного христианизируемого народа… При ассимиляции основные признаки прежних верований исчезают, и верующие уже осуждают свои старые воззрения как заблуждение»[6].
Заметим, что под ассимиляцией понимается полное исчезновение одной из ступивших во взаимодействие религиозных систем. При этом не учитывается тот фактор, что на практике верования, уступившие место доминантной религии не всегда исчезают полностью. В большинстве случаев наблюдается сохранение пережитков подавленной религии, которые не играют существенной роли в общей мировоззренческой картине мира вновь обращенных, но сопутствуют ей. Как правило, проявление рудиментов старой веры выражается в форме так называемой «народной религии», которая, в целом, является частью единой религиозной концепции, но не столь догматичной, как «религия элиты». Наблюдается сохранение на бытовом уровне традиционных представлений старой веры безо всякого их осуждения и попыток отрицания. При этом сознательного сокрытия факта поклонения старым богам не происходит. Возникает ситуация двоеверия, которая является следствием не полной ассимиляции. Таким образом, можно говорить о том, что сама религиозная ассимиляция может быть как тотальной, так и частичной. Примером полной ассимиляции может служить христианизация испанскими завоевателями островов Карибского бассейна, в ходе которой коренное население было почти полностью уничтожено. То есть эффект тотальности был достигнут путем физического уничтожения реципиентов. Оставшихся принуждали к новой вере страхом и угрозой смерти.
Частичная ассимиляция может стать причиной религиозной диссимуляции[7] — сознательного сокрытия старых верований с целью их сохранения. Прямым результатом религиозной диссимуляции является двоеверие.
В западной научной литературе так же используется еще один термин, значение которого экстраполируется и на межрелигиозные отношения аккультурация. Аккультурация — заимствование одним народом культуры другого, часто, более развитого народа. Термин вошел в научный обиход с начала активного интереса американских исследователей к культуре индейцев. Сам объект исследования, в принципе, предопределил подтекст терминологии. Аккультурация изначально подразумевает наличие более высокой культуры у одного из участников процесса. Бесспорно, в контексте взаимодействия культурных парадигм в ряде случаев мы можем говорить об окультуривании более высокой по своему развитию цивилизацией цивилизацию, находящуюся на существенно более низком уровне. Тем не менее, на наш взгляд, применение термина «аккультурация» к синкретическим реакциям религиозного содержания не всегда (и чаще всего) не корректен, так как определение уровня духовного содержания с трудом поддается оценке. Более того, как представляется, под понятием аккультурация часто понимается ассимиляция, причем насильственного толка. В результате мы можем выделить три основных вида взаимодействия различных религиозных систем, основными характеристиками которых является степень влияния их друг на друга:
• религиозная ассимиляция/аккультурация (полное поглощение);
• религиозная диссимуляция (формирование двоеверия);
• Религиозный синкретизм (появление религии переходного типа).
Объединяющим для двух первых приведенных моделей становится конечный результат: отсутствие нового вероучения. В третьем, интересующем нас случае, — появление новой религиозной концепции.
Показательным с точки зрения всех трех моделей взаимодействия религий, безусловно, является Латинская Америка. Представляя собой синкретический тип цивилизации в целом, она прекрасно демонстрирует процесс взаимодействия различных культур на протяжении значительного исторического отрезка.
Сплав европейского, индейского и африканского компонентов дал поистине уникальный результат, в том числе, и в контексте рассматриваемой тематики. Особый же интерес вызывает Карибский регион, который первым подвергся колониальной экспансии и стал своего рода экспериментальной площадкой в процессе формирования латиноамериканской цивилизации.
С XVI века острова Карибского бассейна начали наводняться выходцами из Африки, которые завозились туда в качестве рабской силы. Среди островов, куда рабы попали в первую очередь, была Куба, на которую за более чем 350 лет (с 1513 г. по 1886 г.) колониального господства испанцы вывезли более 1 миллиона африканцев.
Кем были люди, попавшие в качестве рабской силы на Кубу? Наиболее многочисленной группой стали выходцы из Западной Африки — йоруба. К моменту их насильственного вывоза с африканского континента цивилизация йоруба уже успела пережить период рассвета, который пришелся на XII-XVIII века. Центром государства йоруба, которое именовалось Ойо, был город Ифе. Как отмечает ряд западных исследователей, в период своего могущества Ойо объединило под своим контролем более 6500 городов и деревень[8].
В результате расширения племенной состав Ойо оказался неоднородным. Американский исследователь Р.С. Смит замечает по этому поводу, что примерно до 1600 года Ойо было не самым значимым государством, но затем оно «начало распространять свое влияние на другие королевства Йоруба»[9].
