подробностями. Он по приезде занялся газетною работою, потом действительно поступил в контору {в купеческую контору} Ходчсон, Миллинер и Кo и оттуда попал в Петербург действительно тем самым путем, {Далее было: как мы уж знаем} о котором было уж говорено по его краткому рассказу, делаемому для всех желающих. {Вместо: желающих. — было: кто хотел знать.} Значит, по крайней мере часть его автобиографии {биографии} достоверна.

Два семейства с самого же начала стали чрезвычайно близки и остаются {остаются близкими} в такой же тесной дружбе до сих пор.

Если б я писал роман, этим он и был бы кончен мною, но я не имею {не пишу} претензии писать роман, — для этого {Далее было: а. у меня недостаточно было б. нет таланта} нужен был бы талант, которого у меня нет, — я просто рассказываю о жизни одной из моих добрых знакомых и людей, к ней близких, то, что мне кажется не лишенным интереса, а может быть и пользы для публики; и потому я должен прибавить еще несколько страниц.

И, во-первых, мне нужно объясниться с публикою о том, до какой участвовал в моем рассказе вымысел и многое в нем измелено против того, как было на самом деле. {Далее было начато: Но изменения не на} Само собою разумеется, что лицам даны имена {те имена} собственного моего изобретения, и, как видит читатель, уж {Далее было: сами фамилии} эта сторона моей изобретательности показывает, что нельзя искать в моем рассказе большой дозы вымысла: я фамилий-то не умел придумать таких, чтоб они были сколько-нибудь самобытным изобретением, — должен был взять слова, какие попались, и приделать к ним окончания, предлагаемые для этой цели грамматикою, {Вместо: предлагаемые ~ грамматикою, — было: ов, ин, ский} и т. п.: лопух-ов, полоз-ов; даже и на это не хватило моего творчества: пришлось сделать прямое заимствование из географических данных любезного отечества и окрестить одного {одного из моих действующих} — второго — мужа Веры Павловны Кирсановым, по готовому имени города Кирсанова. — После этого, кажется, напрасно и спрашивать, и если я мог выдумать порох, то разве только выдуманный порох: я вообще не так-то изобретателен на выдумки. {на это.}

Да, все существенное в моем рассказе — факты, пережитые моими добрыми знакомыми. Разумеется, я должен был несколько переделать эти факты, чтобы не указывали пальцами на людей, о которых я рассказываю, что, дескать, вот она, {Далее было начато: он ее назвал Верою} которую он переименовал в Веру Павловну, а по-настоящему зовется вот как, и второй муж ее, которого он переместил в Медицинскую академию, — известный наш ученый {профессор} такой-то, служащий по другому, именно вот по какому ведомству.

Но все эти перемены чисто внешние, за исключением одной: главный факт происходил гораздо проще, чем я его рассказал, так что если бы его рассказал точно так, как он был, то и не пришлось бы мне приписывать Рахметову отзыв, что этот факт имел мелодраматическую форму: Рахметов этих слов не говорил, потому что на самом деле все обошлось с гораздо меньшими эффектностями.

Зачем же я придал эффектность, присочинил и выстрел, и пропажу? Не из охоты к эффектам, {Далее было: мой [читатель] друг, затем готовясь на время, до следующего рассказа, расстаться с тобою} нет, а только для тебя, та часть публики, которая нашла в моем рассказе что-нибудь новое для себя, — я для тебя должен был завить и закудрявить простой ход дела, потому что тебе он показался бы уж слишком прост, то есть, по-твоему, груб, прозаичен, {непоэтичен} безнравственен. Ведь и с прикрашивающими смягчениями мой рассказ кажется тебе все-таки довольно безнравственным, — так что ж бы ты сказала, если б я прямо сообщил здесь {Вместо: сообщил здесь — было: сказал тебе} тебе с самого начала, что на самом деле и следует делать, и делают порядочные люди еще гораздо проще, и гораздо меньше убиваются, и гораздо непрерывнее сохраняют между собою дружбу, как бы ни изменялись их отношения? На первый раз я подрумянил {подкрасил} для тебя факты, — ведь, по-твоему, только румянам принадлежит нравственность, {Вместо: только румянам ~ нравственность — было: только румяна имеют нравственное достоинство.} сделал это для того, чтоб ты не назвала меня учащим тебя уж слишком большой безнравственности.

А впредь я этого не буду делать, потому что теперь ты уж несколько подготовилась читать без ужаса и такие вещи, в которых {в которых румяна} с начала до конца лица будут показываться тебе без румян, — я ведь и здесь в большей части рассказа выводил их без румян, так ты {так ты уж несколько привыкла} уж позволь мне в следующие разы и вовсе не прикрашивать {не румянить} хороших лиц румянами ни в каких обстоятельствах. {Вместо: ни в каких обстоятельствах. — было: в каких бы положениях или сценах ни являлись.}

Есть {Есть еще одна} в рассказе еще одна черта, придуманная мною: это мастерская. {мастерская Веры Павловны.} На самом деле Вера Павловна хлопотала над устройством не мастерской; и таких мастерских, какую я описал, я не знал: их нет в нашем любезном отечестве. На самом деле {Но тут сделка, она и важна для твоего смысла, публика,} она чем-нибудь вроде воскресной школы или {Далее было начато: бесплатной средней} — ближе к подлинной правде — вроде ежедневной бесплатной школы, не {только не} для детей, а для взрослых, — но для хода самого рассказа ведь это все равно, а мне показалось, что вместо дела, более или менее известного, описать такое, которое очень мало известно у нас.

Больше, кажется, не в чем мне объясняться. Начну ж досказывать то, что, по моему мнению, надобно досказать. {Окончания романа, соответствующего журнальному тексту, в черновой редакции нет: вероятно Чернышевский спешил с отправкой очередной части в «Современник» и приступил к переписыванию последних главок (их см. ниже, стр. 731-743). После перебеленной XVII главки он записывает шифром XVIII-ю, которою и завершается роман в рукописи. }

=

ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ, ВАРИАНТЫ, НАБРОСКЙ

{*}

{* Публикуемые ниже черновые и беловые тексты представляют собой редакции, варианты или наброски различных мест романа: большею частью они образовались при переписке текста перед отправкой его в редакцию «Современника». Здесь же помещены наброски неосуществленных глав. Коренным образом отличается от окончательного текста глава «Обыкновенные люди и особенный человек». Тексты печатаются в порядке, соответствующем хронологии романа. В зависимости от характера автографа зачеркнутые варианты даются либо в подстрочных примечаниях, либо в квадратных скобках.}

На Гороховой, между Садовою и Семеновским мостом, стоит дом, надпись на котором в 1852 году говорила, что он — дом статского советника Ивана Захаровича Сторешникова, — так сказывала надпись, но статский советник Сторешников умер, еще в 1837 году, и в 1852 году дом принадлежал его сыну, Михаилу Ивановичу Сторешникову, — так сказывали документы, но на самом деле

IV ГЛАВЫ ВТОРОЙ>

Лопухов наблюдал Верочку — и убедился {Далее было: что ее} в ошибочности своего понятия о ней как о бездушной девушке, холодно выходящей по расчету за человека, которого презирает: она от души танцевала, шутила, веселилась. Да, к стыду ее надобно сказать, что она забыла на время {Далее было: о своем} свою грусть, — потому что, к новому {К тексту: Лопухов наблюдал ~ к новому — помета: Черновой 3.}

— Мсье Лопухов, я никак не ожидала видеть вас танцующим, — начала Верочка, — к ее стыду, надобно сказать, что она была весела, — выставки избежала {Далее было: и рад — это хорошо, да и то хорошо} — этому она еще и вчера была рада, а теперь рыла рада и тому, что не успела вовсе избежать всякого вечера: к новому ее стыду, надобно сказать, что она любила танцы, а в эти лета так не хочется грустить, что при малейшем случае забыть забывается грусть.

— Почему ж? разве это так трудно танцовать? {уметь танцовать}

— Вообще нет, но для вас — да.

— Почему ж это для меня?

— Потому что я знаю вашу тайну, — вашу и Федину: вы пренебрегаете женщинами.

— Федя не совсем верно понял мою тайну: я не пренебрегаю ими, но я избегаю, — и почему, знаете ли? — Я знаю {Далее было: а. Начато: их б. вашу тайну. — Мою? Это интересно. Вы кол} все их тайны, и одна из этих тайн заставляет меня избегать их.

— Скажите, какой знаток женского сердца. {Далее было: Вы колдун?}

— Нет, но у меня есть верный источник знать их. И чтобы доказать вам это, я скажу вам вашу тайну.

— Мою? Это любопытно. Познакомьте меня саму с нею. {Над текстом: — Мсье Лопухов ~ с нею. — помета: Черновой 4.}

Однажды [они] сидели у Лопуховых вчетвером, он и борец-атлет. Атлет не принимал никакого участия в разговоре: он пришел только [попросить Веру Павловну побольше играть и петь] послушать пенье Веры Павловны и не охотник был говорить ни о чем, кроме серьезных вопросов науки и дел жизни, а [потому] разговор был, на его беду, легкий, поверхностный, — он курил, слушал и наблюдал. Не было заметно ровно ничего особенного: Кирсанов не взглянул ни одного лишнего разу на Веру Павловну, не отвел от нее своего [Я [ненавидела] не любила бы видеть вас в гостях у себя, Александр Матвеевич, если б обязана была наливать вам чай, — только и спасает вас от моего ожесточения наш договор, что вы сами заведуете своим чаем, — посмотрите, эти господа уже давно освободили меня от забот [угощ] хозяйки, а вы все еще пьете и пьете.

— Он всегда отличался этим, — сказал Лопухов, — [всегда сидит] когда мы с ним жили вместе, всегда сидит и за обедом и за чаем вдвое дольше меня: он гастроном. [А мне было бы скучновато сидеть долго за] В старину, когда я кутил, у меня с вином было то же, что с чаем [я одним разом]: я очень любил его, но не любил отдавать ему много времени.

— Да, у Дмитрия совершенно другая привычка, — посмотрите, как он курит: большими глотками.

— С вином было то же, что теперь с чаем: — я очень любил его, но не любил отдавать ему много времени. [Поэтому] Я и теперь не, люблю слабых вин, — их скучно пить. Я понимаю, что хороший сотерн — прекрасное вино, но оно не для меня [мне нужно].

— Это односторонность, Дмитрий: я точно так же люблю сотерн, как и самое крепкое] взгляда ни одного лишнего