строка. В рукописи: его деятельности. О подобных веиіах было бы [совестно и] не нужно и говорить, если бы глубокомысленными системами не затемнялось [то, что известно] иногда воззрение, ясное всякому, незнакомому с ними человеку. В том нет сомнения
Стр. 28, 13 строка снизу. В 1-м издании: Вольтера, Гёте, Вальтера Скотта. Борьбы
Стр. 29, 10 строка. В рукописи: пал Сюлли, так нисколько не был виноват в своей погибели Колиньи. До некоторой степени
Стр. 29, 19 строка. В рукописи: любят друг друга; Дон-Карлос и маркиз Поза виноваты тем, что благородные люди; и, наконец, ягненок в басне, пьющий воду из одного ручья с волком, также виноват: зачем он шел к ручью, где мог встретиться с волком? а главное, зачем не запасся он такими зубами, чтобы самому съесть волка? Мысль видеть
Стр. 29, 3 строка снизу. Для 3-го издания выпущена фраза, начинающаяся словами: «Правда, мы могли бы не забывать», и следующая за ней.
Стр. 29, 17 строка снизу. В 1-м издании: столкновения новейшие эстетики исходят от мысли
Стр. 30, 1 строка. Для 3-го издания исправлено: жизни. Однако многим романистам и всем авторам трактатов об эстетике непременно
Стр. 30, 6 строка. В рукописи: далеко не все гнусности, дслеко не все преступления. Так напр. нарушение нравственной чистоты общество [наше] считает позором только для женщины, а не для мужчины. По мнению большинства, мужчине даже не мешает покутить, даже совестно не покутить в молодости. А если голос
В рукописи слово гнусности подчеркнуто карандашом и отчеркнуто на полях. — Слово наше зачеркнуто и исправлено автором на нашего времени.
Стр. 30, 16 строка. В рукописи: мнения, [не всегда наказываются даже угрызениями совести.] Потому нельзя
Стр. 30, 19 строка. Для 3-го издания вставлено: на человека и не в ней сущность его.
Стр. 30, 2 строка снизу. В рукописи: чисто случайно (вопроса этого я должен буду коснуться, говоря об отношении искусства к действительности); во-вторых
Стр. 31, 4 строка. В рукописи после слов: трагедий Шекспира, следует: Последняя мысль требует обширного развития, которого не допускают пределы настоящего сочинения, и потому я могу высказать ее теперь только как мнение, предоставляя себе право доказать ее в другом месте. Объяснять, почему страшно, трагически действует на человека зрелище страдания или погибели человека, кажется мне совершенно излишним. Но мне кажется не совершенно лишенным научного интереса указание на особенный вид трагического, самостоятельность которого, сколько мне известно, не признана еще в эстетике.
Кроме страдания и погибели человека, на нас действует трагически нравственная погибель человека — порок и бездушный, строго последовательный эгоизм. Зло, когда оно сильно, действует’ трагически. Об этом трагическом чисто злого легко было позабыть большей части людей, занимавшихся исследованием трагического; потому что от зла обыкновенно ясным образом страдают и погибают люди, приходящие в соприкосновение с человеком, сильным во зле; и потому кажется, что трагический эффект производится только страданием и погибелью людей, гибнущих от зла. Но бывают и пороки и преступления милые, веселые, ласковые, мягкие, от которых ясным образом страдает только нравственность, а отдельные люди, повидимому, терпят очень мало, или даже выигрывают. Чтобы объяснить нашу мысль, приведем пример: пред-
ставим себе какого-нибудь английского лорда, который эпикурейски проживает свои огромные доходы на удовлетворение своей страсти к чувственному наслаждению. Он человек, любящий комфорт во всех отношениях, даже в отношении своей совести; потому и не подумает он о «низких» или «преступных» средствах удовлетворения своей страсти: не говоря уже о том, что он не прибегнет к насилию и тому подобным уголовным мерам, он не будет даже и соблазнителем. [Он просто будет утопать в сладострастии с женщинами, которые не через него лишились чистоты своего сердца: через него не стала погибшею женщиною ни одна из них.] Он очень милый человек, и счастливицы все те, которые пользуются его милостями; не злосчастны и те, которыми он уже пресытился, потому что не с пустыми руками он отпускает их [из своего сераля]. «Кто же пострадал от меня?» — может он гордо спросить окружающих его. И действительно, он пагубен не для отдельных лиц; он пагубен только для общества, заражаемого, оскверняемого им; он враг только «суровой» нравственности. Но на самом деле он преступник, хуже всякого другого преступника, потому что он развратитель хуже всякого развратителя. Его пример говорит: «не бойтесь порока; порок может быть никому не вреден, порок может быть добр, кроток». Правда, искусство не изображало, сколько помнится, подобных личностей с настоящей точки зрения (можно, однакоже, указать в этом роде на известную картину Кутюра «Римская оргия»); но не изображало их оно потому, что слишком трудно удержаться от негодующего отвращения при изображении подобной личности и не отмстить такому человеку за страшный вред, им приносимый, изобразив его не только пагубным, но и жалким, грязным, презренным. Трагическое здесь против воли автора обращается в ироническое, саркастическое. И этот род трагического подходит под определение, выставленное выше
Он естественным образом приводит нас к комическому.
С господствующим определением
Стр. 31, 9 строка. В 1-м издании: сказать, что слишком ограничивают понятие
Стр. 31, 23 строка. В рукописи: понятий немецкой эстетики о том, в чем состоит сущность прекрасного
Стр. 31, 14 строка снизу. В рукописи: только о прекрасном отчасти для того, чтобы не изменять без нужды очерка понятий, которые мы находим необходимым подвергнуть критике, отчасти потому, что было бы совершенно бесполезно и утомительно
Стр. 31, 2 строка снизу. В 1-м издании: в искусстве (в объективном существовании, придаваемом
Стр. 31, 4 строка снизу. В 1-м издании: в действительности (или в природе), если захотим удержать философскую терминологию, прекрасное
Стр. 32, 2 строка. В 1 — м издании: к прекрасному в фантазии и в искусстве. Господствующая ныне система эстетических понятий решает его
Стр. 35, 17 строка снизу. В рукописи: от искажающих случайностей».
Выписка моя длинна, может быть, слишком длинна. Но я должен был выставить во всей полноте критику прекрасного в природе, чтобы предупредить возможность упрека, что мною опущены, забыты или не довольно рельефно выставлены на вид «важнейшие недостатки прекрасного в действительности»; такому упреку я всегда мог бы подвергнуться, если бы стал сам формулировать [упреки, даваемые прекрасному в действительности] мысли, которые кажутся мне несправедливыми и несправедливость которых мне хочется обнаружить. —
Прежде нежели
Стр. 36, 14 строка снизу. В рукописи: только говорится. Далее текст зачеркнут в связи с заметкой Никитенкн на полях: «Слишком много любви», и заменен другим, начинающимся слонами: «Желания раздражаются», и кончая словами: «удовлетворились бы им» (стр. 38, 16 строка снизу). [Возьмем для примера обыкновеннейший сюжет произведений искусства — любовь и красоту. Человек может мечтать об идеальных красавицах; но может мечтать только при двух условиях: когда у него еще нет или уже нет серьезной,
действительной потребности любить, а есть только фантастическое направление мыслей к тому, что «любовь высшее благо жизни*, к тому, что «он необыкновенный человек, выше всех этих жалких людей», из которых на деле многие умнее и благороднее его, что поэтому «он должен любить не так, как они», что поэтому он может полюбить только такую же необыкновенную красавицу, какой он сам необыкновенный человек. Вот первое условие- но его мало: нужно еще второе — надобно, чтобы человек не имел случая видеть красавиц, не имел даже случая видеть и просто хорошеньких женщин; иначе он тотчас же, при своей внутренней пустоте, влюбится по уши, и будет толковать и другим и себе о том, как необыкновенно счастлив он, встретив «неземное» существо. Но все вто фантастическое мечтание о «неземной красоте», воя вта фантастическая невлюбленность и влюбленность бледна, смешна, жалка перед действительною любовью. Действительно любящий человек, — а таких людей гораздо больше, нежели фантастически влюбленных или желающих влюбиться — не думает о том, есть или нет на свете красавицы лучше той женщины, которую он любит: ему дела нет до других; он очень хорошо знает, что любимая им женщина имеет свои недостатки — что ему за дело до этого? зедь он все-таки ее любит, ведь она все-таки хороша и мила. И если вы станете «анализом показывать, что она не абсолютное совершенство», он скажет вам: «я лучше и больше вас это знаю; но если я вижу в ней очень много недостатков, то гораздо более вижу я в ней достойного любви. Наконец я люблю ее так, как она есть:
Милой Мери моей,
Для избежания недоразумений можно прибавить, что настоящею любовью надобно считать тот род любви’ который в нашем обществе обыкновенно развивается в кругу семейной жизни; изредка он бывает и в кругу старого знакомства, тесных дружеских связей. «Восторженные» люди подсмеиваются над этою «мещанскою» любовью, — что же делать, если неблестящее чувство родительской, супружеской или даже просто дружеской любви на самом деле гораздо сильнее и — если сказать по правде, гораздо страстнее «безумной» любви, о которой столько пишется в «созданиях поэзии», столько толкуется в кружках молодых людей? Я нисколько не хочу нападать на тот род любви, который преимущественно пользуется титулом любви; я хочу только сказать, что, во-первых, истинная любовь подобного рода чужда всяким мыслям о «неземном» «совершенстве», во-вторых, что есть другие роды любви, гораздо сильнее и гораздо прозаичнее втого рода любви, если прозаичным называть все свободное от фантастических иллюзий].
Стр. 36, 12 строка снизу. В рукописи: простой пищи. Почему действительность даже посредственною (не говорим уже превосходною) достоинства совершенно помрачает самые роскошные, повидимому, создания фантазии, нс место исследовать здесь. Это факт, доказываемый
Стр. 36, 4 отрока снизу. В рукописи: далеко не титанического, или когда человек беспрестанно раздражается препятствиями и противоречиями. Несомненно то
Стр. 38, 13 строка. В рукописи: иа куски; [против этого нельзя спорить, хотя бы и защищать художественчоать первобытной формы;] монотонность их
Стр. 39, 16 строка. Для 3-го издания исправлено: проникающее органическую природу
Стр. 39, 21 строка снизу. В рукописи после слов: «двух половин листа», следует: Подробное доказательство того, что существенный результат дей-ствования сил природы — произвождение прекрасного, завлекло бы нас слишком далеко. Но если понимать красоту, как жизнь, то не. нужно и подробных указаний, потому что в природе повсюду стремление к проиввождению жизни; если же и не соглашаться с предлагаемым воззрением на сущность красоты, высокая степень напряжения сил природы к произведению прекрасною легко может быть доказана неисчерпаемым обилием прекрасного в природе. Во
56 Н. Г. Чернышевский, т. U
всяком случае очевидно, что поставлять в недостаток прекрасному в действительности его непреднамеренность совершенно несправедливо. Итак, приходим к следующему упреку, выводимому ид этою отвергаемого нами основания.
II. «От непреднамеренности
[Поэтому прекрасное редко встречается в действительности. Совершенно справедливо. Но это дурно
