сделаться в их глазах порядочным человеком. Но меня смущало не? сколько то, что, может быть, Чистякова, которая была постоянно при уроке, заметила (однако, я не думаю, чтобы в могла) мою ошибку, когда я отнес к убийству в Антиохии по приказанию Аркадия и [к] Аркадию анекдот, как Амвросий не допустил императора до причастия, — мне вспомнилось, что это был не Аркадий. Но все-таки я ждал с большим удовольствием и даже, если угодно, нетерпением, следующего раза, т.-е. вторника, т.-е. нынешнего дня, и это жданье продолжалось до настоящего времени, и теперь снова жду пятницы тоже с удовольствием. і

23- го [апреля], суббота. — Утром пошел к Булычеву, — у него сидел писарь, писал доклад. Нет, я пошел к Нату, как следовало — он, бедный, все болен; я просидел у него с 1U часа, и он взял мой адрес, чтобы, когда выздоровеет, обратиться ко мне. Жаль несколько бедного. Оттуда пошел домой и читал «Отсч. записки».

24- го [апреля], воскресенье. — Утром пошел к Булычеву — дома. Толковал довольно долго и без всякого результата для меня, т.-е. решительно не стало определеннее для меня, что делать. Он уходил на довольно долгое время с магазинщиком рассматривать белье, которое должен был отдать шить, я дожидался и читал «С.-Петерб. Ведомости». Таким образом почти до 12-ти; под конец он предложил мне теперь же перейти к нему, дело для меня важное, может быть, весьма важное, — я сказал, что весьма рад, и он назначил для решительных переговоров среду, т.-е. 27-ое завтра. Дал 30 р. сер., которые я вечером передал Вас. П<*гр. Тотчас от него отправился к Срезневскому сказать об этом предложении и посоветоваться. Тот был рад от души, так что чувство выказалось в голосе, каким он сказал: «я этому весьма рад, весьма рад». У него сидел какой-то господин, и вот толковали об изучении славянского и нашего языка. Срезневский более здесь являлся мне ученым и умным человеком, чем обыкновенно; я должен был просидеть около 1Ѵг часа; он давал мне различные наставления, рассказывал при этом, как сам жил у одного вельможи в деревне. «Главное, — говорит он, — никак не должно показывать вида, что вы ему обязаны, — вы ему нужны, а не он вам». Срезневский слишком хороший человек, и должно быть я ему буду обязан не одним этим, а вообще должно быть он готов сделать все, что может, — действительно, весьма благородный и добрый человек. Да, напишу об этом деле — переходе к Булычеву. Собственно говоря, я не должен был бы радоваться этому, а скорее жалеть и постараться отказаться или оттянуть вдаль, потому что ведь через это я лишаюсь возможности передавать работу Вас. Петр., и действительно, с этой стороны мне жаль ѵс совестно перед Вас. Петр., что я пустые интересы, да может быть и не интересы, свои ставлю выше его интересов. Чорт знает, а между тем, на душе как-то приятно, что перейду: возбуждаются какие-то надежды, какие-то мечты. Не знаю, постараюсь записать те, которые ясно представляются. Сближение с этим домом порядочным введет меня в круг порядочных людей, думаю я. А может быть, и не введет, может быть, я уединюсь у себя в комнате. Нет, думаю, что сближусь, приучусь быть как следует, держать себя как следует, стану через несколько времени говорить по-французски, по-немецки, одним словом — стану, как должно быть. Еще Срезневский сказал, что жена его весьма молода — «еще ребенок почти», ей всего 19 лет. Вот я и ожидаю, что миленькая, хорошенькая, умная и т. д., что я сближусь с нею, понравлюсь ей — т.-е., само собою разумеется, не что-нибудь вроде любви и т. д., а, во-первых, буду иметь приятное общество, во-вторых, приучу держать себя как следует с женщинами, приучусь знать их и т. д. — о любви у меня в мыслях нет и помину. Конечно, я думаю, что скорее будет разочарование, что она вроде его, т.-е. женщина — или ребенок, как угодно, — весьма добрая, но ограниченная и не слишком-то привлекательная, а разве возбуждающая в душе идею о кислом или о человеке, поевшем кислого: он всегда делает такую гримасу, когда хочет сделать какое-нибудь хорошее движение лица, или даже просто это само собою делается, как он хочет сказать или вздумать что-нибудь по его мнению хорошее. Потом через это, я думаю, более сближусь с Срезневским (вот это не мечта, должно быть, а настоящая здравая мысль, которая должна исполниться), и, конечно, через это будет лучше по окончании курса, да и, кроме того, приятность; может быть*, сближусь с кем-нибудь другим, напр., из литераторов или ученых, чере4з кого можно двинуться вперед, может быть, буду даже в состоянии доставить что-нибудь Вас. Петр., т.-е. знакомство или возможность быть сотрудником «Отеч. записок» или «Современника», или уроки и т. д., — это не знаю, верно ли, может быть, и верно, но едва ли скоро может быть, а разве через 3–4 месяца. Может быть, и сближение мое с Срезневским может быть ему полезно. Наконец, мне льстит перспектива ученого труда и т. д. — Я теперь уже думаю, что почти весь он будет принадлежать мне, что ему будут принадлежать только топографические сведения и цветки реторики, — имя мне все равно, мое или его, но во всяком случае мое сотрудничество не может не быть известно кому следует и должно доставить мне некоторую репу- Н. Г. Чернышевский, т. I 273 тацию, должно дать мне возможность идти по окончании курса по ученой дороге. Наконец, мысль, что я разделываюсь с Тер-синскими, с которыми отношения мои были так невыгодны для моей чести; хотя, однако, с этой стороны тяготит меня то, что я, отнимая тягость у них, отнимаю у себя возможность давать Вас. Петр, столько, сколько давал раньше — потому что ведь понадобятся расходы на одежду, и сейчас надобно бы сюртук, без которого, может быть, можно (хотя едва ли) было бы обойтись. Но вот теперь мои мысли в этом отношении несколько переменяются: денег из дому мне будет доставать на одежду, а между тем эти 20 р. сер. будут поступать Вас. Петр. Конечно, и кроме того будет перепадать мне что-нибудь из случайных источников, напр., уроков, как у Ната и Чистякова, — одним словом, когда захочу или, лучше, когда захочется оправдать себя в подлом или все равно эгоистичном поступке, всегда оправдываюсь, очень хорошо. — Итак, рисуется светская жизнь, блистание некоторое умом, знаниями, языком острым, остроумием, некоторая перспектива приятного общества, приятного существа, с которым несколько раз в день видеться и говорить, некоторые виды на обеспечение будущности и т. д. — Наконец, дело выйдет гораздо лучше, чем когда бы я не жил у него, дело, т.-е. его сочинение гораздо лучше, гораздо лучше. — Ужин, поэтому перестаю писать и сажусь. Нет, приехал Ив. Гр., поэтому я погожу, потому что неприятно мне сидеть вместе с ним, потому что он ужасно чавкает. Теперь 11 час. Вечером был у Вас. Петр., отдал деньги, сказавши, что у себя оставил, кроме этого, сколько следовало.’ Над. Ег. долго не было дома. 25 [апреля], понедельник. — Утром в 9 час. отправился, наконец, исполнить поручение папеньки в Детскую больницу, оттуда к Корелкину, оттуда в университет, где получил письмо (в половине 12), оттуда к Вольфу, где выпил чашку чая и досиделся до скверности, как иногда случается — захотелось на двор, т.-е. вроде поноса, и едва успел зайти, как эго случалось уже раньше, в дом, который подле, угольный, на углу Казанской площади и Канала, где Милютины лавки. Оттуда пошел купить перьев, оттуда к Кораблеву, комиссионеру Детской больницы, куда послали меня, и который послал меня снова назад. Вечером два раза был Ал. Фед., оба раза ненадолго; рассказывал о том, как взяла полиция тайная Ханыкова, Пстрашевского, Дебу, Плещеева, Достоевских и т. д. — ужасно подлая и глупая, должно быть, история; эти скоты, вроде этих свиней Бутурлина и т. д., Орлова и Дубельта и т. д., — должны были бы быть повешены 148. Как легко попасть в историю, — я, напр., сам никогда нс усомнился бы вмешаться в их общество и со временем, конечно, вмешался бы. 26-го [апреля]. (Это писано 3 мая, вторник, в 9Ѵг вечера или более). — Утром был у Чистякова, говорил о Норманском молении 149 и был несколько доволен собою, хотя не слишком, но ничего. Да, должно сказать, что…[132] первая больше понравилась мне во вторник, чем в первый раз: довольно хороша и полненькая, и кажется умное лицо, и мне приятно было бы читать для нее, и, однако, 'должен сказать, [что] если встречу ее [то], может быть, и не учиаю. В четверг вечером (был у Ол. Як., который негодовал, рассказывая об этих подлецах, которые, напр., как Аипранди, губят людей, раздражают массу для собственных видов; после просидел до 10 час. у Иванова) получил [письмо], что увидел, когда воротился домой. Вечером был у Славянского по лекциям, и как у него больные глаза и не мог читать, [то] вызвался быть у него на другой день. 27- го, в среду был у Булычева, который сказал, что не успел обдумать, а в конце этой недели передаст свои условия Срезневскому, и чтобы я зашел поэтому к Срезневскому на следующей, т.-е. этой, неделе, во вторник. После у Славинского до 8, бывши по дороге у Иванова. Читал с Славянским книжку Куторги, прочитал всю. 28- го [апреля], четверг. — Утром был в Комитете Детской бЪльницы. Оттуда к Черняеву до 1 часу; оттуда идя, стоял до 3 часов на Семеновском плацу, где ученье. Поздно домой, вечером к Ол. Як., оттуда к Иванову. Когда пришел домой — письмо. Мне показалось — от Булычева, обрадовался и щелкнул при Терсинском пальцем, живо вскрикнувши «а!» в знак того, что узнал.; все-таки не распечатал, пока не разделся, и т. д. Открываю — от Чистякова, что вместо меня взялся за Константина Ивановича и прилагает за 2 урока 4 р. сер. — Ужасно стало грустно, особенно этот вечер, да и на другой день, т.-е. в пятницу утром, к вечеру менее, все-таки было даже и в субботу это чувство: итак, я нигде не могу поладить своими уроками, итак, мой взгляд на то, как учить и что должно заучивать, что нужно ученикам, не годится; итак, если угодно быть как другие, должію переделывать себя (этаі