себе волю, она увидит, что я человек пламенный, и нынче я дам себе несколько воли. Моя чувственность начинала вчера волноваться, и я сказал, наконец, от чистого сердца: «Нет, О. С., с вами опасно оставаться наедине». Кровь моя волновалась. Мой жар воспламенил и ее личико. Она хочет любви, но она слишком робка, застенчива, стыдлива. Я должен быть смелее. Посягнуть *на нее я не хочу, она этого и не позволит. Но я буду очень нежен, я буду пылок, хотя не так, как бы мне хотелось, но во всяком случае очень пылок, до такой степени, как только она позволит, до такой степени, чтоб только не оскорбить ее. «Неужели вы любите меня, Ольга Сокр.? Я вижу, что в самом деле любите больше, чем говорите. Теперь пока эта любовь не заслужена, потому что вы или мало понимаете, или не совсем верите тому, чем в самом деле „стою я вашей любви. 35 н. Г. Чернышевский, т. 1 545

Но вы любите меня». Да, она еще никого не любила и теперь любит в первый раз.

Прощай, моя робкая, моя нежная подруга, прощай, до свидания через час, всего только через один час. Пора сбираться к Тебе.

Писано 5 апреля, 7 час. утра. И ныне моя ночь была очень беспокойна. Она не давала мне уснуть.

Вчера ее долго не было — она уехала в лавки, воротилась около 7 часов. Перед этим я сидел большею частью с Анной Кир. — Какой, в самом деле, странный случай: 15 марта 1833 г., в самый день ее рождения, получил Сократ Евг. перстень от государя. Сидел и с Сократом Евг. — Анна Кирил. ужасно любезничает со мною. Я ее терпеть не могу. Сократа Евг. я люблю.

Наконец, она приехала. И снова мы в комнате Ростислава одни, и снова я ласкаюсь к ней. Положить голову под ногу ее она не допустила. Но я скажу ей ныне: что для других бог, то для меня вы — и помолюсь ей. Снова она сидела на моих коленях, снова ее щеки разгорелись от моих поцелуев. — «Я ошибся в вас; я думал, что вы в самом деле смелы, а вы робкая, стыдливая, застенчивая девушка». Ныне она будет у обедни в нашей церкви и после будет у маменьки с Дарьей Кирилловной. Обедать буду у них. «С вами не всегда могу я оставаться без опасности для вас, я не буду более оставаться с вами один, — сказал ей раньше, — но я всегда предупрежду вас, когда будет опасно, потому что забыться пред вами я не хочу». ѵ

Прощай, моя нежная, милая робкая подруга, прощай, до свидания через 2 часа.

Писано 6 апреля, понед., в 11 часов, перед отправлением к ним.

Утром, по приказанию Анны Кирилл., я отправился к ним в 8 часов, чтоб ехать за серебром. Поехали в 10 часов, раньше дожидались долго лошадей. Она выходила ко мне в белой блузе и сидела рядом со мной у Ростислава. Она была весьма мила в ней. Раньше заехали в старый собор; это было мое первое появление вместе с ней, при котором нас видели другие, потому что раньше за кольцами, но тут не видал никто. — Оттуда (от Алпатовой) она поехала к Патрикеевым, я слез у своего дома. У нас был Сократ Евг. Потом, как я оделся, отправился за ними, чтобы вместе с ними явиться домой; она с Дарьей Кир. хотела приехать к нам. Я просил маменьку быть ласковее, она держала себя чопорно. Но Анне Ив. она понравилась. Я уверял, что маменька более всех будет ее любить, что это только глупость. Когда уехали, я долго говорил маменьке, чтобы была- ласковее с ней, и, наконец, начал с горя плакать. К ним отправился в час, маменьку уговорил ехать к ним пить чай. После обеда отправились гулять. Ольга Сокр. устала потому что много гуляла. Во время прогулки говорила о приготовлениях к свадьбе и о том, как ей хочется 646 устроить свадьбу. Теперь уж нельзя, чтобы никого не было, поэтому она шьет себе подвенечное платье. Она хочет, чтоб я сделал сіі шкатулку, и ныне я все хлопотал об этом. Но некогда. Воротясь от Палимпсестова, я нашел маменьку у них — послушна, — и она была несколько ласковее, ныне просила пить чай. Любезничал также. Наконец, расстегивал сначала 2, после 3 пуговицы на ее мантилье и целовал ее в грудь, но в верхнюю только часть. И это ее оскорбляло несколько. Наконец, становился перед нею на колени и говорил ей: «Что для других людей бог, то для меня вы».

6, понедельник (писано во вторник, 7 час.) был у них до Кобылиных, не застал ее — потом от Кобылиных, не обедавши — голоду не чувствовал нисколько. Мы сидели с ней в комнате Ростислава несколько времени одни, и я сказал, что не буду целовать ее в губы, потому что это ей не нравится, и не целовал. Вообще целовал только в щеки и шею. Потом ездили к нам пить чай. Маменька была ласковее, чем раньше, но ей все-таки не понравилось. У нас собрались Федор Степ, с внуками, чтобы смотреть ее; она сказала, что ей это ничего, не очень неприятно. Сидели втроем наверху с Алекс. Яковл, Тут она велела мне надеть кольцо, и я надел и ношу его. Потом снова у них и снова, несколько времени вместе с ней наедине, но весьма мало. Ныне поутру побываю у них и с 6 часов снова у них.

7, вторник (писано в среду, 12 часов).

Был’ у них от 10 до 11 утра, пока Ольга Сокр. [не] поехала в лавки. После снова у них; с 6 часов снова у них. Шел сильный дождь почти весь день, и когда она провожала меня, [то] сказала: «Мне жаль вас», — и я при Сереже сказал: «Вы знаете, что мне гораздо более жаль вас». Весь этот день я провел совершенно без всяких насильных любезничаний с нею; сказал себе, что не буду целовать ее в губки, потому что она этого в самом деле не любит, а не то, чтобы только стыдилась, и буду очень скромен и почтителен. Она была нежна и при встрече каждый раз сама первая целовала мне щеку. Несколько шутила и шалила. Маменьку я оставил больную, поэтому воротился [на] Ѵг часа раньше обыкновенного. Когда приехал за мною Сережа, он ушел к Ростиславу, мы остались в зале. Она села ко мне на колена. Я посмотрел на нее, и у меня в глазах навернулись слезы, — да и теперь навертываются. — «Мне жаль вас, что вы принуждены любить меня. Не такой бы должен быть у вас жених. Мало у нас порядочных людей. Нет, не таким должен был бы быть у вас жених». Я был все время совершенно скромен. Только поцеловал ее колено, когда рас-сантиКіентальничался. Ныне хотел быть у них в обед, не знаю, можно ли будет, — верно можно, потому что с маменькою посидит Фекла Никифоровна, но во всяком случае буду вечером. Я все более и более привязываюсь к ней, и моя любовь становится чище и целомудреннее.

ДОПОЛНЕНИЯ[191] К МОЕМУ ДНЕВНИКУ О ТОЙ, КОТОРАЯ ТЕПЕРЬ СОСТАВЛЯЕТ МОЕ СЧАСТЬЕ

Писано в 7 час. вечера, 7 марта, суб.

1. Перед своим описанием отношений моих к ней до 19 февраля я должен, однако, написать, что когда за несколько дней до этого я говорил с Ник. Иван, с тем, чтобы развлечь его, утешить, заставить бывать в обществе (это было у Мелантовича, который тогда жил уже у нас; он с Евг. Ал. Беловым играл в шахматы в зале, мы с Ник. Ив. ушли в гостиную), то я ему сказал, что он наверно нашел бы невесту, если бы посещал общество, потому что вот я гораздо холоднее его, а все-таки ж на-днях побываю у Стефани и если у меня нет аневризма, то я на-днях сделаю предложение. Из этого видно, что и до среды (18 февраля) я был уже в таких отношениях, которые вовсе нельзя назвать простым любезничаньем.

2. Палимпсестов сказал мне: «Вообрази, Николай Иван, уверяет меня, что ты влюблен». Я уверял его, что это самая невероятная вещь. — «Господи помилуй! Да каким же это образом? Вот видишь, как это было: мы после «Вильгельма Телля» приехали к нему; я был решительно взволнован «В. Теллем», даже плакал, и тут в волнении пошутил и стал уверять, что я влюблен; конечно, волнение, искренность чувства, вызванного «В. Теллем», отразились и тут, и он мог представить, что я взволнован любовью». Действительно, раньше, чем я в самом деле влюбился, я любил уверять, что я влюблен, как трезвый иногда любит притворяться пьяным. А вот и вышло из смеха дело, из невероятного — действительное. На вечере музыканты. Вечер продолжался до 4Ѵг часов.

3. Мое поведение было так странно и смело, что после она говорила (танцуя) Палимпсестову: «Странный человек этот Чернышевский; требует от меня случаев доказать свою любовь, хочет, чтоб я требовала от него доказательства любви» (это сказал мне Палимпсестов в разговоре 28 марта у него на квартире).

4. У Чесн. нашел я Фед. Дим., который только что возвратился со свадьбы Ал. Порфир. Иванова и был в восторге от сестры невесты и говорил, что если бы поставить ее рядом с Ольгою Сокр., то вот были бы две соперницы, из которых было бы трудно выбрать. «Ого, как она хороша, — думал я с восхищением: — влюблен и все-таки говорит, что не знает, которая лучше». Он продолжал: «И какая добрая девушка; прислуга любит ее, а это лучшее доказательство, что хороший характер и доброе сердце». — «А Ольгу Сокр. любит прислуга?» — «Любит; особенно один старик-лакей решительно души в ней не чает». Как это меня успокоило, однако я знал, что это должно быть так.

5. «Венедикт мой любимый брат». — «Я его не люблю». — «За что же?» — «За то, что в нем нет того, за что я люблю вас (т.-е. демократического направления)».

6. Она сидела на диване в бабушкиной комнате, Катерина Матв. у второго окна на улицу. Итак, сначала я сидел подле Кат. Матв., после пересел к Ольге Сокр.

Писано 14 марта в 12 часов вечера.

7. Мне, наконец, сказал Палимпсестов, что хозяева (собственно Бусловская) находят, что я уже слишком зашалился. Да и в самом деле, кажется, уж я очень шалил.

8. лист