руки замороженного гуся: замороженный гусь — эмблема Арзамаса, сказали ему. В этом забавном положении новопринимаемый должен был выслушать длинную речь, и вдруг чучело упало, и спрятанный за ним мальчик выстрелил из пистолета в Василья Львовича, который в испуге повалился на землю, считая себя уже убитым, хотя, конечно, пистолет был заряжен одним порохом.
Мы рассказываем этот анекдот, как один из примеров, показывающих, что тогда сами писатели смотрели на литературные свои занятия вовсе не с нынешней серьезной точки зрения. Литература тогда была не более, как забавою, приятным отдыхом после разных житейских дел, а не одним из самых важнейших дел, как все думают ныне. В наше время не только лучшие, но и посредственные писатели, собираясь вместе для занятий литературными делами, не будут тратить целый вечер на подобные шутки; да и ни один из людей, называющих себя писателями, не захочет, чтобы с ним шутили таким образом. Все это мы говорим для того, чтобы показать различие между тогдашними и нынешними понятиями. А главным виновником такой перемены был Пушкин: его произведения, возбудив необыкновенный интерес во всех грамотных русских людях, придали нашей литературе важность, которой она не имела прежде.
Но мы заглянули далеко вперед: надобно возвратиться к детству Пушкина, к рассказу о тех обстоятельствах, которые способствовали быстрому обнаружению его таланта.
завидную роль в тогдашнем литературном мире; но, тем не менее, он был коротко знаком с лучшими писателями. Отец великого поэта, Сергей Львович, также был приятель со многими из них. Эти отношения не могли бы внушить любви к литературе молодому Пушкину, если бы не была она вложена в него самою природою, не могли бы они доставить ему с первого раза блестящего положения в литературных кружках, если б не давал ему право на то его необыкновенный и очень рано развившийся талант, но, конечно, до некоторой степени, облегчили ему первые шаги на литературном поприще: Карамзин и Жуковский приветствовали гениального юношу тем с большею любовью, что он являлся к ним как человек, носящий фамилию, не чуждую для их слуха.
21 Н. Г, Чернышевский, т III 321
Из других лиц, близких по родству, особенно много обязан был Пушкин своей бабушке, Марье Алексеевне Ганнибал, ко* торая жила в доме своего зятя, Сергея Львовича. Она учила внука читать и писать по-русски и была вообще очень ласкова к нему. Когда мальчику хотелось избавиться от какого-нибудь принуждения, он бежал к бабушке, садился подле нее, даже залезал в ее рабочую корзину, и по целым часам просиживал с бабушкою, слушая рассказы ее. Марья Алексеевна была женщина умная, много видевшая, много помнившая, и, конечно, многое из ее рассказов осталось навсегда в памяти внука.
Другом детства Пушкина была его сестра, Ольга Сергеевна, которую он нежно любил до конца жизни. Она была только годом старше его, и они вместе учились, вместе играли; ей первой читал десятилетний мальчик первые свои стихи, которые, по
примеру отца, сочинял на французском языке; ей посвящено и первое из русских его стихотворений, известных нам: оно написано в 1814 году; молодому поэту не было еще тогда пятнадцати лет. Приведем здесь несколько стихов из этого довольно длинного «послания», драгоценного для нас как первый памятник поэтической деятельности великого писателя. «Ты хочешь, милая сестра, чтоб я писал к тебе», говорит Пушкин:
Беседовал с тобой И, с лирою забвенной,
Мечтами окрыленный Оставил монастырь *
И край уединенный.
Где непрерывный мир Во мраке опустился…
И я переношусь мыслями к тебе. Что делаешь ты теперь, — продолжает молодой поэт,— читаешь, играешь с своею собачкою или сидишь за фортепьяно?
И вот у ж я с тобой.
И в радости немой Твой друг расцвел душою,
Забыты дни разлуки,
Дни горести и скуки,
Исчезла грусти тень.
Но это лишь одна мечта — она исчезает, и я остаюсь один в своей скучной и пустой комнате. Но время летит, и я скоро примчусь к тебе…
* Монастырем Пушкин называет Лицей, где тогда учился.
И е каменных ворот Падут, падут запоры И в пышный Петроград Через долины, горы Ретивые примчат,
Спеша на новоселье.
Стихи, нами выписанные, еще слабы в поэтическом отношении, даже в языке, которым они написаны, встречаются устарелые или неправильные выражения; но «Послание к сестре» должно быть известно каждому из нас, как первое произведение великого нашего поэта.
Мы видели, что отец, дядя и бабушка имели некоторое влияние на детские понятия Пушкина; но сильнее всех содействовала развитию в нем воображения его няня, Арина Родионовна, которой память, увековечил ее воспитанник в своих стихах. Арина Родионовна была так привязана к семейству Пушкиных, что, получив отпускную, не хотела ею пользоваться. Александр Сергеевич чрезвычайно любил ее до конца своей жизни и, когда жил в деревне, постоянно беседовал с нею, как с лучшим из своих друзей. Кроме неусыпной заботливости о своем питомце и самой искренней привязанности к нему, она приобрела право на его благодарность особенно тем, что своими неистощимыми рассказами познакомила его с русскою народною словесностью. Арина Родионовна знала бесчисленное множество сказок и умела прекрасно их пересказывать. Некоторые из лучших произведений Пушкина взяты из этого запаса, например, прекрасное его стихотворение «Жених», заимствованное из предания о том, как девушка, заблудившись в лесу, забрела в притон разбойников и, спрятавшись под лавку, видела их злодейства, а потом узнала
атамана разбойников в своем женихе и уличила его:
Три дня купеческая дочь Наташа пропадала;
Она на двор на третью ночь Без памяти вбежала.
С вопросами отец и мать К Наташе стали приступать.
НатаШа их не слышит,
Дрожит гг еде дышит… и пр.
Вообще очень многие описания русских народных нравов и обычаев не были бы у Пушкина так живы и хороши, если б он не был с детства пропитан рассказами из народной жизни. Зато он вспоминает о своей няне очень часто, и всегда с самою трогательною любовью. Он называет ее своею первою музою, то есть говорит, что ее рассказами были навеяны первые его сфем-дения к поэзии:
Наперсница волшебной Старины,
Друг вымыслов игривых и печальных,
Тебя я знЛл во дни моей веемы,
21 * 323
Во дни утех и снов первоначальных.
Я ждал тебя. Б вечерней тишине Являлась ты веселою старушкой И надо мной сидела в шушуне,
В больших очках и с резвою гремушкой.
Ты, детскую качая колыбель,
Мой юный слух напевами пленила И меж пелен оставила свирель,
Которую сама заворожила…
Вот одно из писем, которые посылала старая няня своему воспитаннику, уже славному поэту:
«Любезный мой друг Александр Сергеевич! Я получила письмо и деньги, которые вы мне прислали. За все ваши милости я вам всем сердцем благодарна, вы у меня беспрестанно в сердце и на уме, и только когда засну, забуду вас. Приезжай, мой ангел, к нам в Михайловское — всех лошадей на дорогу выставлю.
Я вас буду ожидать и молить бога, чтоб он дал нам свидеться. Прощай, мой батюшка Александр Сергеевич! За ваше здоровье я просвиру вынула и молебен отслужила. Поживи, дружочек, хорошенько — самому слюбится. Я, слава богу, здорова; цалую ваши ручки и остаюсь вас многолюбящая няня ваша Арина Родионовна».
Растроганный до глубины души этою простодушною заботливостью няни о том, чтобы питомец ее «жил хорошенько», этою умилительною любовью, Пушкин пишет:
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя!
Одна в глуши лесов сосновых Давно, давно ты ждешь меня!..
Ты под окном своей светлицы Горюешь, будто на часах,
И медлят поминутно спицы В твоих наморщенных руках.
Глядишь в забытые вороты На черный, отдаленный путь:
Тоска, предчувствие, заботы Теснят твою всечасно грудь…
Особенно много воспоминаний в душе Пушкина оставили беседы с нянею в 1825 и 1826 годах, когда он совершенно один жил в селе Михайловском и длинные зимние вечера проводил в
разговорах с нянею, которая разделяла его одиночество: то она пересказывала ему «преданья старины глубокой», — и в бумагах Пушкина сохранилось несколько сказок, записанных с ее слов, между прочим, сказки «О царе Салтане», «О мертвой цапевне и семи богатырях», «О купце Остолопе и работнике его Балде», которые потом были переложены им в стихи, — то он сам читал ей свои произведения: пусть другие поэты читают кому угодно свои произведения — говорит он в IV главе «Онегина», вспоминая об этих вечерах —
321
Но я плоды моих мечтаний И гармонических затей Читаю только старой няне.
Подруге юности моей.
Арина Родионовна умерла семидесятилетней старушкой, в 1828 году, в самую блестящую эпоху восторга, возбужденного произведениями ее питомца.
ГЛАВА III
Детство до семи лет и лень, которою в эти годы отличался гениальный ребенок. — Учителя и гувернеры Пушкина. — Шиллер, учивший Пушкина русскому языку. — Степень успехов Пушкина в науках. — Страсть к чтению.—Детские произведения. — Лицей. — Лицейские журналы. — Дельвиг.— Державин и торжественный акт 1815 года.
До семи лет будущий поэт не обнаруживал ни особенных дарований, ни даже той живости, которою бывают привлекательны почти все дети. Он был ребенком толстым, неповоротливым, ленивым, так что неподвижностью своею приводил в отчаяние родных. Гулять и играть его заставляли почти насильно; он не любил ни бегать, ни резвиться: сидеть или лежать было единственным его наслаждением. Леность толстого ребенка была
так велика, что однажды, когда старшие взяли его с собою на прогулку, он незаметно отстал об общества и уселся отдыхать среди улицы. Кто-то смотревший из окна соседнего дома увидел эту смешную сцену и улыбнулся. «Ну, нечего скалить зубы!» с досадою сказал ребенок и встал; а без этой помехи он, вероятно, просидел бы долго.
Между тем, принялись учить его. Гувернеров, гувернанток и учителей было много; но, при лености и неповоротливости ребенка, учебные его дела шли довольно плохо и очень медленно. Главный надзор за воспитанием был поручен французу-эмигранту, графу Монфору; кроме того, был другой гувернер француз, Руссло. При их помощи Пушкин сделал навык говорить и писать по-французски, так же легко, если еще не легче, нежели по-русски. Впрочем, мудрено было бы не сделать этого навыка, потому что в семействе Сергея Львовича, как и почти во всех тогдашних знатных домах, совершенно господствовал французский язык. Зато по-английски — в числе гувернанток была и англичанка — Пушкин учился очень плохо. Этот язык он только впоследствии, будучи уже взрослым мужчиною, узнал настолько, что мог читать английские книги; по-нем’ецки старался он вовсе не учиться и успел в этом, но потом очень жалел о незнании немецкого языка. Стоит, по странности случая, заметить то, что русскому языку учил молодого Пушкина немец, фамилия которого была — Шиллер.
325
В самом дел«е, довольно забавно, что величайшего из русских поэтов родному его языку учил иностранец, и еще забавнее, что этому иностранцу случилось быть однофамильцем гениального немецкого поэта. Есть
