1 четверти) 16 рублей 66 копеек.
Итак, рента прогрессивно возвышается и от увеличения разницы между количеством хлеба, получаемого с земель разных сортов, и от возвышения цен хлеба. Чем более народонаселение, чем худшие земли обработываются (менее получает земледелец за свой труд), чем выше цены хлеба, чем более беднеет от этого народ, тем более становится рента.
Все это справедливо, все это глубокомысленно и просто вместе.
Сказать против выводов Рикардо ничего нельзя; но — и вот доказательство, как многосложны вопросы политической экономии — но это вполне справедливое решение вопроса не есть его окончательное решение, потому что Рикардо_ говорит об одной специальной стороне вопроса и не переносит своих заключений из области умозрительных соображений в область действительных, современных отношений; в этом состоит справедливая сторона возражений Мальтуса против его теории. При определении цены хлеба Рикардо принимает в соображение только потребности земледельца и всегда предполагает существование земель еще незанятых, которыми можно пользоваться задаром; и потому ренту составляет у него только излишек ценностей, доставляемых обрабо-тыванием одних земель, над количеством ценностей, доставляемых обработкою других. Но цена хлеба, если не может спускаться ниже поставляемой Рикардо границы, то может подниматься выше ее, когда народонаселение слишком велико сравнительно с количеством земли, могущей быть обработанною, и хлеба, ею доставляемого: тогда хлеб, вследствие того, что его больше требуется покупщиками, нежели предлагается продавцами, дорожает; и в пятом, например, периоде (предполагая, что земли пятого сорта худшие из удобных для земледелия) цена хлеба, вместо выведенной по Рикардо для случаев, когда хлеба достаточно, 3 руб. 33 коп., может возвыситься до 3 руб. 50 коп., 4 руб., 5 руб. Так и бывает постоянно в большей части Западной Европы. Тогда земледелец получает с пяти обработываемых им десятин:
Земли. …. 1 сорта 2 сорта 3 сорта 4 сорта 5 сорта
Но земледельцу оставалось бы в этом случае 120 руб.; а для возможности существовать необходимо только 100 руб. Оставит ли землевладелец земледельцу лишние 20 рублей? Нет, он скажет ему: «При избытке народонаселения, когда всякий хлопочет только о насущном хлебе, я всегда найду арендаторов, которые удовольствуются 100 рублями дохода и дадут мне 20 рублей более, нежели дашь ты; потому или прибавь мне 20 рублей ренты и довольствуйся 100 рублями, или я найду на этих условиях других арендаторов». Итак, вывод Рикардо надобно дополнить таким образом: разница между низшею и высшею рентою действительно определяется разницею доходов от земли; но низшая рента определяется излишком дохода с наихудших земель перед суммою, необходимою для покрытия издержек земледельца, и земли самого низшего сорта из удобных к возделыванию приносят ренту (Рикардо опустил это из виду) там, где цена хлеба определяется не издержками производства, а стоит (по излишку населения или другим причинам) выше их; и суммою этой ренты увеличивается и рента со всех других земель. Таково положение Англии, Франции и проч.
Есть еще неполнота в теории Рикардо; из общего закона: «рейта определяется количеством и ценою получаемого хлеба», вывел он заключение, что рента не имеет уже сама влияния на цену хлеба, что поэтому даже если бы рента была понижена или уничтожена, то выиграл бы только класс фермеров, а не весь народ; потому что цена хлеба не понизилась бы. Ошибочность этого мнения замечена еще Сисмонди. Было бы слишком долго разъяснять все отношения, которые понизили бы цену с понижением ренты, и потому заметим только одно то, что если б у фермера вместо 100 рублей оставалось 120, то 20 рублей, которые остаются у него за раоходами, он употребил бы на улучшение земли, своих орудий и т. д. (стал бы обработывать землю при помощи большего капитала) и тогда получил бы больше хлеба, вместо 50 четвертей (на земле 1 сорта) 60, а вместо 30 (на земле 5 сорта) 36; и если б, с увеличением количества хлеба, цена его понизилась от 4 руб. до 3 руб. 50 коп., то он все остался бы еще с большим прежнего барышом (50 четв. по 4 руб. дадут 200 руб., а 60 по 3 руб. 50 коп., 210 руб., из которых за вычетом 80 руб.
ренты осталось бы у него 130 руб. вместо прошлогодних 120 руб.; так точно 30 четв. по 4 руб. дадут 120 руб., а 36 по Зр. 50 коп. 126 руб.) и мог бы продолжать итти путем увеличения своего производства, понижения цен и т. д. А это еще самая ничтожная из причин, по которым понижение ренты имело бы влияние на понижение цен, и мы говорили о ней потому только, что доказать ее проще, нежели другие.
Итак, теория Рикардо совершенно основательна, но не совершенно полна; она объясняет только причину различия в ренте различных земель, не принимая, что и самая плохая из обрабо-тываемых земель приносит ренту, и не объясняя этого; он выводит ренту ниже действительной величины ее, потому что берет ренту только при достаточности, а не при недостаточности производства.
Но многим теория Рикардо не нравится; почему, это не наше дело, хотя из их возражений видно, почему именно неприятна она им. И эти возражения — превосходный образчик толков о политической экономии мнимо-ученых, постигших различие между наукою, ищущею истины, и искусством «мешать приятное с полезным» для поправления нарушаемой наукою доброй славы милых и полезных нам людей. Все эги возражения — или придирки к словам, или нападение на справедливые, но неудобоваримые стороны теории. Просмотрим их по изложению г. Львова.
Рикардо, по их мнению, этих господ (Bastiat, Сагеу и т. д), ошибается, говоря, что возделывание начинается с лучших земель, а потом, по мере надобности, народ переходит к возделыванию низших сортов земель. Видите ли, бедная Аттика обработывае гея прежде плодородной Беотии (откуда это известно?), сухая почва Верхнего Египта — прежде плодородной Дельты и т. д. и Московская или Тверская губерния — прежде. Симбирской и Саратовской. — Да никто и не думает утверждать, что люди поселялись первоначально именно в наинлодороднейших странах земного шара (хотя вообще это справедливо; южная Европа заселена и возделана раньше северной; Малая Азия, долины Тигра и Эв-фрата и Нила — раньше южной Европы), до этого и дела нет: цены на хлеб в Тверской губернии очень мало зависят от цен хлеба в Бессарабии, цены хлеба в Германии — от цен хлеба в Сицилии или Малой Азии; Рикардо говорит об округах земли, составляющих одно экономическое целое, которые народ возделывает, не зная, что за тысячу верст есть округи более плодородные или не имея возможности переселиться туда; он говорит о ходе пен и ренты в каждом отдельном округе, в которых цены на хлеб одни и те же; а такие округи и теперь еще невелики, а прежде, при худшем положении путей сообщения, при меньшем развитии торговли, они были еще меньше. Так, у нас в каждом уезде свои цены на хлеб; так, из земель французских, в Эльзасе свои цены, в Нормандии — свои, в Берри — свои и т. д. Только с этими округами и имеет деЛо теория Рикардо: что за дело новгородцу, что саратовец продает свой хлеб по 20 копеек за четверик? он все-таки будет продавать свой хлеб по 2 рубля; что за дело ему, что в «долине Амазонской реки» лежат плодородные невозделанные земли — он будет обработывать свою глинистую землю, стараясь в ней только отыскать по возможности лучшие участки; не ехать же ему, в самом деле, возделывать плодородную «долину реки Амазонки». Превосходно понимают авторитеты г. Львова, в чем дело; Рикардо говорит и должен говорить об округе земель, имеющем одни цены, составляющем одно целое, по недальности расстояний; они толкуют о том, что Москва основана прежде Тамбова! Мы вправе ожидать, что явятся еще глубоко-ученейшие противники Рикардо, которые скажут: «неправда, что плодороднейшая почва возделывается прежде; на Юпитере и Уране богатейший чернозем, а англичане еще не возделывают его»: да имеет ли средства англичанин возделывать плодородную почву Юпитера? Почти столько же средств имеет пскович возделывать мало-азийскую почву.
Далее начинаются толки о том, что плодороднейшая земля иногда бывает недоступна для обработки, потому что ее надобно еще очистить и удобрить и т. д. — Удивительно, как эти господа не скажут опять: «хлеб родился бы лучше всего в центральной Африке, если б навозить туда воронежского чернозема и устроить ломбардское орошение, а люди еще не возделывают этих плодороднейших земель; из этого следует, что люди и не хотят обработывать плодороднейших земель».
Нельзя спорить против подобных возражений, потому что они нисколько нейдут к делу. Но из них выводится, что «сначала люди обработывают менее плодородные земли, а потом переходят к более плодородным (!!!)» Іи, что, конечно, противоречит здравому смыслу и всем фактам, но имеет вид глубокомыслия. А из этого прекрасного начала следует, что рента с течением времени понижается в цене, хлеб тоже и т. д., что, наконец, в наше время землевладетель, отдавая землю внаймы, получает наемную плату не за землю, а за свои труды (которые ограничиваются трудом подписать свое имя на контракте и сосчитать принесенные деньги), и что поэтому, собственно говоря, поземельной ренты и не существует, а существует только доход с земли, как существует доход с домов (NB дом выстроил хозяин дома, а землю.’., «а землю создал своими трудами ее владетель». См. исследование г. Львова, стр. 121–131) и. А из этого следует, что английский лорд, живущий в Риме или Париже, своими трудами обработывает свою землю, а его фермеры — просто дармоеды, которые пожинают плоды его трудов, и даже неизвестно, за что предоставляют себе право отдавать лорду только часть, а не всю целость произведений с земель, которые не приносили бы ни колоса, если бы не было, по счастию, лорда, живущего в Риме. Из этого следует, что
завидна участь пахарей, получающих страшные доходы, и достойна сострадания участь бедного лорда, едва имеющего ныне насущный хлеб.
<ИЗ № 10 „СОВРЕМЕННИКАМ История России с древнейших времен. Сочинение Сергея Соловьева. Том четвертый. Москва. 1854. Четвертый том сочинения г. Соловьева состоит из трех глав. Первые две рассказывают княжения Василия Димитриевича и Василия Васильевича Темного. В третьей, важнейшей по содержанию и самой большой по объему (она занимает две трети тома), описывается «внутреннее состояние русского общества от кончины князя Мстислава Мстиславича Торопецкого до кончины великого князя Василия Васильевича Темного (1228–1462)». Намереваясь при первой возможности поместить в «Современнике» подробный разбор важного труда нашего достойного историка, мы здесь ограничимся обзором содержания интереснейших отделов последней главы вновь вышедшего тома, именно отделов, излагающих очерк нравов и образа жизни русского
