рев на первой же странице своей крит ики: видите ли, лишь тол ько явились «Мертвы е души», как тот час же
Из тесных рядов толкучего рынка литературы ( мы знаем уже, что это прозвище дано был о петербургским журнал ам) выскочило наглое самохвальство в виде крикливого пигмея, с медным лбом и размашистою рукою ( то есть выскочил рыцарь без имени, на щите которого кривыми буквами написан был девиз: «убеждение»); обрадовавшись случаю из- за похвалы Гоголю похвалить самого себя, оно, ставши перед произведением, пялит на нем свою тощую фигуру, силится прикрыть его собою, и потом показать вам и уверить вас, что точно оно вам его показал о, а без того вам бы его и не увидеть.
Вот это- то хвастл ивое невежество так громко кричал о о вы -соком значении «Мерт вы х душ», что, под опасением просл ы ть отсталым человеком, нел ьзя бы л о не сл ужить эхом хвастл ивому писателю. Д руг ая причина: Гогол ь сам незадол го перед изд а-нием «Мерт вы х душ» объ яснил значение своих произведений , в пьесе «Разъ езд »; третья причина: гол ос публики в пол ьзу Гогол я стал сл ишком громок; четвертая причина — надежды на исправление Гогол я, поданны е некот оры ми местами первого тома «Мерт вы х душ», где авт ор обещает ся представить добродет ел ь-ного русского человека и добродетел ьную русскую девицу, перед которы ми плохи покажут ся все добродетел ьны е люди всех других ст ран — «нагл ое невежество ры ц аря без имени» предвидело в этих обещаниях сил ьную опасност ь для тал анта Гогол я; а г. Ш е -вырев получил надежду, что за легкомысленным и пустым первым томом «Мерт вы х душ» посл едуют произведения бол ее уд о-влетворительные и серьезны е, и решил ся ради этих сл едующих благих дел похвал ить и начал о их: во второй части Гогол ь искупит одност оронност ь первого тома, докажет , что талант его не-одност оронен:
Да не подумают читатели, чтоб мы признавали талант Гогол я односторонним, способным созерцать только отрицательную половину человеческой и русской души. О, конечно,, мы так не думаем. Если в первом томе его поэмы мы видим русскую жизнь и русского человека по большей — части отрицательною их стороною, то отсюда никак ] не следует, чтобы фантазия Гоголя не могла вознестись до полного объема всех сторон русской жизни.
Он сам обещает нам далее представить «все несметное богатство русского духа», и мы уверены заранее, что он сл авно сдержит свое слово. К тому же и в этой части он чувствовал необходимость восполнить недостаток другой половины жизни, и потому в частых отступлениях, в ярких заметках, брошенных эпизодически, дал нам предчувствовать и другую сторону русской жизни, которую со временем раскроет во всей полноте ее.
Рад и этих немногих отступлений и преимущественно ради этого бл агого обещания, п рощ ают ся пуст ота и легкомыслие первого тома. — К ак, разве первый т ом «Мерт вы х душ» не тол ько одно-ст ороннее и фал ьшивое, но и пустое, л егкомысл енное произведение? — А вы думал и, нет? Вот вам доказат ел ьст во:
Взгляните на вихорь: в начале бури легко и низко проносится он сперва; взметает пыль и всякую дрянь с земли; перья, листья, лоскутки летят вверх и вьются, — и скоро весь воздух наполняется его своенравным кружением. Легок и незначителен кажется он сначал а; но в этом вихре скрываются слезы природы и страшная буря. Таков точно и комический юмор Гоголя. Но вот налетели тучи. Сверкнула молния. Гром раскатил ся по небу. Дождь хлынул потоками. Земл я и небо смешались вместе. Не такова ли будет вторая часть его поэмы, в которой обещает он нам л ирическое течение, горизонт раздающий ся н величавый гром других речей ?
К ажет ся, ясно, что первая част ь «Мерт вы х душ», где нет «л и-рического течения» — вихорь, который «легок и незначител ен», который сам по себе ничт ожен и будет засл уживат ь некот орого внимания т ол ько тогда, когд а «разд аст ся гром других речей », иначе сказат ь, пустота прощает ся первой части «Мерт вы х душ» тол ько с усл овием и тол ько в надежде, что вт орая часть не будет нимал о походить на первую.
«Прощ ает ся», сказал и мы, первый том Гогол ю рад и сл едую-щих… да, именно прощает ся, пот ому что он был дей ствительно преступл ением со ст ороны Гог ол я. Вам угодно доказат ел ьст во?
Он о в статье г. Шевы рева, написанной по поводу «Переписки с д рузьями». Цел ь этой статьи — опровергнут ь упреки, со всех сторон разд авшиеся прот ив этой книги. Нам нет нужды говорить, как г. Шевы рев оправды вает Гогол я. Бол ее ст ранного оправдания никто никогда не читывал: все главней шие упреки повторяет он от
своего л ица и думает, что говорит похвал ы Гогол ю. А если вникнуть в сущност ь статьи, т о оказы вает ся, что дело в ней идет вовсе не о Гогол е, а собст венно о самом г. Шевы реве. Не обращ ая никакого внимания на истинный смы сл сл ов «Переписки», он ст а-рает ся тол ько доказат ь ею справедл ивост ь разл ичны х своих теорий , хот я и эт ого не достигает , потому что, каковы бы ни были мнения, запут авшие мысль Гог ол я в эпоху «Переписки с д рузья-ми», но, во всяком сл учае, они сущест венно разл ичны от мнений г. Шевы рева. Ведь очень сходны е сл ова имеют разл ичное значение, если произносят ся по разл ичны м побуждениям, если п роиз-носят ся л юдьми разл ичны х нат ур. «Я недовол ен прежнею своею жизнью | >, говорит Фауст . «И я недовол ен прежнею твоею жизнью» 66, говорит ему Вагнер. Согл асит есь, что Фауст говорит вовсе не о том, о чем говорит Вагнер. Од ин недовол ен собою потому, что не ст ол ько пол ьзы принес л юдям, скол ько хотел бы; другой недовол ен потому, что Фау ст думал прежде о таком взд оре, как грубая жизнь гл упого — то есть неученого — народ а. Но какое нам дело до Фауст а и Ваг нера? Мы хотели сказат ь, что нас 124
интересует не т о, что говорил г. Шевы рев о «Переписке с д рузья-ми», а те от кровенности насчет его мнений о прежних сочинениях Гогол я, на кот оры е дает ему от вагу «Переписка с д рузьями».
В разборе «Мерт вы х душ» правда засы пана комплиментами; в статье по поводу «Переписки» она вы сказана без обиняков. Там г. Шевы рев имел перед гл азами «нагл ое невежество», кот орому прот иворечит ь ст рашно, гол осу кот орого подчиняют ся иногда мнения самы х ученых людей ; здесь он был безопасен под щитом, на кот ором, — кривы ми или прямы ми буквами — не знаем, бы л о написано: «ведь сам Гогол ь осужд ает свои прежние сочинения». Посмот рим же, как он говорил в это счастл ивое для откровенност и
время. Вы писка длинна, но очень инт ересна и дол жна иметь для читателя ту прелесть, что она посл едняя выписка наша из статей г. Шевы рева. — Гогол ь дурно делал, что писал сочинения, под об-ные «Ревизору» и «Мерт вы м душам», говорит г. Шевы рев, и нельзя не считать их важны ми прост упками с его ст ороны :
Виноват ты, художник. Будь уверен, что мы сумеем оправдать тебя сами в твоем комизме и в твоем хохоте, насколько ты достоин и засл ужи-ваешь оправдания, насколько ты сам остаешься неволен в своем смехе и насколько в нем виновна жизнь, тебя окружающая. Но сознай ся в том, что ты часто находил самоуслаждение в этом хохоте, через меру заливался своим смехом, в чем мы тебя и прежде попрекали, слишком тешился своим даром смешить других и забывал иногда о тех глубоких слезах, которые тяготели у тебя на душе, и забвение которых отнимало у твоего смеха глубину и силу, и отзывался он тогда чем- то пустым и даже приторным. Отчего же, чуя в себе другую, высшую сторону русского человека, не давал ты ей прост ора в широких пределах твоей фантазии? Отчего изменял другой , лучшей половине своей мысли? Мы не обвинили бы тебя, если бы ты сам не обвинил себя в этом своими же словами, которые невольно сорвал ись с пера твоего, как бы в собственное твое обличение: «мне хотел ось попробовать, говоришь ты, чтб скажет вообще русский человек, если его попотчуешь его же собственною пошлостью». В искусстве никогда не должно хотеться пробовать: искусство должно быть свободно от всяких преднамерений личности. Стало, ты не всегда смеялся свободно и искренно, по призыву вдохновения? И чем же захотелось тебе попотчевать русского человека? его же пошлостью! Хорошо потчеванье, хорошо гостеприимство художника! Дл я того, чтобы лучше это выполнить, ты стал свою собственную дрянь, как говоришь, наваливать на героев своих. Дл я тебя хорошо, если ты таким способом очистил душу свою, но хорошо ли для искусства, которое через твою дрянь могло впасть в односторонность, особливо лишенное комического дара, принадлежащего лицу твоему?..
Но продолжать ли нам свои обвинения? Художник наказан двояко за злоупотребление своего дара в одну сторону и за свои увлечения. Есл и от высокого до смешного один шаг, то, наоборот , от смешного до высокого нет пути: между ними бездна. Когда вся пошлость дей ствительной жизни поднята была хохотом в мир поэзии, тогда хохот одолел всё ; и *когда поэт захотел обратить глаза на другой мир, на другую, высокую сторону жизни, ему показалось страшно: он побоял ся уже за своих исполинов, чтобы они не пали перед Собакевичами и Ноздревы ми, — и пепел второго тома «Мертвых душ» был первым ему же наказанием. Другое наказание 9 той
