медицину, тот заводит речь про литературу…
Обстановка бесподобная. Браню себя, что не удрал на дачу, где, наверное, и выспался бы, и рассказ бы Вам написал, а главное — медицина и литература были бы оставлены в покое.
В сентябре удеру в Воскресенск, если погода не воспрепятствует. От Вашего последнего рассказа я в большом восторге.
Ревет детиныш!! Даю себе честное слово не иметь никогда детей… Французы имеют мало детей, вероятно потому, что они кабинетные люди и в «Amusant» рассказы пишут. Их, слышно, хотят заставить иметь побольше детей — тема для «Amusant» и для «Осколков» в виде карикатуры «Положение дел во Франции». Входит полицейский комиссар и требует иметь детей.
Прощайте. Думаю, как бы и где бы задать храповицкого.
А. Чехов.
51. М. М. ДЮКОВСКОМУ
24 или 25 августа 1883 г. Москва.
Иван несет это письмо к почтовому ящику и без всякой церемонии читает следующее:
Многоуважаемый Михаил Михайлович! Заклинаю Вас Вашим террарием и той девицей в голубом платье, которая висит у Вас над дверью. Пришлите или притащите по возможности скорее «Письма Шлиммозеля к Акулине Ивановне», находящиеся в переплете. Приходите сами. Приехал Александр с супругой и дитей.
Ночую на кровати Наташеву, которая уехала в Питер и приедет 26-го августа — в день своих именин. Занят работой по горло. Кланяется Вам бабулька. Жду письма: о них критику делать буду. Дите кричит, чего и Вам желаю. Ваш всегда покорный слуга, надоевший Вам с книгами,
А. Чехонте. На обороте:
Калужские ворота. Мещанское училище.
Его высокоблагородию
Михаилу Михайловичу Дюковскому.
52. M. И. МОРОЗОВОЙ
27 августа 1883 г. Москва. Рукой Е. Я. Чеховой:
1883 года. Августа 27 дня.
Милая моя и дорогая Марфачка.
Я в Москве приехала 20-го числа в субботу утром, в Воронеже была сутки, поклонилась святым мощам св. Митрофана, а теперь разказываю своей семье как я у вас приятно проводила время, Машу еще я не видела она в Воскресенске или за Воскресенском в Бабкине послали к ней письмо она скоро приедет, добрым Ануфрию Ивановичу Надежде Александровне Варваре Ивановне Дарье Ивановне Витичке и Аничке мой поклон и благодарю их всех за приятное гостеприимство. По реестру Надежды Александровны я все купила и выписочку привезла в Москву. Варенье довезла хорошо и отдала Феничке она благодарит и всемь кланяетца и тебе Марфачка она очень благодарна, пиши мне пожалуста скорей.
Пелагеи Наумовне передайте поклон от меня, так плохо пишу пожалуста никому не показывай письмо а порви. Е. Чехова. Рукой Н. П. Чехова:
Милая тетя Марфочка!
Мама, кажется, не увидит Ивана Ивановича, так как почему-то он к нам не зайдет. По всей вероятности, у него дела много. Побраните за это его. Мама по делу Дарьи Ивановны может Вам сказать следующее: во второй гимназии есть вакансия на место ученика третьего класса. Плата за полный пенсион (т. е. за учение, стол, квартиру тут же в здании, стирки и за прочие неприятности с одежей вместе) 300 р. в год.
Кланяюсь Вам, Дарье и Варваре Ивановнам, Надежде Александров«не», Анофрию Ивановичу и Виктору Викторовичу.
Н. Чехов.
Антон женится, берет завидную партию! Каналья*.
Кланяюсь Вам и целую ручку. Посылаю карточку. На будущий год приеду. Чем больна дочка Анофрия Ивановича? Мать рассказывала, да я мало разобрал. Купайте ее в соленой воде, раз в день, по утрам. (Ложка соли на корыто — на два ведра.) Впрочем, Ваши доктора лучше знают. Как поживаете?
Передайте таганрогским барышням, что тоскую за ними ужасно. Не изменил им, несмотря на массу искушений. Кланяюсь всем. Как поживает поп Покровский? Еще не поступил в гусары? Написал бы еще, да некогда.
Прощайте.
Ваш Антон Чехов.
Николай женится. Берет жгучую брюнетку с 20 тысячами приданого. Кроме денег: две перины, одна теща и много всякой всячины. Я задыхаюсь от зависти. Рукой Е. Я. Чеховой: оба врут не женятца, посылаю карточки свою, Мишину и Алешину.
Мать врет. Она у нас врунья. Любит пасьянсы. * В автографе последнее слово зачеркнуто, очевидно, А. П. Чеховым.
53. Н. А. ЛЕЙКИНУ
5 сентября 1883 г. Москва.
Уважаемый
Николай Александрович!
Получил и торшон и гонорар: за то и другое большое спасибо. Вы писали мне, что Вам не понравились ни рисунок брата, ни стихи Пальмина. По-моему, рисунок неплох, стихи же обыкновенные, как и все пальминские стихи. Страничка ничего себе… В московских редакциях понравилась.
Брат будет рисовать Вам по утвержденным редакцией темам. Сегодня он посылает один рисуночек на мою собственную тему. Этот рисуночек в силу своей малости не идет в счет абонемента. Пусть он будет вне правил. Остальные рисунки будут с паспортами от Вас. Впрочем, если когда придет рисуночек, Вами предварительно не утвержденный, и ежели таковой не понравится, Вы можете не помещать его. Николай не будет в претензии. В матушке Москве все сойдет. Сходили мои иностранные романы, сойдут и его рисунки. Темки есть кое-какие.
Кстати: высылайте нам гонорар в одном пакете, удобства ради. Ваша контора выслала мне вместо 50,08 к. — 50,80 к. На 72 коп. больше. Присланное не соответствует итогу. Ноль всю бухгалтерию испортил.
Как, однако, исправно Вы гонорар высылаете! Нам, москвичам, это в диковинку. Бывало, я хаживал в «Будильник» за трехрублевкой раз по десяти.
Спасибо за обещание побывать у меня в половине сентября. Я живу в Головином переулке. Если глядеть со Сретенки, то на левой стороне. Большой нештукатуренный дом, третий со стороны Сретенки, средний звонок справа, бельэтаж, дверь направо, злая собачонка.
Посылаю фельетон. Что-нибудь из двух: или в Москве событий нет, или же я плохой фельетонист. Кланга ругать больше не буду. Посылаю при сем подпись к рисунку, который Вы получите вместе с этим письмом. А за сим…
Остаюсь всегда уважающим
А. Чехонте.
5-го с«ентября».
54. Н. А. ЛЕЙКИНУ
19 сентября 1883 г. Москва.
19 сентябрь.
Николай Александрович!
Зима вступает в свои права. Начинаю работать по-зимнему. Впрочем, боюсь, чтоб не сглазить…
Написал Вам пропасть, дал кое-что в «Будильник» и в чемодан про запас спрятал штучки две-три… Посылаю Вам «В ландо», где дело идет о Тургеневе, «В Москве на Трубе». Последний рассказ имеет чисто московский интерес. Написал его, потому что давным-давно не писал того, что называется легенькой сценкой. Посылаю и еще кое-что. Заметки опять не того… Отдано мною большое место «Училищу живописи» не без некоторого основания. Во-первых, все художественное подлежит нашей цензуре, потому что «Осколки» сами журнал художественный, а во-вторых, вокруг упомянутого училища вертится все московское великое и малое художество. В-третьих, каждый ученик купит по номеру, что составит немалый дивиденд, а в-4-х, мы заговорим об юбилее раньше других. Я мало-помалу перестаю унывать за свои заметки. В ваших питерских заметках тоже мало фактов. Все больше насчет общего, а не частного… (Прекрасно ведутся у Вас эти заметки… Остроумны и легки, хотя и ведет их, по-видимому, юрист.) Потом, я уже два раза съел за свои заметки «подлеца» от самых искренних моих, а А. М. Дмитриев рассказывал мне, что он знает, кто этот Рувер. «Он в Петербурге живет… Ему отсюда посылается материал… Талантлив, бестия!»
Недавно я искусился. Получил я приглашение от Буквы написать что-нибудь в «Альманах Стрекозы»… Я искусился и написал огромнейший рассказ в печатный лист. Рассказ пойдет. Название его «Шведская спичка», а суть — пародия на уголовные рассказы. Вышел смешной рассказ. Мне нравятся премии «Стрекозы».
Вы пишете, что Пальмин дикий человек. Немножко есть, но не совсем… Раза два он давал мне материал для заметок, и из разговоров с ним видно, что он знает многое текущее. Проза его немножко попахивает чем-то небесно-чугунно-немецким, но, ей-богу, он хороший человек. Вчера у меня были большие гимназисты… Глядели «Суворина на березе» и не поняли.
Прощайте. С почтением имею честь быть А. Чехов.
55. Ал. П. ЧЕХОВУ Между 15 и 28 октября 1883 г. Москва.
Александр Павлович!
Первым делом, не будь штанами и прости, что так долго не давал ответов на твои письма. Виновата в моем молчании не столько лень, сколько отсутствие досуга. Минуты нет свободной. Даже пасьянсов не раскладываю за неимением времен. У меня (вопреки, скотина, твоему желанию, чтобы я при переходе на V курс порезался) выпускные экзамены, выдержав кои, я получу звание Качиловского. Отзываются кошке мышкины слезки; так отзывается и мне теперь мое нерадение прошлых лет. Увы мне! Почти все приходится учить с самого начала. Кроме экзаменов (кои, впрочем, еще предстоят только) к моим услугам работа на трупах, клинические занятия с неизбежными гисториями морби, хождение в больницы… Работаю и чувствую свое бессилие. Память для зубрячки плоха стала, постарел, лень, литература… от вас водочкой пахнет и проч. Боюсь, что сорвусь на одном из экзаменов. Хочется отдохнуть, а… лето так еще далеко! Мысль, что впереди еще целая зима, заставляет мурашек бегать по моей спине. Впрочем, к делу…
А у нас новости. Начну со следующей страницы. 14-го октября умер мой друг и приятель Федор Федосеевич Попудогло. Для меня это незаменимая потеря. Федосеич был не талант, хоть в «Будильнике» и помещают его портрет. Он был старожил литературный и имел прекрасный литературный нюх, а такие люди дороги для нашего брата, начинающего. Как тать ночной, тайком, хаживал я к нему в Кудрино, и он изливал мне свою душу. Он симпатизировал мне. Я знал вся внутренняя его. Умер он от воспаления твердой оболочки мозга, хоть и лечился у такого важного врача, как я. Лечился он у 20 врачей, и из всех 20 я один только угадал при жизни настоящий недуг. Царство ему небесное, вечный покой. Умер он от алкоголя да добрых приятелей, nomina коих sunt odiosa.* Неразумие, небрежность, халатное отношение к жизни своей и чужой — вот от чего он умер 37 лет от роду.
Вторая новость. Был у меня Н. А. Лейкин. Человечина он славный, хоть и скупой. Он жил в Москве пять дней и все эти дни умолял меня упросить тебя не петь лебединой песни, о которой ты писал ему. Он думает, что ты на него сердишься. Твои рассказы ему нравятся, и не печатаются они только по «недоумению» и незнанию твоему «Осколок».
Вот слова Лейкина:
«И как бы ловко он сумел почесать таможню и как много у него материалу, но нет!- пишет про какую-то китайщину «там-од-зню», словно боится чего-то… Писал бы прямо «таможня», с русскими именами… Цензура не возбраняет».
Где нет китайщины, там убийственная лирика. Пиши, набредешь на истинный путь. Лишний заработок окупит своею прелестью первые неудачи. А неудачи плевые: твои рассказы были печатаны в «Осколках».
С Лейкиным приезжал и мой любимый писака, известный Н. С. Лесков. Последний бывал у нас, ходил со мной в Salon, в Соболевские вертепы… Дал мне свои сочинения с факсимиле. Еду однажды с
