том же периоде младенчества. Итак, посредством исторических разысканий о первобытных временах жизни наших предков мы открываем те самые факты, какие видим в жизни различных диких и полудиких племен; этнография говорит совершенно то же, что историческая филология. Но есть и огромное различие между этими очень важными в наше время науками. Историческая филология отгадывает, строит гипотезы, основанные на скудных и часто бледных фактах, потому дает картины не полные, не довольно подробные и живые, иногда не совсем точные. Совершенно не таково положение этнографии: она видит и передает факты народной жизни во всей их жизненной полноте и точности; этнограф видит своими глазами то, что при помощи исследований языка можно только предчувствовать. И верность и полнота на стороне этнографии. Потому-то она должна быть главнейшею путеводительницею при восстановлении древнейших периодов развития народов, ставших ныне так высоко, но прошедших через те же самые периоды жизни, в которых доныне остаются различные племена, живущие звериною ловлею, собиранием плодов или пастушеством.

И действительно, в прежнее время мыслители, занимавшиеся исследованиями о первоначальном характере и значении различных учреждений и понятий, постоянно прибегали к помощи известий, представляемых этнографиею. У писателей, знаменитейших проницательностью и обширностью своих соображений по этим вопросам, беспрестанно мы встречаем ссылки на путешественников. Только со времени появления исторической филологии был забыт на время этот богатый и верный источник положительных сведений. Вместо Кука и Бугенвиля начали цитировать исключительно ГриммаТ Но в творениях замечательнейших мыслителей последни5~т0дов мы уже видим возвращение к покинутой на время этнографии. Они ценят по достоинству драгоценные материалы, представляемые филологиею, но находят гораздо больше и гораздо положительнейших известий в описаниях дикарского и младенче-ствующего быта у племен, которые остались на этих древнейших ступенях развития до нашего времени. Большинство ученых, конечно, скоро последует примеру, который указывается корифеями науки 2. Мы позволили себе сказать несколько слов об этом предмете потому, что он имеет у нас некоторый интерес новизны; кроме того, нам хотелось выставить на вид одну из важнейших сторон землеведения, снова начинающую обращать на себя внимание философии.

Третий том «Магазина землеведения и путешествий» заключает в себе только две небольшие этнографические статьи: «Езиды» г. Березина и «Воспоминания о восточной Сибири» г. Корнилова. Они без сомнения будут прочитаны с большим интересом, хотя их почтенные авторы передали нам только краткие очерки виденных ими земель и народов. Остальные статьи имеют предметом математическую и физическую географию земного шара; г. Д. М. Перевощиков поместил в «Магазине» прекрасные «Замечания о математической географии», «Геодезические и топографические работы в России», дополнения к этим двум статьям и «Обозрение русских календарей»; кроме того, он «составил по Араго» статью «О термометрическом состоянии земли», и мы предполагаем, что по его же выбору переведена из Араго статья о календаре. Г. Щуровскому принадлежат три статьи: «Ледники», «Русские каменно-угольные бассейны» и биография Леопольда фон-Буха. Наконец, переведена в «Магазине» обширная статья «Географическое распространение верблюда», из Риттера. Читатели видят, что почти весь третий том сборника г. Фролова составлен из оригинальных статей, и, конечно, согласятся с нами, что надобно благодарить почтенного издателя за такое усовершенствование его издания. Переходим к обозрению отдельных статей.

Имя г. Д. М. Перевощикова пользуется у нас громкою известностью, вполне заслуженною, и если бы кто-нибудь из многочисленных почитателей почтенного русского математика составил полное и основательное обозрение ученой его деятельности, то, нет сомнения, он этим исполнил бы желание всякого, интересующегося успехами наук в России. В настоящей статье было бы неуместно входить в рассмотрение чисто ученой стороны деятельности г. Д. М. Перевощикова; но мы едва ли ошибемся, сказав, что в последние тридцать лет никто не содействовал столько, как он, распространению астрономических и физических сведений в русской публике: Д. М. Перевощиков постоянно был первым, не-утомимейшим и полезнейшим из людей, посвятивших свою ученую деятельность этому прекрасному стремлению. Количество написанных им с этою целью статей очень велико; и по числу и по внутреннему достоинству они в русской литературе занимают первое место в ряду всех подобных произведений. Четыре статьи, помещенные им в третьем томе «Магазина», прекрасны; они составляют его украшение и придают ему прочное ученое значение. «Замечания о математической географии» писаны с педагогическою мыслью и должны, по мысли автора, служить для преподавателей географии пособием при объяснении математической части ее, затруднительной для многих. Нет надобности прибавлять, что автор, известный своим дарованием популярно излагать научные вопросы, вполне достигает своей цели; рекомендуем его «Замечания» вниманию учителей географии — ничего лучшего не было

еще писано для них на русском языке. «Обозрение русских календарей» — драгоценный материал для истории месяцеслова, ежегодно издаваемого императорскою Академиею Наук, и календарей, прежде него изданных в России. Г. Перевощиков внимательно просматривает календари с 1710 года до настоящего времени и отмечает в них все интересное и характеристичное. Все интересующиеся историею русской литературы будут благодарны ученому автору за этот обзор, составленный с такою основательностью. Переходя к статье «Геодезические и топографические работы в России», выразим прежде всего сожаление о том, что объем нашего краткого обозрения не позволяет войти в подробности, необходимые для объяснения важности тригонометрических съемок и астрономических определений долготы, потому не позволяет нам и изложить содержания полного и ясного обозрения этих трудов, представленного ученым автором. Сначала говорит он о предложениях Ломоносова, потом — о топографических съемках и триангуляциях, определениях долготы Пулковской и Московской обсерваторий, большом измерении меридиана от Фугленеса в Норвегии (70°40′) до Измаила на Дунае (45° 20′) и проч. Составленное по Араго г. Перевощиковым рассуждение «О термометрическом состоянии земли» очень интересно; и как важнейшие заключения его могут быть изложены без обширных объяснений, то приведем их здесь.

^ Известна гипотеза, что северная часть Сибири, где находятся остовы животных, сродных с теми, какие ныне встречаются только в тропических землях, пользовалась некогда климатом, какой ныне сохранили только тропические страны; по другой, столь же известной, гипотезе предполагается, что некогда вся наша планета была в расплавленном или даже газообразном состоянии; на основании этих соображений можно было бы предполагать, что температура земного шара, понижавшаяся в доисторические времена, продолжает понижаться и ныне, и что если не мы, то наши потомки подвергаются опасности увидеть всю поверхность^ земного шара замерзшею и умереть ог холода. Такое мнени^у часто повторялось людьми, поверхностно знакомыми с наукокь Араго, основываясь на строгих вычислениях и положительных на- і блюдениях, показывает неосновательность подобного предположе- ‘ ния. Прежде всего приводит он обыкновенное доказательство, что/ если бы температура земного шара, взятого как одно целое, уменьшалась, то уменьшался бы и его поперечник, — по известному закону, что все тела, охлаждаясь, уменьшаются в объеме; а если бы поперечник земного шара уменьшился, то сократилось бы и время суточного обращения земли на своей оси, — по общему правилу, что чем менее становится поперечник вертящегося шара, тем скорее он начинает обращаться при одинаковости вращающей его силы. Вычисления показывают, что если б земля охладела только на один градус, то время суточного обращения сокра-

тилось бы _сдщцком на__полторы секунды. Но мы имеем очень точное измерение времени обращения луны около земли, сделанное еще до рождества христова греческими астрономами. Оно продолжает быть совершенно точным и для нашего. времени. А если б время суток сократилось, то период обращения луны стал бы, по сравнению с сутками, продолжительнее; сличая греческое измерение этого периода с нашим относительно их одинаковости, мы не можем ошибиться и в одной сотой части секунды; а как охлаждение на один градус произвело бы разницу в полторы секунды, то ясно, что земля, в продолжение слишком двух тысяч лет, протекших между нашим и греческим измерением лунного месяца, не охладилась и на одну стопятидесятую часть градуса. Кроме этого известного положительного доказательства, Араго представляет множество других, отрицательных, основанных на том, что ни одно из обстоятельств и отношений, имеющих заметное влияние на температуру земной поверхности, не изменяется, а те условия, которые подвержены изменению, не имеют почти никакого влияния на температуру земли. Одинаковость температуры в древнейшие времена с настоящим ее состоянием доказывает он также историческими свидетельствами о том, какого рода растения могли производить в древности и производят ныне известные страны и места — из этого сравнения оказывается, что где не изменился климат от осушения болот и вырубки лесов (что до некоторой степени возвышает температуру страны), там продолжает он производить те же самые растения, как и в глубокой древности, следовательно, не сделался ни теплее, ни холоднее. Все эти доказательства и соображения изложены, как всегда у Араго, очень популярно и вместе глубокомысленно и приобретают новый интерес для науки от множества задач, важность решения которых он показывает, указывая с тем вместе, какие нужно произвести наблюдения для того, чтоб решить их основательным образом.

Теми же достоинствами отличается и статья Араго о календаре, дополненная примечаниями Д. М. Перевощнкова. Но мы не знаем, почему из Риттера выбрана для перевода огромная статья «Географическое распространение верблюда в Старом Свете»; не может быть и спору в том, что написана она с огромною ученостью; но предмет ее слишком специален, и едва ли можно было уделять в сборнике землеведения 140 страниц исследованию о первоначальной родине и постепенном переселении одного животного. Нам кажется, что лучше было бы избрать исследование, представляющее более общего интереса, — у Риттера нет недо-, статка в таких трактатах. То же самое должны мы сказать о статье г. Щуровского «Ледники». Если бы автор изложил теорию Агасси и других относительно значения ледников в изменении поверхности земного шара, это имело бы общий интерес; но он ограничивается простым описанием состава и вида ледников —

это не может иметь для русских читателей такой занимательности, которая уполномочивала бы помещать обширную статью. Гораздо более интереса в жизнеописании великого геолога Леопольда фон-Буха, потому что здесь г. Щуровский подробно объясняет значение его трудов в науке, излагает его теорию и важнейшие открытия. Если мы заметим, что автор напрасно сделал сухими многие страницы своей статьи, исчисляя все мелкие сочинения фон-Буха, тс^заметим единственно с тою целью, чтобы обратить на это внимание самого автора. Не должно забывать, что подобные статьи пишутся для большинства публики, а не для специалистов, которым уж очень хорошо известна и жизнь Леопольда фон-Буха и полный список его сочинений, который приложен к концу статьи г. Щуровским, не удовольствовавшимся тем, что несколько десятков этих сочинений уж поименовано в самой статье. Но вполне интересно будет для читателей обозрение «Русских каменноугольных бассейнов», составленное г Щуровским по специальным исследованиям. Перескажем в нескольких словах главные выводы о каменноугольном богатстве России.

В