Отец философствует и ворчит на мать, у матери кусок «вот тут остановился» и т. д.
Кланяйся своим и будь здрав. Не будь, однако, гвоздиком.
Твой А. Чехов.
Я положил в сберегательную кассу 23 рубля. Накопится большой капитал. Но когда я умру, ты не получишь ни копейки, так как завещание написано не в твою пользу.
1427. И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ
26 мая 1894 г. Мелихово.
26 май.
Многоуважаемый Иван Иванович, спасибо Вам за книги. Чужие сочинения принимаю с великою благодарностью, со своими же — не знаю, что делать. Так называемые «авторские экземпляры» всегда приводят меня в уныние.
Одолели дожди.
Желаю Вам всего благ.
Ваш А. Чехов. На обороте:
Москва,
Зубово, д. Нюниной
Ивану Ивановичу Горбунову.
1428. И. М. КОНДРАТЬЕВУ
26 мая 1894 г. Мелихово.
26 май. Ст. Лопасня.
Иван Максимович!
Будьте добры прислать мой счет, а если можно, то и гонорар, в контору «Русской мысли» (Леонтьевский пер.) для передачи мне.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
1429. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ
26 мая 1894 г. Мелихово.
Ст. Лопасня, 26 май.
Милый Франц Осипович, сибирское зелье, восхищавшее меня пышностью своего роста, в ночь под 14-е мая пало жертвою мороза. Теперь из земли вновь показались крепкие членики, но думаю, что * не успеет уже вырасти вновь.
А на Мадейре я не был, можете себе представить. Денег не хватило. Март провел я в Крыму, но и для такого в сущности пустяка, как поездка в Крым, мне понадобилось обращаться к кредиту.
Как Вы живете? Как Ваше здоровье? Не отразилась ли Ваша бывшая болезнь и операция на самочувствии Вашем телесном и душевном? Напишите мне. Если бы я знал, когда Вас можно застать дома, то побывал бы у Вас. Я теперь часто бываю в Москве.
Живу я у себя в Мелихове, сею, сажаю, сплю, ем и гоняю кур из сада. Изредка пишу. Мечтаю о поездке в Испанию, в Египет или в Корфу, но мечты остаются мечтами и такими останутся, вероятно, до самой дохлой смерти.
Жму Вам руку и желаю здравия всей Вашей фамилии. Пишите же.
Ваш А. Чехов.
Как-то я провожал редактора «Русской мысли» Лаврова с женой на Брестский вокзал. Оная жена сломала зонтик. Зонтик сей я взял и с ним пошел к Вам. Завтракал. Когда уходил после завтрака, Вы взяли у меня оный зонтик, сказавши, что отдадите его в починку. Если он цел, то пошлите его в редакцию «Русской мысли» Лаврову (Леонтьевский пер.), независимо от того, починен он или нет; если же он пропал, то черт с ним. * Автограф поврежден.
1430. А. С. СУВОРИНУ
22 июня 1894 г. Мелихово.
22 июнь.
Где Вы? С одной стороны, Вы должны были еще в субботу уехать за границу, с другой же-у меня предчувствие, что Вы еще не уехали и сидите в Петербурге. Как бы ни было, нехорошо, что Вы так скоро забыли меня. Вернувшись вчера домой, я не нашел ни письма, ни телеграммы, которую Вы обещали послать в Отраду Московскую.
После Вашего отъезда я был в Центральных банях, простудился там и два дня потом просидел, как филин, у себя в номере, скучая и ругаясь. Теперь же здоров вполне. Собираюсь писать трезвые мысли по поводу блуда и рукоблудия.
Пусть Ваш книжный магазин пришлет мне ответ на вопрос: сколько экземпляров моих книг всех названий, считая в том числе «Детвору» и «Каштанку», было продано за все время? А также было бы весьма интересно получить счет, дабы я знал, сколько еще, к прискорбию моему, я должен магазину? Скажите, чтобы типографские расходы за последние издания при счете были разлагаемы, как мы когда-то решили, на каждую проданную тысячу экземпляров, чтобы мне платить не сразу за все 4 тысячи. Например: если напечатано 4 тыс., а пока продана только 1 тысяча, то чтобы, получая за эту тысячу, я платил бы в типографию только за эту тысячу, а не за все 4. Затем, пока еще не наступило то блаженное время, когда я буду получать из магазина жалованье 100 рублей в месяц, скажите в телефон, чтобы мне прислали 300 руб. Я издержался в дороге и хочу заказать себе новое пальто. Для меня удобнее всего было бы получить через московский магазин или по адресу: Москва, «Русская мысль» для передачи мне. Первый адрес лучше.
За границу я поеду в сентябре. Напишите мне Ваш адрес, и я тогда буду Вам телеграфировать. Мне хочется жить, и куда-то тянет меня какая-то сила. Надо бы в Испанию и в Африку. С 16 июля сажусь писать пьесу, содержание которой я рассказывал Вам. Не знаю, что выйдет. Боюсь напутать и нагромоздить подробностей, которые будут вредить ясности.
Пишите мне, пожалуйста. Вы не можете себе представить, как я рад, что повидался с Вами.
Будьте хранимы небесами и не забывайте нас грешных.
Ваш А. Чехов.
Нижайший поклон Анне Ивановне и детям.
Если Вы еще не уехали, то когда уедете?
Отвечайте.
1431. А. С. СУВОРИНУ
26 июня 1894 г. Мелихово.
26 июнь.
Телеграмма из Отрады пришла в 4 часа утра; рубль взяли. Но во всяком разе если случится впредь посылать мне телеграммы, то валяйте на Отраду. Это казенная станция, а не железнодорожная.
Что я могу посоветовать Вам? Поезжайте в Феодосию, а в августе вместе поедем в Швейцарию. Это, как видите, эгоистический совет, но другого, альтруистического, у меня нет. 10-го августа я приехал бы к Вам в Феодосию, пожил бы там дней пять, а потом и — айда! Раньше августа я не могу по многим причинам. Надо, во-первых, пьесу писать, во-вторых, в конце июля выйдет «Сахалин» книгой, и в-третьих, денег нет. В-четвертых, хозяйство и всякая чепуха.
«Дача на Черной речке» Ясинского очень милая вещь. Даже очень. Если увидите его, то поклонитесь и скажите ему, чтобы он написал еще что-нибудь в этом роде. Щеглов теперь скажет, что Ясинский подражает ему, но куда Ясинский выше Щеглова.
А хорошо бы где-нибудь в Швейцарии или Тироле нанять комнатку и прожить на одном месте месяца два, наслаждаясь природой, одиночеством и праздностью, которую я очень люблю. Мне хочется за границу, представьте. Недавно я был на выборах и баллотировался в гласные, и эта процедура и обстановка вся показались мне до такой степени серыми и в то же время претенциозными, что захотелось куда-нибудь подальше, туда, где горизонт видно.
Флигель у меня вышел мал, но изумителен. Плотники взяли за работу 125 руб., а устроили игрушку, за которую на выставке мне дали бы 500 руб.
Будьте благополучны. Вы прислали телеграмму «ответ уплочен». Оказывается, что на станции не принимают оплаченных телеграмм, а во-вторых, думал-думал и никак не мог придумать Вам ответа, который был бы короток и значителен.
О решении Вашем не откажите сообщить.
Ваш А. Чехов.
1432. И. П. ЧЕХОВУ
Июнь, после 21, 1894 г. Мелихово.
Посылаю письмо Горбунова. Ответь ему, пожалуйста, сам: Зубово, Долгий пер., д. Нюнина.
Был Суворин с сыном Алексеем. Оба решили уволить Клюкина. Отец злится за писчебумажный магазин, а сын сердит на Клюкина за то, что у него лицо маленькое, как у хорька. Поклон Соне.
Твой А. Чехов.
1433. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)
5 июля 1894 г. Мелихово.
5 июль. Ст. Лопасня, Моск.-Кур. д.
Милый и неизменно любезный сердцу моему Жан на Клязьме! Вы мне снились в прошлую ночь. Да и вообще я вспоминаю о Вас гораздо чаще, чем Вы обо мне. Студеная гора остудила Ваше сердце, и Вы имеете что-то против меня, хотя в сущности делить нам нечего, за актрисами вместе мы не ухаживаем, слава балует нас в одинаковой мере, так что температуру наших отношений Вы понизили искусственно, вопреки законам метеорологии.
Книжки Ваши получить был бы очень рад, так как я все еще состою самым искренним почитателем Вашего таланта и Ваших книжек. Отправьте их заказною бандеролью в редакцию «Русской мысли» для передачи мне. Если же приедете ко мне в Мелихово, то привезите сами.
Брат Иван с женой где-то в Костромской губ. Когда увижусь с ним, то передам ему о Вашем намерении прислать ему книжки. Он будет очень рад.
У нас сенокос, коварный сенокос. Запах свежего сена пьянит и дурманит, так что достаточно часа два посидеть на копне, чтобы вообразить себя в объятиях голой женщины.
Будьте здоровы, Жан. Низкий поклон и привет Вашей жене.
Ваш А. Чехов.
Суворин писал мне, что на днях приедет в Мелихово. Отчего бы и Вам не приехать кстати?
1434. А. С. СУВОРИНУ
11 июля 1894 г. Мелихово.
11 июль.
Вы писали, что будете у меня на сих днях; я ждал, но вместо Вас приходила газета с «маленькими письмами», из коих я заключал, что Вы крепко засели в Петербурге и отдумали ехать куда-нибудь. Меня не тянет в Ясную Поляну. Мой мозг обрюзг и не хочет серьезных впечатлений. Я предпочел бы морскую купальню и болтовню о пустяках.
Вот мой план. 20-22 июля я поеду в Таганрог лечить дядю, который серьезно заболел и хочет непременно моей помощи. Это отличнейший человек, и отказать ему было бы неловко, хотя, я знаю, помощь моя бесполезна. В Таганроге пробуду 1-2-3 дня, выкупаюсь в море, побываю на здешнем кладбище — и назад в Москву; покончив здесь с «Сахалином» и поблагодарив небо, объявлю себя свободным, готовым ехать куда угодно. Если будут деньги, то поеду за границу, или на Кавказ, или в Бухару. Но со стороны финансов у меня наверное будут затруднения, так что изменения в моем плане неизбежны. Вот сказали бы Витте, г. министру финансов, чтобы он, вместо того чтобы раздавать субсидии направо и налево или обещать 100 тысяч фонду, устроил бы так, чтобы литераторы и художники ездили по казенным железным дорогам бесплатно. Кроме Лейкина (не к ночи будь помянут), все российские беллетристы живут почти впроголодь, ибо каждый беллетрист, даже пишущий по 100 листов в год, по воле судеб, несет чертову пропасть повинностей. А ничего нет скучнее и непоэтичнее, так сказать, как прозаическая борьба за существование, отнимающая радость жизни и вгоняющая в апатию. Впрочем, все сие к делу не относится. Если поедете со мной в Таганрог — очень милый город, то поедемте. В августе я к Вашим услугам: двинем в Швейцарию.
Пьесу можно будет написать где-нибудь на берегу Комо или даже вовсе не написать, ибо это такое дело, которое не медведь и в лес не уйдет, а если и уйдет, то черт с ним.
Теперь насчет пьявок. Вам нужно главным образом хорошее расположение духа, а не пьявки. В Москве Вы производили бодрое впечатление и были здоровы, и, глядя на Вас, я думал, что Вы не скоро еще вспомните о пьявках. Но раз Вы вспомнили о них, то быть посему. Пьявки вреда не делают. Это не кровопускательное, а скорее отвлекающее, нервное средство.
