в ней устными разговорами и тому подобными до-гуттенберговскими средствами ведется многое, что в какой-нибудь Германии может сущ ествовать и обнаружить действие тол ько при помощи типографских чернил.

Таким образом, Грановский удовлетворял всем условиям своего положения, обнаруживал все свое влияние, не нуждаясь в посредстве литературных трудов, которые были для него делом второстепенным. Тем не менее, литературная его деятельность вовсе не так незначительна по объему, как полагали некоторые, не думавшие, чтоб из напечатанного Грановским при жизни составились два большие тома. Ч то касается важности его сочинений и особенно духа, проникающего все их, тут едва ли может быть место спору. Конечно, как и о всем на свете, об ученом достоинстве сочинении Г рановского сущ ествуют мнения, не совершенно согласные. Одни, из благоговения к автору, благородная личность и чрезвычайно плодотворная деятельность которого действитель-354

но заслуживают всевозмож ного уважения, готовы поставить его произведения во всех отношениях слишком высоко; другие, не принимая в уважение особенных требований русского общ ества от науки, находят, что сочинения Грановского не имеют качеств, необходимо требуемых от капитального ученого труда в Германии или Франции. Н о дело в том, что разноречие этих, повидимому, противоположных суждений сущ ествует преимущественно только

в тоне, а не в самой мысли. Одни, по личным чувствам своим к автору, говорят о его сочинениях голосом любви, другие, также по своим чувствам к личности автора, голосом недовольства. Н о и самые жаркие поклонники Грановского хорош о понимают, что собственно в европейской науке его сочинения не могут произвести эпохи, потому что не таково в настоящее время призвание русских ученых; и самые смелые из восстававших претив Г ранов-ского признавали в его сочинениях, кроме мастерского изложения и других литературных достоинств, чрезвычайно замечательную ученость и глубокомыслие *.

Действительно, сочинения Грановского, напечатанные при его жизни (суждение о его университетских курсах мы должны отл ожить до того времени, когда они будут обнародованы ), не будучи такоды, чтоб ими производился переворот в науке, как производился он трудами Гизо, Ш л оссера или Н ибура, показывают, од -нако же, в авторе такие качества ума и такое обширное знание, что нельзя не признать его одним из первых историков нашего века, ученым, который был не ниже знаменитейших европейских историков; что в России не имел он соперников, это всегда было очевидно для каждого. Внимательное и строгое рассмотрение собранных ныне его статей убеждает в том. Панегириков Грановскому не нужно, и потому разбор наш будет совершенно чужд хвалебного элемента; но чем он беспристрастнее, тем несомненнее общий вывод, теперь высказанный.

Издатели распределили сочинения Грановского на три отдела:

1) сочинения общего исторического содержания: «О современном состоянии и значении всеобщей истории»; «О физиологических признаках человеческих пород»: «О р’>»‘-вом быте v древних германчев». 2) Частные исследования: «Судьбы еврейского народа»; «Волин, И омсбург и Винета»; «Абба т Сугерий»; «Ч е-

тыре исторические характеристики: Тимур, Александр Великий,

Л юдовик IX и Б экон», «Песни Эдды о Н иф лунгах» (оба эти отдела вошли в состав первого том а ). 3) Критические статьи, из которых составится второй том. Мы не находим причин отступать от этого порядка в своем обозрении.

Речь «О современном состоянии и значении всеобщей исто -* М ы говорим, конечно, о мнении л юдей зна ющ их в той и другой партии, не обра щ ая внимания на выходки некоторы х несведущ их л юдей, невеж ество которы х бы л о тогда же изобл ичаемо.

2 ?,* 355

рии» была произнесена в торжественном собрании Московского университета в 1852 году. И здатели справедливо почли нужным дать ей первое место в первом отделе, «потому что в ней изложены самые зрелые понятия автора о науке, которая составляла главный предмет его занятий».

И стория принадлежит к числу тех наук, быстрым усовершенствованием которых гордятся новейшие времена. Н адобно даже сказать, что история, как мы ныне понимаем ее, как «изображ е-ние постепенного развития жизни рода человеческого», возникла только в последние времена. Н и классический мир, ни средние века не знали ее в этом смысле. Те ученые, которые назначают самый древний срок возникновению настоящего понятия об истории, называют отцом ее великого Вико (в начале прошедшего века), потому что книга Б оссюэта (в конце X V I I столетия),

«Трактат о всеобщей истории», не имеет значения, которое хотели придать ей некоторые французские историки. Другие, с большею основательностью, относят начало всеобщей истории к заслугам Монтескьё и Гердера. Еще справедливее судят те, которые говорят, что истинное понятие о всеобщей истории развито преимущественно Кантом, его учениками и последователями; но

едва ли не ближе всех к истине то мнение, что только нашему веку • удалось ясно постичь идею всеобщей истории, потому что только с Гегеля, Гизо, Н ибура, Ш л оссера начинается деятельная разработка этой идеи; только в творениях этих великих ученых и их последователей мы находим первые значительные опыты дать человечеству полный и точный рассказ о его жизни. Н о и эти труды, как ни колоссальны по своему значению, все еще далёко не удовлетворительны. Н едостатки их заключаются не в одних частных несовершенствах исполнения, но еще более в недостаточности общ его плана, односторонности и неполноте воззрения на жизнь человечества. Ж изнь рода человеческого, как и жизнь отдельного человека, слагается из взаимного проникновения очень многих элементов: кроме внешних эффектных событий, кроме общественных отношений, кроме науки и искусства, не менее важны нравы, обычаи, семейные отношения, наконец, материальный быт: жилища, пища, средства добывания всех тех вещей и условий, которыми поддерживается существование, которыми до -сталляются житейские радости или скорби. И з этих элементов только немногие до сих пор введены в состав рассказа о жизни человечества. Так называемая политическая история, то есть рассказ о войнах и других громких событиях, до сих пор преобладает в рассказе историков, между тем как на деле она имеет для жизни рода человеческого тол ько второстепенную важность. И сто-рия умственной жизни, да и то только в тесном кругу немногочисленных классов, принимающих деятельное участие в развитии наук и литературы, одна только разделяет с политическою историего право на внимание автора, — да и только в -немногих 35G

сочинениях, до сих пор остающ ихся редкими исключениями в массе исторических книг; да и тут она играет второстепенную роль. И стория нравов обращ ает на себя еще гора здо менее внимания. О материальных усл овиях быта, играющ их едва ли не первую роль в ж изни, составл яющ их коренную причину почти всех явлений и в других, высших сферах ж изни, едва упоминается, да и то самым слабым и неудовлетворительным образом, так что лучше было бы, если б вовсе не упоминалось. Н е говорим уж е о том, что в сущ ности вся история продолж ает бы ть по преимуществу сборником отдельных биографий, а не рассказом о судьбе целого населения, то есть скорее похож а на сборник анекдотов, прикрываемых научною ф ормою, нежели на науку в истинном смысле слова *.

Чем ближе вникаем мы в труды , совершенные поныне для истории, тем более убеж даемся, что ныне мы имеем тол ько идею о том, чем должна быть эта наука, но едва еще видим первые, одн о-сторонние опыты осущ ествить эту идею. Н е будем рассматривать причин, по которым практика так отстала в этом случае от теории: это завлекло бы нас слиш ком далеко; скажем тол ько, что, с одной стороны, затруднением служ ат скудость и необработанность материалов для истории тех элементов ж изни, которые до сих пор упускались из виду. С другой стороны, едва ли не важ -нейшим еще препятствием надобно считать узкость и отвлеченность обыкновенного взгляда на человеческую ж изнь. Ан троп ол о-гия тол ько еще начинает утверж дать свое господство над отвл е-ченною моралью и одностороннею психологиею.

Как все еще не установивш иеся науки, история часто испытывает изменения, состоя щ ие в том, что внимание исследователей постепенно обращ ается то на один, то на другой из элементов науки, которые прежде были забываемы. Речь Грановского имеет * Ч тобы ука за ть пример того, как тесен ещ е гори зон т всеобщ ей истории в лучш их сочинения х, приводим план сочинения Ги зо, к оторы й поня л науку шире, неж ели к то-н и будь из других вел иких и стори ков. З а к л юча я первый год свои х чтений об «И стор и и ц и вил иза ции», он делает общ ий обзор содер -ж ания своих лекций и говори т, что предметом их бы л а «пол итическа я и ц ер -ковная история , история за кон ода тел ьства , ф ил ософ ии и л и тер а туры ». О че-видно, что этою програ м м ою, кроме пол итической истории, за нимающ ей первое место, обним а ется тол ьк о ча сть ум ственной ж изни народа, многие сф еры к оторой оста л и сь нетронуты ми. О материал ьной сторон е ж изни п р о-грамма и не упоминает. Вообщ е, Ги зо ча сто повторя ет, что изл агает и стори ю «внутренней ж изни чел овека и его отнош ений к другим л юдя м »: об истории отнош ений чел овека к природе и не упом ин а ется , а меж ду тем, в природе источники чел овеческой ж изни и вся ж изн ь коренны м обр а зом определ я ется отнош ения ми к природе. Са мо собою ра зум еется , что мы ука зы ва ем на Ги за не за тем, чтобы ук оря ть его за одн остор он н ость, а,, напротив, п отом у,-ч то он в смы сл е, за нимающ ем теперь нас, стои т выш е други х и стори к ов наш его времени. П рогра м ма Ш л оссер а , др угого замечател ьнейш его историка по обш ирн ости взгл я да на содерж а ние своей науки, не щ ю гн м отл ича ется от программы Г изо.

357

своим главным предметом одно из значительнейших приобретений, доставленных истории союзом с естественными науками, которых прежде не хотела она знать. При той чрезвычайной важности,