в 24 часа и за гроши ничего путного купить нельзя. У меня предчувствие, что мы только насмешим и обеспокоим публику, а в Москве все-таки останемся и будем тянуть старую канитель.
Сегодня я уезжаю в Нижний, 22 градуса мороза. Придется ехать на почтовых по Казанскому тракту. Везу с собой немножко денег. Возвращусь в Москву скоро, так что, если Вы напишете мне до 20-го, то Ваше письмо недолго будет ожидать меня в Москве.
Думаете ли Вы, бессердечный, о Лешковской? Приезжайте в Москву. Если бы Вы приехали в марте, то это было бы весьма хорошо.
Ваш А. Чехов.
Мангуса я жертвую в Зоологический сад. Кусается, сволочь.
1090. Н. М. ЛИНТВАРЕВОЙ
18 января 1892 г. Деревня Белая.
Деревня Белая Нижегородск. губ., 18 янв.
Уважаемая Наталья Михайловна, я получил от Иваненко два письма: в одном он усердно убеждает и даже умоляет меня купить дачу Кублицкого, в другом же подробно описывает все бедствия и лютые напасти, которые не минуют меня, если я сделаю глупость и куплю эту дачу. Одним словом, с хутором мне не везет. Помнится, в Сумах я заказал нотариусу Иванову доверенность, чтобы вместе с Вами купить хутор Яценки, и доверенность эта осталась у бедного Иванова в виде сувенира, приятного воспоминания о нас. В Петербурге 5-го января я заказал нотариусу (тоже!) Иванову доверенность, чтобы купить все тот же хутор Яценки, и вечером 5-го января получил известие, что Яценко раздумал продавать. Очевидно, я создан в наказание нотариусам Ивановым, вероятно, за то, что написал пьесу «Иванов». Очевидно также, что хутора я не куплю, хотя имею уже не 3 тысячи, а целых 5. А удрать из Москвы необходимо.
Мороз лютый, ревет метель. Вчера поздно вечером меня едва не занесло в поле, сбились с дороги. Напугался — страсть!
Привет всем Вашим. Вам тысяча поклонов и две тысячи пожеланий. Можэтэ себэ представить, я познакомился с хохлацкой королевой Заньковецкой, которую Украйна нэ забудэ. Она тоже хлопочет насчет хутора — хочет, чтоб я купил около нее, в Черниговской губ. Барыня веселая.
Искренно преданный
А. Чехов.
1091. А. С. СУВОРИНУ
22 января 1892 г. Москва.
22 янв.
Ну-с, я вернулся из Нижегородск губ. Так как, надеюсь, мы скоро увидимся и так как я о голоде буду писать завтра или послезавтра, то теперь скажу только кратко: голод газетами не преувеличен. Дела плохи. Правительство ведет себя недурно, помогает, как может, земство или не умеет или фальшивит, частная же благотворительность равна почти нолю. При мне на 20 тысяч человек было прислано из Петербурга 54 пуда сухарей. Благотворители хотят пятью хлебами пять тысяч насытить — по-евангельски.
Проехался я хорошо. Была лютая метель, и во един из вечеров я сбился с дороги и меня едва не занесло. Ощущение гнусное. Был у Баранова. Завтракал у него и обедал, и на его губернаторских лошадях доехал до вокзала.
Вообще говоря, частная инициатива, по крайней мере в Нижегородской губ, со стороны администрации препятствий не встречает, а наоборот. Делай что хочешь.
Дома у себя нашел я корректуру «Каштанки». Аллах, что за рисунки! Голубчик, я от себя готов дать художнику еще 50 р., чтобы только этих рисунков не было. Что такое! Табуреты, гусыня, несущая яйцо, бульдог вместо такса…
Если бы в Петербурге и в Москве говорили и хлопотали насчет голода так же много, как в Нижнем, то голода не было бы.
А какой прекрасный народ в Нижегородской губ! Мужики ядреные, коренники, молодец в молодца — с каждого можно купца Калашникова писать. И умный народ.
У московского богача Шелапутина сибирская язва — сейчас мне говорили об этом.
Ну, жду Вас, чтобы ехать в Бобров. Отвечайте, когда будете в Москве?
Всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
Попросите Алексея Алексеевича выслать мне поскорее статью горного инженера Бацевича о нефти. Забыл я в Петербурге прочесть.
1092. В. А. ГИЛЯРОВСКОМУ
24 января 1892 г. Москва.
24 янв.
Я вернулся.
А. Чехов.
Просижу в Москве 5 дней. На обороте:
Столешников пер., д. Карзинкиной Владимиру Алексеевичу Гиляровскому.
1093. В. А. ТИХОНОВУ
24 января 1892 г. Москва.
24 янв.
И журнал получаю, и деньги получил. Благодарю. Вчера, вернувшись из Нижегородской губ, я нашел у себя 3-й № «Севера». Послушайте, мне кажется, что для семирублевого журнала слишком жирно давать столько дорогостоящего (в литературном и бумажном смысле) материала. Ведь это не иллюстрированный журнал, а блин с зернистой икрой и сметаной. Что же Вам с семи рублей останется? Впрочем, это Ваше дело. Простите, что вмешиваюсь в Ваши семейные дела.
Посылаю Вам расписку. Деньги сии сорвал я с Вас в «М Ярославце», когда обедали с Билибиным. Помните? Вы думали, что этот двугривенный я на извозчика потратил, ан вышло так, что я его к голодающим свез. Вот Вы благодаря мне в царство небесное попадете, и Вам простится то, что Вы по 17 раз в день ходите в кабачок, что около редакции.
Ваши книги переплетены.
Смутно припоминается мне Ваш силуэт, взгромоздившийся на козлах. Финал именин у Ивана Леонтьевича вышел блестящий.
Будьте здоровы.
Именинник Вашего сердца
А. Чехов.
1094. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ
24 января 1892 г. Москва.
24 янв.
Я вернулся восвояси и просижу в Москве, вероятно, дней пять. Не будет ли со стороны Вашего Высокоблагородия каких-либо распоряжений насчет медицины или «Эрмитажа»? У меня болит правая лопатка и то пространство, которое у архиереев называется междукрылием, т. е. место, между лопатками. Больно повернуть шею, а надеть чулки и сапоги так же трудно, как поцеловать себя в пятку.
Все еще кушаете горчицу?
Жду ответа, а пока будьте благополучны и кланяйтесь Вашим.
Ваш А. Чехов.
1095. Е. П. ЕГОРОВУ
26 января 1892 г. Москва.
26 янв. Москва.
По подписному листу № 28 Вы, добрейший Евграф Петрович, получили уже с меня 25 руб. в Белой. Теперь по тому же листу посылаю еще 60 р. Остальные 22 рубля собраны одним моим приятелем; список жертвователей прилагаю: так как они не вошли ни в один из подписных листов, то благоволите прислать расписочки. 41 к. осталась у меня до следующего транспорта.
Можете себе представить, я приехал домой совсем больным. Жестокая боль в обеих лопатках, между лопатками и мышцах груди. Должно быть, простудился в Нижнем, после того как поспал ночь под тропически горячим дыханием отдушины. Не могу ни сидеть согнувшись, ни писать, ни надевать сапоги. Просто беда.
Библиотека для Наташи уже приобретается. Выходит весьма разнообразная и симпатичная библиотека. Вышлю ее, как Вы велели, почтой. Длинную ложку для Бори сам привезу весной.
Почтение всем Вашим; Наталии Николаевне, кроме поклона, большая благодарность за гостеприимство и радушие.
В Почтовой гостинице забыл сорочку. Это в пользу горничной.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
Брошюры я не получил.
Увы! Пьеса моя поставлена не будет.
1096. Ф. А. КУМАНИНУ
26 января 1892 г. Москва.
26 янв.
Милый Федор Александрович, запаздываю ответом на Ваше письмо, потому что вернулся из Нижегородской губ только очень недавно и потому, что писать мне трудно, так как мои лопатки простужены, болят и мешают мне согнуться.
Что нужно от меня Праге? Напишите ей, что родился я в г. Таганроге в 1860 г., учился в Таганрогской гимназии, потом в Моск университете по медицинскому факультету, откуда выпущен был со степенью лекаря в 1884 г. В 1888 г. получил Пушкинскую премию. В 1890 г. совершил каторжную поездку на Сахалин. Холост и орденов не имею. Вот и все.
Болен и сижу дома. Скучаю, потому что не могу ни писать, ни мечтать о скорейшем выздоровлении. Насчет блинов надо подумать. Не поесть ли их у Тестова? Там прекрасные блины.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
1097. А. И. СМАГИНУ
26 января 1892 г. Москва.
26 янв.
Получил Вашу поздравительную телеграмму и польщен и тронут. Только не понял в ней одного вопроса: «Получил ли помощь?» О какой помощи идет речь? Запаздываю ответом на Ваши письмо и телеграмму, потому что только на днях вернулся из Нижегородской губ. Был сильный мороз, захватила в поле метель, и я, должно быть, сильно простудился, так как вот уже третий день сижу, как палка, и хожу, вытянувшись во фронт: лопатки и пространство между лопатками болят жестоко, и больно мне двигать шеей и руками, а надевать чулки и сапоги почти невозможно. Что касается голода, то он нисколько не преувеличен.
Хохлам лучше всего переселяться в Семипалатинскую и в Уссур край. Тут не так холодно, как в Томской и Тобольск губ. К тому же в Уссур крае имеются уже целые деревни, всплошную состоящие из полтавских хохлов. Сочинений, которые удовлетворили бы Вас, нет; кроме географии и общих указаний — ровнехонько ничего. Вы можете официально обратиться за нужными сведениями в Общество изучения Амурского края, в г. Владивостоке. Таковые же сведения, полагаю, могут дать Вам губернаторы и, быть может, переселенческие комитеты.
Дела насчет хутора идут вяло. Теряемся в неизвестности и падаем духом. У Заньковецкой я давно уже не был и потому, милостисдарь, Ваши намеки являются гнусною клеветою, за которую Вы мне ответите. Ведь я ни одним словом не намекал на Ваши отношения к Лешковской? Вы влюблены в Лешковскую, я же между тем бываю у Заньковецкой только как простой знакомый и почитатель таланта. Завтра поеду к ней справиться насчет хутора; она кое с кем переписывается и рекомендует мне Черниговскую губ, где, по ее словам, много продажных хуторов и где, кстати сказать, нет рек, а одни только пруды.
Когда Вы будете в Москве?
Будьте здоровы и небом хранимы. Желаю Вам всего, всего хорошего.
Сейчас принесли мне для голодающих около ста рублей. Как приятно добрым быть!
Ваш А. Чехов.
Без Вас скучно. Столь мы привыкли к Вам!
Получили «Сборник»? Пишите.
1098. Е. П. ЕГОРОВУ
29 января 1892 г. Москва.
29 янв.
По подписному листу № 28 име получить 25 р., пожертвованные «Русс мыслью». Расписки не нужно.
От Е. И. Коновицер — 1р. Расписка нужна.
Итого 26 руб.
Библиотека посылается завтра.
Всем Вашим привет.
Ваш А. Чехов.
Устройте столовые!
1099. А. И. СМАГИНУ
30 января 1892 г. Москва.
30 янв.
Задатка Яценке не давайте, потому что может случиться, что, пока будет продолжаться состояние вещей, определяемое Вами словом «кажется», мы можем купить где-нибудь хутор. Ах, как я зол на Яценку! Если бы моя власть, то отнял бы у него хутор, а самого бы женил на трех ведьмах.
Если найду требуемые Вами бумажки, то приложу к сему письму. Весьма рад служить.
Вашему обещанию приехать в Москву весною я порадовался. Серьезно, отчего бы Вам не приехать? Пошатались бы и побалакали.
Вчера я, выйдя из терпения, поставил себе на правую лопатку мушку, и сегодня мне значительно легче. Могу и сгибаться, и писать, и главою потрясать.
Послезавтра ненадолго уезжаю в Воронежскую губ по голодным делам. Нужно будет проехать на лошадях верст сто. Благословите.
Сейчас Миша уезжает на вокзал. Сдаю ему сие письмо.
Будьте, драгоценный Александр Иванович, здоровы, и да хранят Вас украинские феи.
Ваш А.
