Вы принимаете ландыш и валерьяну. Вреда эти средства не принесут, но и пользы тоже никакой. Для людей мнительных, кстати сказать, средства безвредно-бесполезные, напрасно принимаемые, служат часто источником страха: «принимаю капли уже целый месяц, а они мне не помогают; стало быть, доктор меня не понял…»
Для меня странно соединение валерьяны с ландышем; странно, что такие веревочные невры, как у Вас, ищут успокоения в таких пустячках; странно, что ландыш принимается, когда нет показания на то. По-моему, Вам нужно:
1) Жить, как Вы хотите, на Тосне, работать на воздухе, но не утомляться. Пить молоко, хорошо питаться и следить, чтобы испражнения на низ производились добросовестно, т. е. не менее одного раза в сутки.
2) Забросить к «…» всю фармацию.
3) Не обращать внимания на сердцебиения, замирания и проч., памятуя, что от сердцебиений и замираний люди не умирают.
4) Вовсе не думать или думать пореже о недугах. Ведь стоит только обратить внимание на свое сердце, прислушаться к нему, чтобы пульс стал быстрее на 10-15 ударов.
5) В случае ипохондрии, страха смерти, тоски обращать внимание не столько на сердце, к«ото»рое у Вас здорово, сколько на желудок и кишки. Наверное, у Вас есть расширение желудка — болезнь, при к«ото»рой меланхолия — явление постоянное.
6) В течение 5-10 лет вовсе не помышлять о болезнях и не обращать на них серьезного внимания. Придет старость, тогда другое дело…
Таково мое мнение.
Завтра я непременно еду в Донщину. Одно письмо Вы можете мне послать по адресу: «Ст. Ивановка-Крестная Донецкой Каменноугольной дороги, Гавриилу Павловичу Кравцову», для передачи мне.
Одно письмо, но не больше. Следующее Вы опять напишите в Таганрог.
Я писал Билибину, чтобы гонорар выслан был мне на имя дяди Митр. Егор. Чехова, в Таганрог.
Ну, прощайте. Кланяйтесь Вашим. Погода у нас великолепная.
А. Чехов.
261. М. П. ЧЕХОВОЙ
20 апреля 1887 г. Зверево.
20-го апр., 6 часов утра.
Еду из Зверева Ворон«ежской» д«ороги» по Донецкой дороге. В Звереве пришлось ждать с 9-го часа вечера до 5 часов утра: весело!!!
Голая степь: курганчики, коршуны, жаворонки, синяя даль…
В четверг буду в Новочеркасске, а в воскресенье опять ехать по Донецкой дор«оге». Жалею, что езжу один. Все очень курьезно.
Из Москвы получил письмо только от Ивана; остальные господа кудринцы почему-то не пишут.
А. Чехонте.
Поклоны всем. На обороте:
Москва,
Кудринская Садовая, д. Корнеева Марии Павловне Чеховой.
262. Ал. П. ЧЕХОВУ 20 апреля 1887 г. По пути в Новочеркасск.
20-го апр.
Я жив и здрав. Сейчас еду (через час по столовой ложке) по Донецкой дороге.
Отчего не пишешь?
Пиши в Таганрог.
Поклон твоим.
А. Чехов. На обороте:
Петербург,
Кавалергардская 20, кв. 42
Александру Павловичу Чехову.
263. М. П. ЧЕХОВОЙ
23 апреля 1887 г. Зверево.
3 часа ночи. Опять сижу в Звереве, чтобы ехать в Новочеркасск на свадьбу. Считаю минуты и, томясь духом, вспоминаю о своем московском ложе. Считаю минуты, пью медленно чай, заговариваю с пассажирами, читаю «Календарь для врачей», но от этого время не кажется короче.
В субботу опять к Кравцову и опять ждать в Звереве 9 часов. Уф!!!
О житье у Кравцова буду писать длинно. Живется у него недурно: лес, степь в широких размерах, дудаки, дураки, кислое молоко и еда 8 раз в день. Живя у Кравцова, можно излечиться от 15 чахоток и 22-х ревматизмов. Впрочем, геморрой не поддается. Кланяюсь всем. Что поделывает М. Забелин?
А. Чехов. На обороте:
Москва,
Кудринская Садовая, д. Корнеева Марии Павловне Чеховой.
264. ЧЕХОВЫМ
25 апреля 1887 г. Черкасск.
25 апрель.
Сейчас еду из Черкасска в Зверево, а оттуда по Донецкой дор«оге» к Кравцову. Вчера и третьего дня была свадьба, настоящая казацкая, с музыкой, бабьим козлогласием и возмутительной попойкой. Такая масса пестрых впечатлений, что нет возможности передать в письме, а приходится откладывать описание до возвращения в Москву. Невесте 16 лет. Венчали в местном соборе. Я шаферствовал в чужой фрачной паре, в широчайших штанах и без одной запонки, — в Москве такому шаферу дали бы по шее, но здесь я был эффектнее всех.
Видел богатых невест. Выбор громадный, но я все время был так пьян, что бутылки принимал за девиц, а девиц за бутылки. Вероятно, благодаря моему пьяному состоянию здешние девицы нашли, что я остроумен и «насмешники». Девицы здесь — сплошная овца: если одна поднимется и выйдет из залы, то за ней потянутся и другие. Одна из них, самая смелая и вумная, желая показать, что и она не чужда тонкого обращения и политики, то и дело била меня веером по руке и говорила: «У, негодный!», причем не переставала сохранять испуганное выражение лица. Я научил ее говорить кавалерам: «Как ви наивны!»
Молодые, вероятно, в силу местного обычая, целовались каждую минуту, целовались взасос, так что их губы всякий раз издавали треск от сжатого воздуха, а у меня получался во рту вкус приторного изюма и делался спазм в левой икре. От их поцелуев воспаление на моей левой ноге стало сильнее.
Не могу выразить, сколько я съел свежей зернистой икры и выпил цимлянского! И как это я до сих пор не лопнул!
Скажите Я. А. Корнееву, что ему кланялся некий Похлебин — субъект с бакенами и с головой редькой хвостом вверх.
Катар кишок оставил меня с того самого момента, как я уехал от дяди. Очевидно, благочестивый воздух действует на кишки расслабляюще.
Вчера я послал в «Пет«ербургскую» газету» рассказ. Если 15-го мая у Вас не будет денег, то Вы можете получить гонорар из «Газеты», не дожидаясь конца месяца, а послав счет за 2 рассказа. Мне ужасно тяжело писать… Тем для «Нов«ого» времени» много. но такая жара, что даже письмо тяжело писать.
У меня деньги на исходе. Приходится жить альфонсом. Живя всюду на чужой счет, я начинаю походить на нижегородского шулера, который ест чужое, но сверкает апломбом.
Сию минуту хозяева мои уехали. Я обедал solo и вспоминал гончаровского Антона Ивановича: передо мной стояли горничные, а я милостиво кушал и снисходил до беседы с Ульяшами и Анютами.
В Звереве придется ждать от 9 вечера до 5 утра. В прошлый раз я там ночевал в вагоне II класса на запасном пути. Вышел ночью из вагона за малым делом, а на дворе сущие чудеса: луна, необозримая степь с курганами и пустыня; тишина гробовая, а вагоны и рельсы резко выделяются из сумерек — кажется, мир вымер… Картина такая, что во веки веков не забудешь. Жалею, что Мишке нельзя было поехать со мной. Он ошалел бы от впечатлений.
Поклоны всем: Ма-Сте, На-Сте, m-lles Эфрос, Семашко и т. д. Напишите, когда Иваненко выедет из Москвы.
Письма, к«ото»рые я посылаю в Москву, принадлежат всей чеховской фамилии; боюсь, что с ними происходит та же история, что с «Новостями дня». Цветут вишни и жердели.*
Прощайте. Надеюсь, что все здоровы.
А. Чехов. * В автографе текст перевернут.
265. М. П. ЧЕХОВОЙ
29 апреля 1887 г. По пути в Рагозину Балку.
Весьма важное; уезжая на дачу, не забудьте оставить для меня мою корзину. Без корзины мне решительно не в чем будет провезти свой багаж, так как чемоданы тесны, платье мнется, замки портятся, да и к тому же один чемодан не мой. Корзина должна быть с замком и вервием. Жерличные крючки (5 шт.) мои целы, а потому новых не покупайте; возьмите только у Семашко струн.
Если купите 2-3 верши, то хорошо.
Когда Иваненко выедет из Москвы домой? Без ответа на сей вопрос я к нему не поеду.
А. Чехов. На обороте:
Москва,
Кудринская Садовая, д. Корнеева Марии Павловне Чеховой.
266. ЧЕХОВЫМ
30 апреля 1887 г. Рагозина Балка.
30 апр. Теплый вечер. Тучи, а потому зги не видно. В воздухе душно и пахнет травами.
Живу в Рагозиной Балке у Кравцова. Маленький домишко с соломенной крышей и сараи, сделанные из плоского камня. Три комнаты с глиняными полами, кривыми потолками и с окнами, отворяющимися снизу вверх… Стены увешаны ружьями, пистолетами, шашками и нагайками. Комоды, подоконники — все завалено патронами, инструментами для починки ружей, жестянками с порохом и мешочками с дробью. Мебель хромая и облупившаяся. Спать мне приходится на чахоточном диване, очень жестком и необитом. Сортиров, пепельниц и прочих комфортов нет за 10 верст в окружности. Чтобы вспомнить m-lle Сиру, нужно (не глядя на погоду) спускаться вниз в балку и облюбовывать куст; садиться рекомендуют не ранее, как убедившись, что под оным кустом нет гадюки или другой какой-нибудь твари.
Население: старик Кравцов, его жена, хорунжий Петр с широкими красными лампасами, Алеха, ХахкО (т. е. Александр), Зойка, Нинка, пастух Никита и кухарка Акулина. Собак бесчисленное множество, и все до одной злые, бешеные, не дающие проходу ни днем, ни ночью. Приходится ходить под конвоем, иначе на Руси станет одним литератором меньше. Зовут собак так: Мухтар, Волчок, Белоножка, Гапка и т. д. Самый проклятый — это Мухтар, старый пес, на роже к«ото»рого вместо шерсти висит грязная пакля. Он меня ненавидит и всякий раз, когда я выхожу из дому, с ревом бросается на меня.
Теперь о еде. Утром чай, яйца, ветчина и свиное сало. В полдень суп с гусем — жидкость, очень похожая на те помои, которые остаются после купанья толстых торговок, — жареный гусь с маринованным терном или индейка, жареная курица, молочная каша и кислое молоко. Водки и перцу не полагается. В 5 часов варят в лесу кашу из пшена и свиного сала. Вечером чай, ветчина и все, что уцелело от обеда. Пропуск: после обеда подают кофе, приготовляемый, судя по вкусу и запаху, из сжареного кизяка.
Удовольствия; охота на дудаков, костры, поездки в Ивановку, стрельба в цель, травля собак, приготовление пороховой мякоти для бенг«альских» огней, разговоры о политике, постройка из камня башен и проч.
Главное занятие — рациональная агрономия, введенная юным хорунжим, выписавшим от Леухина на 5 р. 40 к. книг по сельскому хозяйству. Главная отрасль хозяйства — это сплошное убийство, не перестающее в течение дня ни на минуту. Убивают воробцов, ласточек, шмелей, муравьев, сорок, ворон, чтобы они не ели пчел; чтобы пчелы не портили цвета на плодовых деревьях, бьют пчел, а чтобы деревья эти не истощали почвы, вырубают деревья. И таким образом получается круговорот, хотя и оригинальный, но основанный на последних данных науки.
К одру отходим в 9 ч«асов» вечера. Сон тревожный, ибо на дворе воют Белоножки и Мухтары, а у меня под диваном неистово лает им в ответ Цетер. Будит меня стрельба: хозяева стреляют в окна из винтовок в какое-нибудь животное, наносящее вред хозяйству. Чтобы выйти ночью из дому, нужно будить хорунжего, иначе собаки изорвут в клочья, так что сон хорунжего находится в полной зависимости от количества выпитого мною накануне чая и молока.