всевозможных удобств пользоваться ими, принося огромную пользу и библиотеке и публике, сообщает важность и ежегодным отчетам библиотеки, из которых в каждом заключается много известий о приобретениях этого важнейшего архива науки в России и новых мерах к усовершенствованию его устройства. Перечисляем главнейшие из фактов, представляемых отчетом библиотеки за истекший год.
Важность такого учреждения, как императорская Публичная библиотека, делает необходимым собрание материалов для его истории. Потому в прошедшем году соединены в одну коллекцию все сочинения, изданные библиотекою или касающиеся ее истории. Две другие коллекции составлены: 1) из книг гражданской печати при Петре Великом и 2) газет, выходивших в его царствование. Первая коллекция состоит из 111 нумеров, в числе которых находится «Геометріа славенскі вемлемеріе іэдадеся ново-тіпографским тісненіем», конченная печатанием «Въ лето міроэда-ніа 7216. От рожества же бога слова 1708. Індікта первого, мѣсяца Марта» — первая, как теперь открывается, книга гражданской печати, потому что «Пріклады как. о пішутся комплементы разные на немецкомъ языкѣ», считавшиеся доселе первою гражданскою книгою, кончены печатанием только «месяца Апрілліа» того же года. Газеты царствования Петра Великого есть в библиотеке за все годы, но совершенно полны экземпляры их, по особенному счастию, именно только за самые редкие годы их издания: 1703–1706. По 1710 год они печатались церковным шрифтом; первый из находящихся в библиотеке нумеров гражданской печати — 8 февраля 1710 года. Первые годы газет (до 1711 года) печатаны в Москве; первый, сколько известно, нумер, вышедший в Петербурге, — 11 мая 1711 года. Рядом с петровскими газетами и книгами выставлена карта той же эпохи: «Размѣрная карта часті в начале Балтіского моря начинающаяся от Броклома, даже до Стрелны, иді> же Ост Ѳинскіи и от Парны даже до Шлотбурга». — Это лучшая из тогдашних карт.
Кроме того, по окончательном разборе книг и рукописей поступившего в библиотеку Древлехранилища г. Погодина, все они отличены надписями на переплетах. Наконец, с 1854 заведена, по высочайшей коле, особенная книга для записывания приношений библиотеке.
В числе приобретений библиотеки, кроме изданий, присланных правительственными местами, заграничными учеными учреждениями и поступивших по правилу ценсурного устава, особенно важны пожертвования частных лиц; возрастающая цифра их свидетельствует о том, что сочувствие к Публичной библиотеке продолжает усиливаться в обществе. В 1853 было пожертвовано 115 лицами 2 230 томов, а в 1854 году 138 лицами — 5 059 томов. Особенно значительны были в прошедшем году приношения гг. Аделунга (1 495 томов), Греча, Малышевича, Бунге, Добро-
вича, Погодина, Прянишникова, Беккера, Деми, Геннади, Булича, Поленова, кн. Одоевского. В числе пожертвованных книг очень многие принадлежат к числу драгоценнейших библиографических редкостей.
Покупки книг на иностранных языках были также многочисленны; наиболее обогатились ими в прошедшем году отделение, посвященное изучению России, и отделение математикоестественное. Из числа чрезвычайно редких купленных книг заметим «Краткую Историю Московии», Brief History of Moscovia, Мильтона (Лондон, 1б28 года). Кроме того, библиотека занималась составлением самой полнейшей коллекции всего, печатаемого в Европе и в Америке относительно нынешней войны.
Из рукописей, поступивших в библиотеку, важнейшие: 1) великолепное евангелие на греческом языке, XII века (пожертвовано г. Титовым). 2) Минея праздничная (на славянском языке) XIV века (пожертвована г. Палаузовым). 3) Описание в лицах бракосочетания царя Михаила Федоровича с Евдокиею Лукьяновною Стрешневою, современная рукопись, очень любопытная по своим рисункам. 4) Мемуары шведского генерала графа Спрснгспортена, имеющие важность для истории шведских войн.
5) Собственноручный дневник (на франц. языке) Л. И. Голенищева-Кутузова за годы 1806–1820, 1823–1828 и 1831–1843, всего 34 книжки, которые некогда будут очень любопытным материалом для истории нашего времени. Общая цифра приобретений библиотеки в 1854 году была: печатных книг 13 816 томов (из того числа 5 509 пожертвованы и 5 420 куплены); географических карт 93, гравюр 525, музыкальных пьес 422, рукописей и автографов 162 и проч.
Многотрудное и громадное дело составления каталогов библиотеки продолжается с быстротою, какая — только возможна при подобной работе, необходимо требующей годов; всего в течение четырех предшествовавших лет, со времени утверждения правил, составлены каталоги 253 000 томов. По многим важным частям каталоги уже окончены, и между прочим, каталоги: 1) Альдии-ских изданий, коллекция которых очень богата редкзетями; 2) два каталога дублетов, назначенных в продажу; 3) коллекции замечательных переплетов (эти три каталога составлены библиотекарем г. Мипцлафом); 4) алфавитные каталоги иноязычных сочинений о России, коллекция которых в библиотеке чрезвычайно богата.
В прошедшем году библиотека издала новое тиснение «Ведомостей» 1703 года, о котором «Современник» уже говорил подробно (1855, № III, Библиография); это издание было подарком Московскому университету в день его юбилея.
Число посетителей библиотеки в 1854 году было 20 645 (в 1853—17 897) — В чтение истребовано книг: па русском
языке — 24 137, на иностранных языках— 10 338 томов; все-
го 34 475 (в 1853 г. — 32 345) — такое приращение свидетельствует, по замечанию отчета, о том, что занятия в библиотеке с каждым годом становятся обширнее и библиотека приносит более пользы, главною причиною чего, прибавим мы, надобно считать удобства, которые находят для своих занятий по£етители библиотеки.
О древне-русских училищах. Рассуждение Н. Лавровского.
Харьков. 1854.
Не скроем от читателя, что мы взялись за эту книгу с великими опасениями. Мы ожидали, что, по примеру других более или менее ученых изыскателей, трактовавших в последнее время о просвещении в древней Руси, автор будет доказывать, что при Владимире Мономахе или Иоанне Калите существовали на Руси учебные учреждения, подобные нынешним гимназиям, лицеям, университетам; что у нас процветало в XI–XIII веках изучение французского и немецкого языков, не говоря уже о латинском и греческом; что у нас ученым образом преподавалось тогда римское право, как в Болонье, медицина, как в Салерно, даже, по всей вероятности, органическая химия по системе Либиха и электромагнетизм, по понятиям Фареде и Араго ‘. К счастию, ничего подобного автор не утверждает. Здравый смысл спас его от поразительных открытий, которыми столько раз удивляли нас в последнее время. Но, к несчастию, автор не мог найти решительно никаких определенных известий о предмете, который должен был составить содержание его книги. Потому его книга осталась совершенно без всякого содержания. В ней говорится об училищах, но говорится о них — ровно ничего, потому что ровно ничего нельзя сказать о них. Впрочем, ни нашей радости, ни нашего сожаления не должно понимать в безусловном смысле. Мы радуемся скромности выводов только потому, что ожидали найти гораздо больше и гораздо больших преувеличений, а не потому, чтоб автор был совершенно чист от желания преувеличить. Не должно также думать, чтоб источники не доставили автору ни одного указания об училищах, — он не преминул привесть известное место из летописи, что Ярослав в Новгороде «собра от старост и поповых детей 300 учити книгам» — итак, мы жалеем не о том, что автору не попалось решительно ни одного факта, а только о том, что этот единственный факт его книги был уже более 300 000 раз приведен в других книгах и потому лишился своей свежести и завлекательности. Нам кажется, что о предмете, столь богатом, можно было написать разве три строки: «Ярослав, по словам летописи, собрал и т. д.; нет сомнения, что и после на Руси были люди, умевшие читать и писать; потому несомненно, что на Руси учили читать и писать; а более об этом ничего неизвестно». Но автор нашел средство написать около двухсот стра-
689
44 Н. Г. Чернышевский, т. II
ннц. Интересно будет читателям узнать, каким образом. Вот каким. Все, что ему вздумается, он выписывает из летописей и других памятников русской литературы, и во всем открывает признаки великого факта, что некоторые люди на Руси знали грамоте, открывает, произвольно толкуя все места в желаемом смысле. Главнейшее средство для этого дает глагол «учити», который значил не только учить, но также поучать, назидать. Все места, свидетельствующие, что пастыри церкви назидали свою паству в благочестии и благонравии, перетолковывает он в том смысле, что они заводили училища и были наставниками в качестве школьных учителей, а не в том качестве, как повсюду и всегда каждый священник назывался наставником своей паствы. Между тем во всех случаях очевидно, что говорится не о школьном учении детей, а о благочестивом назидании взрослых. Но остается несколько мест, говорящих действительно об учении грамоте, и надобно видеть, как пользуется ими автор. Так, например, в «Степенных книгах» говорится, что митрополит Михаил советовал «давать каждому ученику урок по его силам» — ясно, что эти слова показывают (если только они действительно принадлежат Михаилу, а не составляют позднейшую вставку), что дело идет не о правильных школах, где много учеников и невозможно проходить с каждым особенный курс, а о том домашнем обучении, когда учитель занимается с двумя или тремя учениками, из которых каждому задает особые уроки. Но г. Лавровский, основываясь на этих словах, готов предполагать, что ученики делились на отделы по успехам, что в наших старинных школах было разделение по классам, между тем как даже неизвестно, существовали ли школы или дело ограничивалось только домашним обучением, что и гораздо вероятнее. Мало того, он даже утверждает, будто бы у нас были школы, в которых содержались воспитанники; он даже полагает, что у нас учили в школах грамматике! На чем все это основано? Решительно ни на чем. Так вздумалось предположить автору. Подобным-то способом пишутся большие ученые трактаты о предметах, о которых нельзя сказать двух слов.
О литературных партиях в Риме в век Августа. Сочине ние Н. Благовещенского.
Г. Благовещенский с большим тактом избирает всегда предметами своих сочинений очень интересные и с тем вместе малоизвестные у нас вопросы из истории римской литературы. Этим удачным выбором отличаются его рассуждения о римских ателланах ‘, о римских пантомимах, о начале римской комедии, о судьбах римской трагедии. Нельзя не прибавить, что изложение у него бывает так же интересно, как и самый предмет; потому его сочинения с ученым достоинством соединяют и чисто литературное.
Новое его рассуждение имеет самый живой интерес, излагая исти-рию явлений, совершенно подобные которым мы замечаем и в нашей литературе, и в ясном примере представляя, каково значение и каков будет конец тем литературным прениям, которые часто занимают наших современников и которые почти в таком же виде (только о других именах) происходили и в Риме. «Изучение классической древности, — говорит он, — интересно, между прочим, в том отношении, что она представляет нам собою мир отживший, замкнутый, в котором мы можем проследить каждое событие, каждое явление от начала его до конца. Мы усматриваем не только самое явление, но и результаты, к которым оно привело,
