Переговорив с редактором-издателем журнала А. М. Евреиновой, Плещеев сообщил об окончательном решении печатать «Иванова» в 3-м номере – как этого и желал Чехов: «Место вашему „Иванову“ в мартовской книжке найдется. Высылайте его» (3 января 1889 г. – Там же, стр. 343).

Пьеса была напечатана в «Северном вестнике» по тексту театрального цензурного экземпляра (Ценз. 893), точнее – по копии, снятой с него. Об этой копии упоминал Плещеев в письме секретарю драматической цензуры А. Ф. Крюковскому, относящемуся к началу февраля 1889 г.: «Мне необходимо нужен экземпляр пьесы Чехова „Иванова“ – сегодня же. (Его отдали переписывать с театрального – но он еще не готов.) Не будете ли вы столь любезны одолжить мне цензурный…» (письмо без даты – ГЦТМ; Плещеев, конечно, не знал, что Чехов представил в цензуру только один экземпляр пьесы и что контрольный цензурный экземпляр, скопированный с него уже в цензуре, наспех и неряшливо, не мог его заменить).

Первая половина пьесы была сдана в типографию 6 февраля 1889 г., вторая – следом за ней (письмо Плещеева Чехову 7 февраля 1889 г. – ЛН, т. 68. стр. 344). 11 февраля Евреинова послала Чехову первую партию гранок и в своем письме просила его поспешить с просмотром корректуры (ГБЛ). Присылка листов растянулась дней на десять. Чехов, по его словам, «спешил на всех парах, не щадя живота и высылая листы обратно в день получения их». Он жаловался, что типография высылала материал «по маленьким дозам, через час по столовой ложке» (Евреиновой, 17 февраля 1889 г.).

3 марта 1889 г. Билибин известил Чехова о выходе «Северного вестника» с напечатанной в нем пьесой (ГБЛ). 9 марта редакция журнала выслала Чехову сто отдельных оттисков «Иванова» (известны экземпляры с дарственными надписями Вл. И. Немировичу-Данченко, Давыдову, А. И. Сумбатову-Южину). Десять экземпляров пьесы Чехов переслал в петербургскую Театральную библиотеку В. А. Базарова с тем, чтобы деньги после продажи были переданы в пользу Общества для пособия нуждающимся сценическим деятелям (Леонтьеву-Щеглову, 16 марта 1889 г.).

В журнальной публикации «Иванова» исключено несколько сцен и ситуаций остродраматического характера: неожиданное появление Львова в сцене ссоры Иванова с Саррой (финал III акта), признание Иванова о задуманном самоубийстве и его борьба с Сашей за револьвер в конце IV акта (явл. 8).

Сильно сокращена сцена веселой возни Иванова с Сашей в III акте, вызывавшая ранее у Чехова большие сомнения (явл. 7). В той же сцене вычеркнуты реплики Иванова и его сравнение с угрюмой птицей бугаем, которая мычит уныло, точно корова: «бу-у! бу-у!». В окончательном тексте осталось лишь это «мычание», которое вне контекста исключенных фраз малопонятно (см. варианты, стр. 251).

Внесены поправки, продолжившие начатую на предыдущих этапах работу по «высветлению» образа Анны Петровны, который все более освобождался от бытовой детализации, от прежней покорности и приниженности, становился все более одухотворенным. Новой Анне Петровне уже не свойственны эксцентрические замашки и выражения вроде: «Я хочу кувыркаться» или ее слепое преклонение перед мужем, выраженное ремаркой: «целует ему руку». Вычеркнуто также прежнее обращение Иванова к ней: «Моя кроткая рабыня» (д. I, явл. 6).

Сделан еще ряд сокращений в обрисовке комедийно-бытового «фона» в сценах на балу у Лебедевых: исключен плоский анекдот 1-го гостя о собаке с кличкой Каквас, карточные расчеты Косых у ломберного стола, реплика Зинаиды Савишны по поводу недопитого графом стакана чаю: «Отнесу, отдам Матрене выпить» и т. д.

Изменен также стилистический и интонационно-речевой строй пьесы: исключены многие фразы разговорно-бытовой окраски и обиходно-просторечных выражений в репликах персонажей: «словно белены объелся», «вытаращил глазищи», «сидит во мне не Иванов, а больная, старая лошадь» и т. д.

При исправлении IV акта два последних явления объединены в одно, но при этом в окончательном тексте пьесы исчезло обозначение выхода Саши на сцену после слов Шабельского «Милостивый государь, я дерусь с вами!».

В тексте «Северного вестника» по недосмотру копииста или наборщика допущен ряд пропусков и погрешностей, перешедших во все последующие издания пьесы.

В конце I акта выпало несколько фраз со сходными ремарками на концах строк в тексте оригинала: «Львов. Вам нельзя ехать ~ Велите дать лошадей…» Без выпавших слов следующая реплика Львова, решительно отказывающегося лечить «при таких условиях», недостаточно ясна – на это указывалось в одном из отзывов на пьесу (в статье В. К. Петерсена, о которой см. далее).

В IV акте в конце 8-го явления при вклейке в цензурный экземпляр листов автографа оказалась неучтенной фраза Саши «Папа, сейчас благословлять!», без которой ее уход со сцены в кульминационный момент объяснения с Ивановым остался немотивированным. Оба эти пропуска в наст. издании восстановлены (см. выше перечень исправлений).

Не полностью была учтена также правка автора в самых последних репликах пьесы. В рукописи рукой Чехова вычеркнуто восклицание Саши «Удержите его!» и ремарка: «Саша падает в обморок». В печатном же тексте восклицание Саши наполовину сохранено: «Удержите!» (в автографе видно, что при вычерке перо здесь зацепило бумагу и далее образовало кляксу).

Наконец, в журнальной публикации пьесы сохранилось много мелких погрешностей в той части текста, которая перешла в неизмененном виде из ранней редакции и была представлена в рукописи (экземпляр Ценз. 893) листами литографированного издания 1887 г. Текст этого издания был неточным, содержал много отклонений от авторизованной рукописи, с которой копировался. Половину этих «поправок» копииста Чехов аннулировал при подготовке печатного издания (более чем в 20 случаях, включая пунктуацию).

Однако часть «поправок», оставшихся, видимо, им не замеченными, перешла в окончательный текст пьесы. Так, во фразе Иванова «Я женился на Анне» осталась форма имени, переданная копиистом с искажением: «на Ане»; вместо «взволнованно» сохранилось ошибочное: «взволнованная», вместо «одеться» – «одеваться» и т. д. В этих случаях, когда происходило явное искажение текста, в наст. издании внесены исправления по авторизованному экземпляру ранней редакции 1887 г. Незначительные же «поправки» копииста и отклонения от оригинала, когда смысл не искажался (например, вместо «уже» – «уж», вместо «Николай Алексеич» – «Николай Алексеевич» и т. п.), исправления в пунктуации, оставленные Чеховым без изменений, в тексте пьесы сохранены.

В 1892 г. владелец московской Театральной библиотеки и комиссионер Общества русских драматических писателей и оперных композиторов С. Ф. Рассохин известил Чехова, что тираж первого литографированного издания «Иванова» (1887 г.) «весь распродан», и в связи с этим просил разрешения «его воскресить в виде литографированного издания с печатного оригинала» – то есть по тексту оттиска из «Северного вестника» (8 октября 1892 г. – ГБЛ).

Оттиск был передан в Московский цензурный комитет 31 октября 1892 г.; цензор Н. А. Трескин 4 ноября разрешил пьесу литографировать (Центральный гос. архив г. Москвы, ф. 31, оп. 3, ед. хр. 306). 29 января 1893 г. по тексту литографированного экземпляра пьеса «дозволена к представлению» драматической цензурой (ЛГТБ), а в середине февраля 1893 г. (с 9 по 15 февраля) второе литографированное издание, повторявшее текст «Северного вестника», вышло в свет.

При подготовке сборника «Пьесы» Чехов в ноябре-декабре 1896 г. снова «прокорректировал» текст «Иванова» (Суворину, 2 декабря 1896 г.).

Тогда были добавлены реплики, объяснявшие «утомленность» и «надорванность» Иванова как проявление типических черт целого поколения: «В двадцать лет мы все уже герои…», «Ведь нас мало, а работы много…» (д. III, явл. 5 и д. IV, явл. 10).

В сцену с «веселым» Ивановым внесены изменения, продолжившие начатую ранее правку. На этот раз были исключены небольшой эпизод шутливого препирательства между Ивановым и Сашей («Скажите, пожалуйста, какой тон! Ну, ну, не очень!» и т. д.) и другое место, где Иванов гонится за Сашей и хохочет. Сняты также некоторые излишне бодрые фразы Иванова, намекавшие на возможность его скорого «выздоровления», например: «Эх, волк меня заешь, выкурить бы из меня только казанскую сироту – совсем бы настоящий мужчина был!» (д. III, явл. 7).

Исправляя эту сцену, Чехов, видимо, учитывал также замечания рецензентов, в частности – Н. К. Михайловского. В своей рецензии на пьесу он отмечал, что поведение Саши и Иванова, которые «чуть не на глазах жены (во всяком случае она узнает об этом) проделывают разные амурные игривости и веселости», просто «глупо и жестоко» и что автор ввел этот эпизод «с риском извратить характеры действующих лиц» (Ник. Михайловский. Случайные заметки. – «Русские ведомости», 1889, 16 мая, № 133).

Другое исправление сделано в тексте последнего монолога Иванова (д. IV. явл. 10), также вызвавшего резкие нарекания Михайловского и других критиков демократического лагеря, которые в «проповедях» Иванова усматривали «пропаганду „серенькой, заурядной жизни“». Ранее Иванов, обращаясь к Лебедеву, адресовал свои назидательные предостережения некоему обобщенному образу «молодого человека»: «если когда-нибудь в жизни тебе встретится, молодой человек, горячий, искренний, неглупый» и т. д. Эта речь-проповедь была теперь представлена как рассказ Иванова только о себе, о печальном опыте пережитой им драмы: «Был я молодым, горячим, искренним, неглупым» и т. д.

Кроме того, Чехов устранил в пьесе некоторые побочные сюжетные линии и эпизоды, тормозившие или усложнявшие развитие действия (на это также указывалось в рецензиях на пьесу). В сцене объяснения Львова с Ивановым исключено признание Львова о его любви к Анне Петровне (д. III, явл. 6). Снят намек на самоубийство в сцене последнего свидания Иванова с Сашей (д. IV, явл. 8). Исключены риторические реплики в сцене самоубийства, о которой Михайловский замечал, что она «производит почти комическое впечатление: прежде чем Иванов с револьвером в руке „отбегает и застреливается“, окружающие могли бы раза три вырвать у него револьвер» (статья «Случайные заметки»).

В той же статье Михайловский упрекал Чехова за «ненужное подчеркивание» комизма в сцене, где Косых, большой любитель карт, «до того зарапортовался, что вместо „прощайте“ говорит: „пас“. Остальные действующие лица смеются. Кажется, ясно и просто. Но г. Чехов боится, что этот маленький комический эффект пропадет для зрителей и читателей и потому заставляет еще одно из действующих лиц пояснить: „Ну и доигрался, сердечный, до того, что вместо прощай говорит пас“». В тексте сборника «Пьесы» Чехов вычеркнул эту реплику Лебедева (д. III, явл. 3).

В издании «Пьес» в последнем акте «Иванова» число явлений увеличилось на одно: сцена свидания Иванова с Сашей, составлявшая ранее с предыдущим эпизодом одно целое, теперь была выделена в отдельное явление (д. IV, явл. 8). Начиная с этого издания возник разнобой в подаче ремарок: в первых двух актах обозначение действующих лиц в начале каждого явления строго соблюдалось, но со 2-го явления III акта оно исчезло. В настоящем издании этот разнобой устранен, и во всей пьесе восстановлена единая форма ремарок – как было в журнальном тексте «Северного вестника» и в рукописях.

Краткие разговорные именные формы на «-ой», «-ей» по всему