Большого театра, опохмелились и теперь вкушают новое счастье. Судя по количеству разбитых бутылей, испорченных животов и подсиненных физиономий, это новое счастье должно быть грандиозно, как железнодорожные беспорядки. Мраком неизвестности оно не покрыто, а потому предвкушения и пророчества не составляют особой трудности… Вот оно… Родится, по примеру прошлых лет, очень много великих людей, девять десятых которых пойдет на замещение охотнорядских вакансий. Водочная вдова Попова будет принимать на службу в свой водочный завод исключительно только православных и девственников. Будет сочинено много ерундистых речей и плохих статей о водоснабжении. Московские поэты напишут много прочувствованных стихотворений по адресу спящих гласных, кассиров, тещ и рогатых мужей. Сивый мерин, скорбя о падении печатного слова, побьет палкой какого-нибудь «нашего собственного корреспондента». Торжествующая свинья, в видах поднятия народной нравственности, порекомендует упразднить уличные фонари. Кузька и гессенская муха откроют благотворительное заведение и напишут по статье об искусственном поднятии курса. «Московский листок» будет переименован в «Сдай назад!» и т. д. В общем будут скачки с препятствиями, торжество крокодилов, винт и выпивка.
* * *
Маститые заправилы «гуляний в экзерциргаузе», сиречь в манеже, скромны, как девы… На афишах, окутывающих теперь московские столбы и заборы, не выставлены «действующие лица», и, таким образом, благодарящему человечеству не ведомо, кого благодарить и благословлять нужно… Фабула и интрига манежных гуляний такова. Ежегодно в манеже устроиваются в пользу приютов народные гулянья. В этом году благотворитель Шадрин взял на откуп гулянья и был так любезен, что не только принял на себя все хлопоты по устройству, но даже уплатил приютам за «фирму» 2600 руб.! Щедрость необыкновенная… Кроме 2600 руб., из страха конкуренции пришлось уплатить по 200 рублей «отступного» гг. Антонову, Александрову и Липскому, дабы последние «не отбили», что в общей сложности составляет 3200 руб. — деньги немалые и благотворителю честь делающие. А кроме денег, сколько тратится времени на перекладывание выручки из кассы в свой карман, сколько идет мышечной силы на беганье, сколько пошло красноречия на покупку «фирмы»! И все это безвозмездно, задаром… Благодарное потомство, где ты? Потомство и приютские дети поблагодарят г. Шадрина, современники же почти ничем не платят ему за его необычайную благотворительность. Цена за вход на гулянья 1 р., на гуляньях же ежедневно бывает не более 5–8 тыс. человек, поверивших афишам, а потому выручка самая пустая — по 5–8 тыс. каждый день, не больше… Кроме того, г. Шадрин ухитрился продать торговцам места «по 5 р. за сажень» — себе в убыток… Жестокий содержатель буфета Мельников заплатил ему аренды только 1600 р. (с того же Мельникова урвали по 200 р. «лапки», или отступного, гг. Александров и Антонов, отчего цена на водку и бутерброды повышается, как ртуть в термометре, опущенном в горячую ванну). «Коробки с сюрпризами», вся сюрпризность которых заключается только в том, что счастливец получает вместо ожидаемой серебряной вещи бронзовую ушную ложечку, лотереи, разочаровывающие не столько проигрывающих, сколько выигрывающих, черкесы, продающие тульские изделия… все это дает кучу денег; но никаких денег не хватит отблагодарить за безвозмездные хлопоты… Г. Шадрин сияет и вырос на полтора вершка… Тонкая деликатность никогда не подаст вида, что она в убытке. А приютам, право, следовало бы быть поделикатнее и не злоупотреблять любезностью благотворителей. Они должны были бы взять хлопоты на себя.
Гулянья сами по себе нестоящие… Если и есть в них что-нибудь веселое, так это г. Шадрин с комп., все же остальное мучительно и скучно, как казарменный спектакль. Экзерциргауз обращен для публики в экзекуцгауз…
* * *
Артисты Малого театра могут теперь сказать, что они едят хлеб в поте лица. Никогда они так не потели, как теперь. В заново отделанных мужских уборных печи и освещение устроены так мудро, что температура не бывает ниже 30° по Реомюру. И благодаря такому климату происходит черт знает что. Лица, долженствующие быть бледными, выходят багрово-красны, гримировка тает и течет. Г. Макшеев пыхтит, как купеческий самовар, толстеющий с каждым днем г. Ленский начинает худеть… Сжальтесь, господа начальство!
«39. 19 января»
Сто тридцатая Татьяна отпразднована en grand и с трезвоном во вся тяжкая. Татьянин день — это такой день, в который разрешается напиваться до положения риз даже невинным младенцам и классным дамам. В этом году было выпито все, кроме Москвы-реки, которая избегла злой участи, благодаря только тому обстоятельству, что она замерзла. В Патрикеевском, Большом московском, в Татарском и прочих злачных местах выпито было столько, что дрожали стекла, а в «Эрмитаже», где каждое 12 января, пользуясь подшефейным состоянием обедающих, кормят завалящей чепухой и трупным ядом, происходило целое землетрясение. Пианино и рояли трещали, оркестры не умолкая жарили «Gaudeamus»*, горла надрывались и хрипли… Тройки и лихачи всю ночь не переставая летали от Москвы к Яру, от Яра в «Стрельну», из «Стрельны» в «Ливадию». Было так весело, что один студиоз от избытка чувств выкупался в резервуаре, где плавают натрускинские стерляди. Больше всего досталось торжествующим свиньям и трихине, по адресу которых посыпалось внушительное «pereat!»**, и шампанскому, которое пили с усердием дятла, долбящего кору. Истребляли этот напиток особенно яро бывшие студенты, не уплатившие долга Обществу вспомоществования недостаточным студентам. Этих господ так много, что для удовлетворения их не хватило ни шампанского, ни лихачей. Многим из неисправных должников пришлось довольствоваться одними только стерлядями, зернистой икрой и ликерами.
____________________
* «Будем веселиться» (лат.)
** да погибнет! (лат.)
* * *
Одной лошадиной реформой больше. Пресса и прессованное сено подали друг другу руки. Некий А. Головин публикует, что прессованное сено продается «во всех складах и во всех киосках, где продаются газеты и журналы и другие произведения печати». Что и требовалось доказать. Все, подлежащее сжатию и прессовке, снесено в одно место, в видах экономии места и для удобства гг. жеребцов, имеющих обыкновение закусывать после сена газеткой.
* * *
Кстати о газетах. Новые светила, обещавшие засиять в начале этого года, зажглись. Началась плевако-погодинская «Жизнь». Этот орган по внешности, содержанию и мягкости бумаги ужасно напоминает «Бакинские ведомости». Газетка плохонькая… «Не пойдет», как выражается один московский редактор, произведенный не так давно жителями Балахны в почетные граждане. «Светоч» помре, не прожив даже времени, потребного на понюшку табаку и на одно «апчхи!» В «Голосе Москвы» работают гробокопатели, гробовщики, читалки и проч. Издатели «Вокруг света» заказали себе у Айе по новой паре и купили по новому галстуху. Умерли: «Свет и тени», «Мирской толк», «Европейская библиотека». Больны: «Россия», «Волна» и Газета великого Гатцука. Бежал, убоявшись бездны премудрости, «Русский сатирический листок». «Московская летопись» продается Полушину, а издатель ее г. Иордан (однофамилец реки) поступает в монахи.
* * *
На конце Сретенского бульвара построено прошедшею осенью странное здание кирпичного цвета и с огромными окнами. К чему оно построено, неведомо. Большие темные окна глядят на прохожих уныло, словно обиженные, дверь заперта наглухо, из труб не струится дымок… Все это свидетельствует, что странный дом необитаем. Назначение его непонятно. Вывесили на нем как-то нечаянно вывеску «Читальня имени И. С. Тургенева» и потом, словно испугавшись чего-то, сняли вывеску и забили дверь доской.
— Извозчик, что такое в этом доме? — спросил я как-то извозчика, проезжая мимо странного дома.
— Надо полагать, портерная… — отвечал извозчик. — А впрочем, кто его знает! Будь это портерная или кабак, давно бы открыли, а то, вишь, заперта…
* * *
С временами меняются и вкусы. Было время, когда люди зачитывались рыцарскими романами и уходили в дон-Кихоты. Не так давно наши сызранские и чухломские детеныши, начитавшись Майн-Рида и Купера, удирали из родительских домов и изображали бегство в Америку. — «Дяденька, где Америка?» — спрашивали они прохожих, выйдя за город. Теперь же в Москве зачитываются пастуховским «Разбойником Чуркиным» и идут в… разбойники. Недавно два мальчика-москвича, проникшись насквозь духом творений Николая Иваныча, почувствовали страстное влечение к разбойнической жизни и бежали из дома родителей «в леса». Сначала юные Чуркины ехали по железной дороге, потом же, выйдя на одной станции, они наняли лошадь и дорогою убили везшего их мужика. Теперь малыши сидят в тюрьме и изобретают способы бегства… Описываемый случай может служить тысяча первым доказательством тлетворного влияния чтения книг на детские умы — роскошная тема для передовицы в ваганьковском вкусе…
* * *
В заключение о шельмах. Недавно в наших «Русских ведомостях» появилась заметка, в которой говорилось, что театральные барышники при продаже билетов дают публике в виде сдачи фальшивые бумажки. Такая «диффамация» господам барышникам не понравилась. В количестве более чем двадцати человек они припожаловали в редакцию «Ведомостей» и, негодуя, потребовали выдачи преступника. Заявление протеста имело характер корпоративный: не от одного лица, а от имени «корпорации театральных барышников». Доселе про барышников мы знали только то, что они находятся в стачке с кассирами и что против них никаких мер не принимается, теперь же из описанного факта явствует, что они составляют собой целую «корпорацию», целое общество на паях с акциями, облигациями, уставом и проч. Есть ли это «корпорация», правильно организованная, законом дозволенная «артель», или это просто мошенническая шайка? Если второе, то удивительно, что против этих гусей не принимаются до сих пор никакие меры. Забрать их на цугундер не так трудно. Физиономии их известны не одним только городовым. Всякий кассир, капельдинер, извозчик и театральный завсегдатай ведает, что обер-барышником состоит некий С. Его приметы: брюнет с проседью, коротко остриженная борода, тучность и шикарное пальто с бобровым воротником. Другой атаман, З., герой половины салонных и маскарадных протоколов, особых примет не имеет, но узнается по светлорусым усам и щегольскому платью. Оба вечно торчат у подъезда театра Лентовского. О третьем коноводе, сыне умершего профессора, узнать можно у кассиров.
«40. 2 февраля»
Тип старых бар, заводивших «с жиру» собственные театры и оркестры, на Руси еще не вывелся. Он есть и будет. Не коснутся его ни время, ни оскудение, ибо русский человек любит не только покушать и выпить, но и поощрять искусства. Раскрывайте вы житие железнодорожного барина г. Саввы Мамонтова, и вы убедитесь в целости типа, хотя бы из нижеследующего анекдота. Г. Савва Мамонтов, человек, могущий все купить и выкупить, отвалил г. Коршу несколько десятков тысяч и единым манием руки преобразил Русский театр в Русскую оперу. Это железнодорожное предприятие произвело такой переполох, какого не в состоянии произвести никакие крушения на Донецко-каменноугольной дороге, известной, впрочем, не столько крушениями, сколько дефицитами. Московский воздух наполнился толками о симпатичной инициативе, частной антрепризе, о крутом перевороте в оперном деле, о новых эпохах и эрах и проч., и проч. За горячими толками последовали
