Безотцовщина. Антон Павлович Чехов
Действующие лица
Анна Петровна Войницева, молодая вдова, генеральша.
Сергей Павлович Войницев, сын генерала Войницева от первого брака.
Софья Егоровна, его жена.
Помещики, соседи Войницевых:
Порфирий Семенович Глагольев 1.
Кирилл Порфирьевич Глагольев 2, его сын.
Герасим Кузьмич Петрин.
Павел Петрович Щербук.
Марья Ефимовна Грекова, девушка 20 лет.
Иван Иванович Трилецкий, полковник в отставке.
Николай Иванович, его сын, молодой лекарь.
Абрам Абрамович Венгерович 1, богатый еврей.
Исак Абрамович, его сын, студент.
Тимофей Гордеевич Бугров, купец.
Михаил Васильевич Платонов, сельский учитель.
Александра Ивановна (Саша), его жена, дочь И. И. Трилецкого.
Марко, рассыльный мирового судьи, маленький старичок.
Прислуга Войницевых:
Василий
Яков
Катя
Гости, прислуга.
Действие происходит в имении Войницевых в одной из южных губерний.
Действие первое
Гостиная в доме Войницевых. Стеклянная дверь в сад и две двери во внутренние покои. Мебель старого и нового фасона, смешанная. Рояль, возле нее пюпитр со скрипкою и нотами. Фисгармония. Картины (олеография) в золоченых рамах.
Явление I
Анна Петровна сидит за роялью, склонив голову к клавишам. Николай Иванович Трилецкий входит.
Трилецкий (подходит к Анне Петровне). Что?
Анна Петровна (поднимает голову). Ничего… Скучненько…
Трилецкий. Дайте, mon ange[1], покурить! Плоть ужасно курить хочет. С самого утра почему-то еще не курил.
Анна Петровна (подает ему папиросы). Берите больше, чтобы потом не беспокоить.
Закуривают.
Скучно, Николя! Тоска, делать нечего, хандра… Что и делать, не знаю…
Трилецкий берет ее за руку.
Анна Петровна. Вы это за пульсом? Я здорова…
Трилецкий. Нет, я не за пульсом… Я чмокнуть…
Целует руку.
В вашу руку целуешь, как в подушечку… Чем это вы моете свои руки, что они у вас такие белые? Чудо руки! Даже еще раз поцелую.
Целует руку.
В шахматы, что ли?
Анна Петровна. Давайте…
Смотрит на часы.
Четверть первого… Небось, наши гости проголодались…
Трилецкий (приготовляет шахматную доску). По всей вероятности. Что касается меня, то я страшно голоден.
Анна Петровна. Я о вас и не спрашиваю… Вы всегда голодны, хоть и едите каждую минуту…
Садятся за шахматы.
Ходите вы… Уж и пошел… Надо сперва подумать, а потом уже и идти… Я сюда… Вы всегда голодны…
Трилецкий. Вы так пошли… Тэк-с… Голоден-с… Обедать скоро будем?
Анна Петровна. Не думаю, чтобы скоро… Повар изволил ради нашего приезда нализаться и теперь без ног. Завтракать скоро будем. Серьезно, Николай Иваныч, когда вы будете сыты? Ест, ест, ест… без конца ест! Ужас что такое! Какой маленький человек и такой большой желудок!
Трилецкий. О да! Удивительно!
Анна Петровна. Забрался в мою комнату и не спросясь съел полпирога! Вы знаете ведь, что это не мой пирог? Свинство, голубчик! Ходите!
Трилецкий. Ничего я не знаю. Знаю только, что он у вас там прокиснет, если я его не съем. Вы так? Можете-с… А я этак… Если я много ем, то я, значит, здоров, а если здоров, то, с вашего позволения… Mens sana in corpore sano[2]. Зачем думаете? Ходите, милая дамочка, не думая… (Поет.) Я хочу вам рассказать, рассказать…
Анна Петровна. Молчите… Вы мешаете мне думать.
Трилецкий. Жаль, что вы, такая умная женщина, ничего не смыслите в гастрономии. Кто не умеет хорошо поесть, тот урод… Нравственный урод!.. Ибо… Позвольте, позвольте! Так не ходят! Ну? Куда же вы? А, ну это другое дело. Ибо вкус занимает в природе таковое же место, как и слух и зрение, то есть входит в число пяти чувств, которые всецело относятся к области, матушка моя, психологии. Психологии!
Анна Петровна. Вы, кажется, острить собираетесь. Не острите, дорогой мой! И надоело, и не к лицу вам… Вы заметили, что я не смеюсь, когда вы острите? Пора, кажется, заметить…
Трилецкий. Ваш ход, votre excellence!..[3] Берегите коня. Не смеетесь, потому что не понимаете… Так-с…
Анна Петровна. Чего глазеете? Ваш ход! Как полагаете? Ваша «она» будет сегодня у нас или нет?
Трилецкий. Обещала быть. Дала слово.
Анна Петровна. Пора уж ей быть в таком случае. Первый час… Вы… извините за нескромность вопроса… Вы и с этой «да так» или же серьезно?
Трилецкий. То есть?
Анна Петровна. Откровенно, Николай Иваныч! Не ради сплетен спрашиваю, по-приятельски… Что Грекова для вас и что вы для нее? Откровенно и без острот, пожалуйста… Ну? Ей-ей, по-приятельски спрашиваю…
Трилецкий. Что она для меня и что я для нее? Пока неизвестно-с…
Анна Петровна. По крайней мере…
Трилецкий. Езжу к ней, болтаю, надоедаю, ввожу ее маменьку в расход по кофейной части и… больше ничего. Ваш ход. Езжу, надо вам сказать, через день, а иногда и каждый день, гуляю по темным аллейкам… Я толкую ей про свое, она толкует мне про свое, причем держит меня за эту пуговку и снимает с моего воротника пушок… Я ведь вечно в пуху.
Анна Петровна. Ну?
Трилецкий. Ну и ничего… Что собственно тянет меня к ней, определить трудно. Скука ли то, любовь ли, или что-либо другое прочее, не могу знать… Знаю, что после обеда мне бывает страшно скучно за ней… По случайно наведенным справкам оказывается, что и она скучает за мной…
Анна Петровна. Любовь, значит?
Трилецкий (пожимает плечами). Очень может быть. Как вы думаете, люблю я ее или нет?
Анна Петровна. Вот это мило! Вам же лучше знать…
Трилецкий. Э-э… да вы не понимаете меня!.. Ваш ход!
Анна Петровна. Хожу. Не понимаю, Николя! Женщине трудно понять вас в этом отношении…
Трилецкий. Она хорошая девочка.
Анна Петровна. Мне нравится. Светленькая головка… Только вот что, приятель… Не наделайте-ка вы ей как-нибудь неприятностей!.. Как-нибудь… За вами этот грех водится… Пошляетесь, пошляетесь, наговорите кучу вздора, наобещаете, разнесете славу и тем и покончите… Мне ее жалко будет… Что она теперь поделывает?..
Трилецкий. Читает…
Анна Петровна. И химией занимается?
Смеется.
Трилецкий. Кажется.
Анна Петровна. Славная… Потише! Вы рукавом свезете! Нравится она мне со своим острым носиком! Из нее мог бы выйти недурной ученый…
Трилецкий. Дороги не видит, бедная девочка!
Анна Петровна. Вот что, Николя… Попросите Марью Ефимовну, чтобы она поездила ко мне немного… Я с ней познакомлюсь и… Я, впрочем, маклеровать не стану, а так только… Мы ее вместе раскусим и или отпустим с миром, или же примем ее к сведению… Авось…
Я считаю вас малюточкой, ветерком, а потому и вмешиваюсь в ваши дела. Ваш ход. Мой совет таков. Или не трогать ее вовсе, или же жениться на ней… Только жениться, но… не далее! Паче чаяния жениться захотите, извольте подумать сперва… Извольте рассмотреть ее со всех сторон, не поверхностно, подумать, помыслить, порассуждать, чтоб потом не плакать… Слышите?
Трилецкий. Как же… Уши развесил.
Анна Петровна. Знаю я вас. Всё делаете не думая и женитесь не думая. Вам только палец покажи женщина, так вы уж готовы на всякую всячину. Посоветоваться с близкими людьми должны… Да… На свою глупую голову не надейтесь. (Стучит о стол.) Вот она у вас, ваша голова! (Свистит.) Свистит, матушка! Мозгу в ней много, да толку что-то не видно.
Трилецкий. Свистит, точно мужик! Удивительная женщина!
Ездить она к вам не станет.
Анна Петровна. Почему?
Трилецкий. Потому что к вам шляется Платонов… Она терпеть не может его после тех его выходок. Вообразил человек, что она дура, вбил себе это в свою нечесаную голову, и теперь черт его не разубедит! Считает почему-то своею обязанностью надоедать дурам, выделывать над ними разные штуки… Ходите!.. А разве она дура? Понимает же он людей!
Анна Петровна. Пустяки. Мы не позволим ему лишнего. Скажите ей, чтоб не боялась. А чего это Платонова так долго нет? Давно уж пора ему быть… (Смотрит на часы.) Невежливо с его стороны. Шесть месяцев не видались.
Трилецкий. Когда я ехал к вам, в школе ставни были наглухо закрыты. Должно быть, спит еще. Каналья человек! Я его сам давно уж не видел.
Анна Петровна. Здоров он?
Трилецкий. Он всегда здоров. Жив курилка!
Входят Глагольев 1 и Войницев.
Явление II
Те же, Глагольев 1 и Войницев.
Глагольев 1 (входя). Так-то, милейший Сергей Павлович. В этом отношении мы, заходящие светила, лучше и счастливее вас, восходящих. И мужчина не был, как видите, в проигрыше, и женщина была в выигрыше.
Садятся.
Сядемте, а то я утомился… Мы любили женщин, как самые лучшие рыцари, веровали в нее, поклонялись ей, потому что видели в ней лучшего человека… А женщина лучший человек, Сергей Павлович!
Анна Петровна. Зачем же мошенничать?
Трилецкий. Кто мошенничает?
Анна Петровна. А кто эту шашку сюда поставил?
Трилецкий. Да вы же сами поставили!
Анна Петровна. Ах да… Pardon…
Трилецкий. То-то что pardon.
Глагольев 1. У нас были и друзья… Дружба в наше время не была так наивна и так ненужна. В наше время были кружки, арзамасы… За друзей у нас, между прочим, было принято в огонь лазить.
Войницев (зевает). Славное было время!
Трилецкий. А в наше ужасное время пожарные на то есть, чтоб в огонь лазить за друзьями.
Анна Петровна. Глупо, Николя!
Глагольев 1. В прошлую зиму в Москве на опере я видел, как один молодой человек плакал под влиянием хорошей музыки… Ведь это хорошо?
Войницев. Пожалуй, что и очень даже хорошо.
Глагольев 1. И я так думаю. Но зачем же, скажите вы мне, пожалуйста, глядя на него, улыбались близь сидящие дамочки и кавалеры? Чему они улыбались? И он сам, заметив, что добрые люди видят его слезы, завертелся на кресле, покраснел, состроил на своем лице скверную улыбочку и потом вышел из театра… В наше время не стыдились хороших слез и не смеялись над ними…
Трилецкий (Анне Петровне). Умереть этому медоточивому от меланхолии! Страсть не люблю! Уши режет!
Анна Петровна. Тссс…
Глагольев 1. Мы были счастливее вас. В наше время понимающие музыку не выходили из театра, досиживали оперу до конца… Вы зеваете, Сергей Павлович… Я оседлал вас…
Войницев. Нет… Подводите же итог, Порфирий Семеныч! Пора…
Глагольев 1. Ну-с… И так далее, и так далее… Если теперь подвести итог всему мною сказанному, то и получится, что в наше время были любящие и ненавидящие, а следовательно, и негодующие и презирающие…
Войницев. Прекрасно, а в наше время их нет, что ли?
Глагольев 1. Думаю, что нет.
Войницев встает и идет к окну.
Отсутствие этих-то людей и составляет современную чахотку…
Войницев. Голословно, Порфирий Семеныч!
Анна Петровна. Не могу! От него так несет этими несносными пачулями, что мне даже дурно делается. (Кашляет.) Отодвиньтесь немного назад!
Трилецкий (отодвигается). Сама проигрывает, а бедные пачули виноваты. Удивительная женщина!
Войницев. Грешно, Порфирий Семенович, бросать в лицо обвинение, основанное на одних только догадках и пристрастии к минувшей молодости!..
Глагольев 1. Может быть, я и ошибаюсь.
Войницев. Может быть… В данном случае не должно иметь места это «может быть»… Обвинение не шуточное!
Глагольев 1 (смеется). Но… вы сердиться, милый мой, начинаете… Гм… Одно уж это доказывает, что вы не рыцарь, что вы не умеете относиться с должным уважением к взглядам противника.
Войницев. Одно уж это доказывает, что я умею возмущаться.
Глагольев 1. Я не всех, разумеется, поголовно… Есть и исключения, Сергей Павлович!
Войницев. Разумеется… (Кланяется.) Покорнейше вас благодарю за уступочку! Вся прелесть ваших приемов заключается в
