ним ночью. Обращается ко мне полупьяный и спрашивает: — «Знаешь, кто я такой?» — «Знаю». — «Нет, не знаешь.. Я мистик…» — «И это знаю…» Таращит на меня свои старческие глаза и пророчествует:- «Ты умрешь раньше своего брата». — «Может быть». — «Помазую тебя елеем, как Самуил помазал Давида… Пиши». Этот человек похож на изящного француза и в то же время на попа-расстригу. Человечина, стоящий внимания. В Питере живучи, погощу у него. Разъехались приятелями.
Насчет рыбы и сантуринского будешь иметь дело с фатером, специалистом по части юридического. У меня, признаться, денег нет, да и некогда их заработывать. Места тебе не ищу прямо из эгоистизма: хочу лето с тобой провести на юге. Дачи не ищи, ибо можешь не угодить. Вместе поищем.
Ты так смакуешь, описывая свои красненькие и синенькие, что трудно узнать в тебе лирика. Не ешь, брат, этой дряни! Ведь это нечисть, нечистоплотство! Синенькое тем только и хорошо, что на зубах хрустить, а от маринованной (наверное, ужасно) воняет сыростно-уксусной вонью. Ешь, брат, мясо! Похудеешь в этом подлом Таганроге, если будешь жрать базарную дрянь. Ты ведь неумеренно ешь, а в пьяном виде наешься и сырья. Хозяйка твоя смыслит в хозяйстве столько же, сколько я в добывании гагачьего пуха, — уж по одному этому будь осторожен в пище и ешь разборчиво. Мясо и хлеб. По крайней мере Мосевну не корми чем попало, когда вырастет. Пусть она не ведает теткиных коренчиков, отцовского соуса с «кАтушками», твоего «покушать» и маменькиного лучшенького кусочка. Воспитай в ней хоть желудочную эстетику. Кстати об эстетике. Извини, голубчик, но будь родителем не на словах только. Вразумляй примером. Чистое белье, перемешанное с грязным, органические останки на столе, гнусные тряпки, супруга с буферами наружу и с грязной, как Конторская ул«ица», тесемкой на шее… — все это погубит девочку в первые же годы. На ребенка прежде всего действует внешность, а вами чертовски унижена бедная внешняя форма. Я, клянусь честью, не узнавал тебя, когда ты жил у нас 2 месяца тому назад. Неужели это ты, живший когда-то в чистенькой комнате? Дисциплинируй, брат, Катек! Кстати о другого рода опрятности… Не бранись вслух. Ты и Катьку извратишь, и барабанную перепонку у Мосевны запачкаешь своими словесами. Будь я на месте Анны Ивановны, я тебя колотил «бы» ежеминутно. Кланяюсь А«нне» И«вановне» и племяшке. Девочку у нас почитают. В «Будильнике» еще не печатают твоего. Когда начнут печатать, уведомлю.
Чехов. * имена коих умалчиваются (лат. nomina sunt odiosa — букв.: имена ненавистны, одиозны).
56. Ал. П. ЧЕХОВУ Около 20 октября 1883 г. Москва.
Будь благодетелем, справься, когда Николке ехать в Таганрог в отношении и рассуждении солдатчины. Справься в думе и, по возможности, скорей уведомь.
Tuus* А. Чехов. * Твой (лат.)
57. И. П. ЧЕХОВУ
Вторая половина октября 1883 г. Москва.
«…»* относительно свободной. Перебейся как-нибудь.
Пустим все пружины в ход, пружины свои и бабьи, но памятуй, что мы не Поляковы и не Губонины, сразу сделать не сумеем.
Мне было бы приятно, если бы ты служил в Москве. Твое жалованье и мои доходишки дали бы нам возможность устроить свое житье по образу и подобию божию. Живу я мерзко. Зарабатываю больше любого из ваших поручиков, а нет ни денег, ни порядочных харчей, ни угла, где бы я мог сесть за работу. С Николаем мне не жить, не потому что я этого не хочу, а потому, что он сам не захочет. Он до 70-летнего возраста не расстанется со своими перинками и портерным образом жизни. В настоящее время денег у меня ни гроша. С замиранием сердца жду 1-го числа, когда получу из Питера. Получу рублей 60 и тотчас же их ухну.
Получаю «Природу и охоту», как сотрудник. Это толстые книги. Читаю в них описания аквариумов, уженья рыбы и проч. Нового пропасть узнал. Хорошие есть статьи, вроде аксаковских. Летом пригодятся. Если будешь на будущий год обитать в провинции, то буду высылать тебе этот хороший журнал. Там и про голавлей найдешь и про пескарей. У меня он за весь год,
Никуда не хожу и работаю. Занимаюсь медициной и стряпаю плохой водевиль.
Насчет хлопот буду извещать письменно.
А. Чехов.
Поклоны всем. Жалею, что не могу пообедать у Эдуарда Ивановича.
10-го ноября Пушкарев ожидает 100000. Свеча его пошла в ход. Думает он строить завод в компании с питерцами. Если дело его выгорит, то у него, пожалуй, можно будет выцарапать приличное место.
NB. С Яковлевым я еще не говорил, ибо еще не видел его.
Писать вторично буду скоро. * Начало письма не сохранилось.
58. Е. И. ЮНОШЕВОЙ
2 ноября 1883 г. Москва.
Посылаю Вам жука, умершего от безнадежной любви к одной курсистке. Панихиды ежедневно. Сжальтесь над ним хоть после его смерти и упокойте прах его в Вашей коллекции.
Судьба этого жука может служить уроком для некоторых художников (которые, кстати сказать, не имеют средств для кормления семейства).
59. Н. А. ЛЕЙКИНУ
10 декабря 1883 г. Москва.
10/XII
Уважаемый
Николай Александрович!
Посылаю Вам заметки. На сей раз они вышли у меня, говоря искренно, жалки и нищенски тощи. Материал так скуден, что просто руки отваливаются, когда пишешь. Взял я воскресные фельетоны в «Новом времени» (субботний), в «Русских ведомостях», вообще во всех московских, перечитал их, но нашел в них столько же нового, сколько можно найти его на прошлогодней афише. Слухов и говоров никаких. О ерунде же писать не хочется, да и не следует.
Вообще не клеится мой фельетон. Не похерить ли Вам Рувера? Руверство отнимает у меня много времени, больше, чем осколочная беллетристика, а мало вижу я от него толку. Пригласите другого фельетониста. Ищите его и обрящете. Если же не обрящете, то соедините провинциальные заметки с московскими — не скверно выйдет. Искренно сожалею, что не сослужил своей службы, как подобает и как бы Вам хотелось. Жалко и 15 целковых, к«ото»рые давали мне каждый месяц мои заметки.
Я крайне утомлен, зол и болен. Утомили меня мои науки и насущный хлеб, к«ото»рый в последний месяц я должен был заработать в удвоенной против обыкновения порции, так как брат-художник воротился из солдатчины только вчера. Приходилось работать черт знает где — причина, почему для прошлого номера не дал Вам рассказа. Так записался и утомился, что не дерзнул писать в «Осколки»: знал, что напишу чепуху. К утомлению прибавьте геморрой (черти его принесли). Три дня на прошлой неделе провалялся в лихорадке. Думал, что тифом от больных заразился, но, слава богу, миновала чаша.
Николай приехал, и станет легче.
Рассказ «Беда за бедой» не печатайте. Я нашел ему пристанище в первопрестольном граде. Назад тоже не присылайте. Я черновик отдал.
Не писать ли «Оск«олки» моск«овской» жизни» компанией? Пусть Вам шлет, кто хочет, куплетцы, а Вы стройте из них фельетоны. Я тоже буду присылать, ежели будет материал.
Отчего Вы в прошлых заметках про Желтова выкинули? Желтов известен в Москве, и настолько, что стоит его продернуть. Его все знают. Да и вообще я писал о людях только известных (исключение: Белянкин) Москве.
И на сей раз не шлю Вам рассказа. 16-го декабря и 20-го у меня экзамены. Боюсь писать. Не сердитесь. Когда буду свободен, буду самым усерднейшим из Ваших сотрудников. И в голове у меня теперь как-то иначе: совсем нет юмористического лада!
Прошу извинения и кланяюсь.
А. Чехов.
60. Н. А. ЛЕЙКИНУ
25 декабря 1883 г. Москва.
25/XII
Николай Александрович!
Прежде всего поздравляю Вас с праздниками и свидетельствую Вам мое искреннее уважение. Вкупе с поздравлением шлю Вам и «Осколкам» тысячи пожеланий. С Новым годом поздравлю 31-го декабря — в день отправки литературного транспорта.
Ваше нежелание херить Рувера более чем лестно для Вашего покорнейшего слуги. Ладно, буду продолжать мой фельетон. Слушаюсь. Буду продолжать, а Вы не забывайте 2-х условий, кои я прилагаю при сем моем согласии: а) продолжайте снисходить слабостям руверским и b) без всяких церемониев уведомьте, ежели на Вашем жизненном пути встретится более подходящий фельетонист; чего не бывает под луной? Бывают «потопы, огни, мечи, трусы» (молитва к Иисусу сладчайшему), бывают и добрые встречи.
Два куплетца уже накатал для заметок. Завтра сяду писать что-нибудь новогоднее. Теперь я свободен, аки ветр. Свобода эта продлится до половины января. Каким-то чудом удалось мне пересилить мою лень, и я, сверх всяких собственных ожиданий, спихнул с плеч самое тягчайшее. Выдержал до Рождества труднейшие экзамены и за этими экзаменами забыл все, что знал по медицине. Медикам старших курсов ужасно мешают заниматься делом эти экзамены, подобно тому как отдание чести мешает городовым исполнять их прямые обязанности. Вместо того чтобы работать у клиницистов, мы зубрим, как школьники, чтобы забыть в ближайшем будущем…
В ночь под Рождество хотел написать что-нибудь, но ничего не написал. Волею судеб проиграл всю ночь с барынями в стуколку. Играл до обедни и все время от скуки пил водку, которую пью иногда и только от скуки. В голове туман. Выиграл четвертную и не рад этому выигрышу — до того скверно в голове.
Не посылал Вам рассказов потому, что окончил свои экзамены только 20-го дек«абря» вечером. Не уведомил же Вас (что ничего не пришлю) потому, что не знал, что нужно уведомлять. Впредь в случае бесплодия буду извещать Вас.
Шляются визитеры и мешают писать это письмо. Кстати о маленькой дрязге, подаренной мне сегодня «на елку». Пастухов, обидевшийся на меня за заметку о московской малой прессе, под рассказом Агафопода Единицына, помещенным в рождеств«енском» номере «Моск«овского» листка», подмахнул «А. Чехов». Рассказик плохенький, но дело не в качестве рассказа: плохой рассказ не в укор писаке средней руки, да и не нужны хорошие рассказы читателям «Моск«овского» листка». Москвичи, прочитав мою фамилию, не подумают про брата и сопричтут меня к Пазухину и К°. Полной фамилией я подписуюсь только в «Природе и охоте» и раз подписался под большим рассказом в «Альманахе Стрекозы», готов, пожалуй, подписываться везде, но только не у Пастухова. Но далее… Благополучно паскудствующие «Новости дня» «в пику» конкуренту своему Пастухову напечатали в своем рождеств«енском» номере произведения господ, изменивших накануне праздника своему благодетелю Пастухову (Вашков, Гурин и др.). Номер вышел ядовитый, «политичный». Чтобы еще громче пшикнуть под нос Пастухову, «Новости дня» под одной маленькой ерундой, которую я постыдился бы послать в «Осколки» и которую я дал однажды Липскерову, подмахнули тоже мою полную фамилию (а давал я Липскерову мелочишку под псевдонимом…). «На, мол, гляди, Пастухов: к тебе не пошел, а у нас работает, да еще под полной фамилией». Выходит теперь, значит, что я работаю и в «Новостях дня» и в «Моск«овском» листке», служу двум богам,
