к ней горничная, приехала за нею сама, догадавшись, почему она долго не является, и зная, что это продление разлуки очень вредно для бедной больной девушки. Пока актриса оставалась на сцене, Крюковой было очень хорошо жить у ней: актриса была женщина деликатная, Крюкова была привязана к своему месту — другое такое трудно было бы найти, — актриса была довольна горничною; горничная за то, что не имеет от нее неприятностей, привязалась и к ней самой, — актриса, увидев это, стала еще добрее; Крюковой было очень спокойно, {Вместо: Крюковой ~ спокойно, — было: жить Крюковой было отлично} и болезнь ее действительно не развивалась или почти не развивалась. Но актриса вышла замуж, покинула сцену и поселилась в семействе мужа, — тут, как и {уже и} прежде слышала Вера Павловна, привязался к горничной отец мужа актрисы, {Вместо: отец мужа актрисы — было: пожилой любитель} — добродетель Крюковой, положим, и не подвергалась никакому искушению, но начались домашние сцены: {Далее было: между бывшею актрисою и отцом ее мужа, Крюкова} бывшая актриса стала стыдить старика, старик стал сердиться, — Крюкова не хотела быть причиною семейного раздора, да если бы и хотела, то уже не имела бы прежней спокойной жизни на прежней должности, и бросила ее.
Это было года через полтора после разлуки с Кирсановым. Она уже не виделась с ним в это время. Сначала он навещал ее, но радость свиданья так вредно действовала на нее, что он вытребовал у нее позволения не бывать у ней для ее же пользы. Крюкова пробовала жить горничиою еще в двух-трех семействах, но везде было столько тревог и неприятностей, что уж лучше было поступить в швеи, хоть это и было прямым обречением себя на быстрое развитие болезни, — ведь болезнь все равно развивалась бы и от неприятностей; пусть же [будет она] подвергаться той же судьбе без огорчений, только от одной работы. Год швейной работы окончательно подрезал Крюкову. Когда она поступила в мастерскую Веры Павловны, Лопухов, бывший там домашним доктором, делал все возможное, чтобы задержать ход чахотки, сделал много, то есть по трудности того небольшого успеха, который получал, но успех сам по себе был невелик.
Крюкова до последнего времени находилась в обыкновенном заблуждении чахоточных, воображая, что ее болезнь еще не бог знает развилась. Поэтому она сама не хотела отыскивать Кирсанова, зная, что свидания с ним были для нее ядом. Но уже месяца два-три она очень настойчиво спрашивала Лопухова, долго ли остается ей жить. Зачем это нужно знать ей, она не говорила, и Лопухов, конечно, не почел себя вправе прямо сказывать {Было: говор} ей о близости развязки, не видя в ее вопросах ничего, кроме обыкновенной привязанности к жизни. Он считал своим долгом успокоивать ее. Но как чаще всего случается, она не успокоивалась, а только удерживалась от исполнения мысли, которая могла доставить отраду ее концу: сама она видела, {она сама понимала} что ей недолго жить, и чувства ее определялись этою мыслью, но медик уверял ее, что она еще должна дорожить своим здоровьем, и {Далее было: в поступках} она знала, что должна верить ему больше, чем себе, потому и слушалась его в своих поступках и не отыскивала Кирсанова.
Разумеется, это недоразумение не могло быть продолжительно: {Далее было: а. Крюкова так или иначе б. Лопухов или Вера Павловна скоро заметили} с приближением кризиса расспросы Крюковой о состоянии ее болезни сделались бы настойчивее, определеннее; если бы она и не высказала, что имеет еще {другую} особенную причину узнавать {знать} истину, кроме {кроме любви к жизни} обыкновенного интереса всех больных, то Лопухов или Вера Павловна заметили бы это, дело разъяснилось бы, и двумя-тремя неделями, {Далее было: позже} быть может несколькими днями позже все-таки дело пришло бы к тому же самому, к чему пришло несколько раньше благодаря неожиданному для Крюковой появлению Кирсанова в мастерской. Но {Но это появление} теперь недоразумение было прекращено не дальнейшим ходом расспросов, а этим случайным обстоятельством.
— Как я рада, как я рада, {Как ~ рада вписано.} ведь я все собиралась к тебе, Сашенька, — с восторгом сказала Крюкова, когда ввела его в свою комнату.
— Да, Настенька, я не меньше тебя рад, {Далее было: что встретил тебя} — теперь не расстанемся, переезжай жить ко мне, — сказал Кирсанов, увлеченный чувством сострадательной любви, {увлеченный ~ любви вписано.} и, сказавши, тотчас же вспомнил: «как же я сказал ей это, — ведь она, вероятно, еще не догадывается о безнадежности и близости развязки».
Но она или не поняла в первую минуту смысла, который выходил из его слов, или если поняла, так не до того ей было, чтобы обращать внимание на этот смысл, и радость возобновления любви заглушала в ней скорбь мысли о близком конце, {Далее было: да впрочем} — она только радовалась и говорила: «Какой ты добрый, ты все по-прежнему любишь меня».
Но, когда он ушел, она поплакала: только теперь она или поняла или {или обратила} могла заметить, что поняла смысл возобновления любви, — тот смысл, что «теперь мне уж нечего беречь тебя, не сбережешь, по крайней мере пусть ты порадуешься»…
И действительно, она порадовалась: он не отходил от нее ни на минуту, кроме тех часов, которые брали у него гошпиталь и должность, — так прошло около месяца, и болезнь быстро развивалась, был уже очень недалек конец, — и они все время были вместе, — и сколько было рассказов обо всем, что было с каждым во время разлуки, и еще больше было воспоминаний о прошлой жизни вместе, — и сколько было удовольствий: {Текст: и все время ~ удовольствий: вписан.} они гуляли вместе, — он нанял коляску, и они по целым вечерам каждый день ездили по окрестностям Петербурга, — она многих из этих окрестностей еще вовсе не видала и так восхищалась ими, {и так восхищалась ими, вписано.} — ей не часто приходилось бывать за городом, а теперь половину времени проводила среди зелени, — а {За каждый} человеку так мила природа, что даже этою жалкою, презренною, хоть и стоившею миллионы и десятки миллионов, {Вместо: миллионы ~ миллионов — было: очень дорого.} природою окрестностей радуются люди, {Далее было начато: а. которые б. в душе которых нет в. душа которых не [слилась] имеет воспоминаний о другой природе, хоть несколько} которым не была природа, {Так в рукописи.} более живая {нежная} и радостная, — они читали, они играли в дурачки, — они играли в свои козыри, играли в лото, — она даже стала учиться играть в шахматы, {Далее начато: чтобы} «потому что Сашенька любит шахматы», как будто имела время выучиться; но больше всего он просто любовался на нее, и ей, как она говорила, «было очень легко дышать».
Вера Павловна несколько раз просиживала у них вечера, еще чаще заходила к Крюковой по утрам, чтобы развлечь ее, когда она оставалась одна, {Далее было: и все слушала, когда она была с нею одна} — и когда они были одни вдвоем, у Крюковой только и было все одно и то же содержание бесконечных рассказов — то, «какой Сашенька добрый», и как он любуется на нее, и как легко дышится от этого, и как жарко он цалует ее, и тут она смеялась: «Как это он не устанет цаловать, — начнет, {Было: руки начнет} Вера Павловна, цаловать глаза, потом руки, потом станет цаловать грудь, потом ноги, — и ведь мне не стыдно, право не стыдно, а ведь я уж совсем отвыкла от мужских взглядов, — ведь я, Вера Павловна, женского взгляда стыжусь, — право стыжусь, — вы спросите наших девушек, какая я застенчивая, ведь я ни при одной из них не одевалась, — ведь я поэтому и жила в особой комнатке, Вера Павловна, потому что я очень застенчива, Вера Павловна, я очень стыдливая, Вера Павловна, — а как это так странно, Вера Павловна, вы не поверите, что когда он на меня любуется и цалует, мне не стыдно, а только так приятно и легко дышится; отчего это, Вера Павловна, — ведь вот, я даже вас стыжусь, отчего же его взгляда не стыжусь? — это, я думаю, Вера Павловна, не оттого ли, что уж он мне {что уж я и не считаю его} и не кажется другим человеком, а кажется, как будто мы оба один человек; как будто это не он на меня смотрит, а я сама на себя смотрю; и будто это не он меня цалует, а сама цалую, — право, так мне представляется, — это оттого и не стыдно». {В конце этой страницы рукописи, в обратном направлении, был начат текст, представляющий собою вариант начала VIII главы первой романа (см. ниже, стр. 715).}
Прошло месяца четыре. {Было начато: а. Болезнь Крюковой б. Посещение Крюковой в. Меся Против фразы: Прошло месяца четыре — дата: 17 январ} Заботы о Крюковой, потом воспоминания о ней обманули Кирсанова, — ему казалось, что теперь он безопасен от мыслей о Вере Павловне, и он не избегал ее, когда она, навещая {посещ} Крюкову, встречалась и говорила с ним; потом не избегал, когда она старалась развлечь его, — он очень грустил {Далее было: и ему не до того было, что} по бедной своей приятельнице. {Вместо: своей приятельнице. — было начато: Кр} Пока он грустил, {Далее начато: дело шло хор} оно, точно, {Далее начато: а. сближение с Верою Павловною [не показалось бы] не имело ничего} в его сознательных чувствах к Вере Павловне не было ничего, кроме дружеской признательности за ее участие.
Но {Но сам} — читатель уже знает вперед смысл этого «но», {Вместо: смысл этого «но», — было: к чему относится это «но»} как всегда будет вперед знать, о чем {что} будет говориться после страниц, им прочтенных, {Вместо: будет ~ прочтенных — било начато: прочтет на следу} — но, разумеется, чувство Кирсанова к Крюковой было при их второй встрече вовсе не то, как у Крюковой к нему, — любовь к ней давным-давно прошла {была} в Кирсанове, — он только остался расположен {Вместо: остался расположен — Было: дорожил} как женщине, которую когда-то любил. {Далее было: а, В то время он был юношею, готовым броситься, б. А с той поры ведь он не остался в эти четыре года только с тем}
