самому, без указки профессорской ; посему живописцем природы, историографом сердца легко сделаться, не прошедши ни физики Страхова, ни истории Шрекка. Ведь Гомер и Шекспир не учились в университетах!»— Просим извинения, мм. гг.I Гомер учился всю жизнь свою: его «Илиада» и «Одиссея» написаны не по одним слухам, а с собственных долговременных наблюдении над обычаями различных стран и народов… Что до Шекспира, то пора бы также перестать ссылаться на него, как на образец гения- неуча. Шекспиру не совсем была чужда классическая древность, составлявшая издавна родовое наследие всех европей ских наций , и едва ли кому из наших автодидактических всезнаек удалось смести столько пыли со старинных отечественных летописей , как творцу Генриха IV и двух Ричардов. Г омер н Шекспир знали, следовательно, природу и сердце не по одному только инстинкту. Оттого- то их творения дышат поэтическою истиною и составляют наследственное богатство всего человечества. А наши молодые поэты? Они знают природу и сердце лишь по наслышке; вот почему и творения их представляют не историю природы и сердца, а различные истории о природе и о сердце. Неестественность и нелепость составляют их отличительное качество. Возьмемся за Борского: как неудачно состеганы кусочки, из которых сшита сия поэмка; рука художника не умела даже прикрыть швов, которые везде в глаза мечутся. Вл адимир есть единственный герой , или, лучше, единственное живое лицо- поэмы: ибо все прочие суть восковые фигуры. Его характер должен, следовательно, быть средоточием, из кото-
рого дол жна развиваться вся поэма. Спрашивается: что это за характер?.. Господь один знает. В первой главе первой частн Вл адимир представляется состарившимся юношею, по край ней мере, он так говорит сам о себе:
Едва доверчивую младость До половины отжил я,
Уж знаю тягость бытия,
И сердцу чуждо сл ово: радость!
Непонятно, отчего он так скоро состарил ся. Его любовь не была любоаь обманутая, разочарованная, безнадежная. Правда, он преследуем был гневом раздраженного отца; но сей гнев не разражал ся еще над ним в убий ствен-ном проклятии. Это доказывают собственные чувства его при вскрытии рокового письма, заключающего последнюю волю отца его:
167
………………………..долго он,
В волненьи страха переменном.
Не смеет робкою рукой Раскрыть бумаги роковой .
Отца таинственные строки Его тревожат и страшат:
Черты заветные хранят,
Упреки! — слышите ли1 не более?.. Эт о все, что только мог он представить себе ужасней шего при виде таинственного завещания. До того — он и о них мало думал. Его тревожили только одни лгобовнические сомнения о верности Елены:
Не раз, сомненьям предана,
Моя душа изнемогала:
Теперь… опять… но нет, не знала Притворства хитрого она!..
опытных знатоков любви, не разрушают, а питают блаженство любящих сердец, могли «разоблачить до ужасной наготы всю жизнь» для Вл адимира?.. И если бы это была правда, если, по собственному сознанию Вл адимира, в крови его уже не было …Жара первых впечатлений ,
то как бы он, угрожаемый проклятием скончавшегося отца, мог сказать в ту же пору:
Но если долго так она (Ел ена)
Обету пребыла верна,
Ее отвергнуть я не смею!
Я на преступную главу Проклятий новых не сэову!
Нет! это не история сердца! Как бы, однако, то ни было, при окончании первой част-и поэмы Вл адимир женится. — Заметим, что сия первая, седми-гл авая, часть есть не более, как длинные сени с переходами ко второй , пятиглавой , части, составляющей главный корпус всего поэтического здания Борского. И что же сия вторая часть? Те же противоречия, та же невероят* ность, та же невозможность!.. Брак для Ел ены есть источник несчастна: она не может изгнать из своей памяти того страшного мгновенья, когда …озарен свечой венчальной ,
Ее супруг у алтаря,
Стоял недвижный , думы полный ,
И принял, бледный и безмолвный ,
Лобзанья жаркие ея.
Растерзанное сердце ее предается подозрениям ревности. Эт о очень естественно, Не невозможно также было и Вл адимиру, коего несчастная подозрительность уже известка, отозваться подобным чувством на неизъяснимую тоску Ел ены. Но естественно ли, вероятно, ли, возможно ли по законам самого необузданного поэтического своеволия, чтобы после дышащего истинным огнем страсти разговора Ел ены с Вл адимиром составляющего содержа-
……………….В чем еще сомненье?
Я ей наскучил — мало ей И дружбы н любви моей !
Быть может, страстию позорной Давно душа ее горит,
168
Но мыслит; мужа усыпит Она любовию притворной …
Да, это верно! мне она Недаром Рим напоминала!
Она мечтала — та страна Меня давно очаровал а И увлечет опять меня…
Ошибл ась!— Здесь останусь я!
Еще открытие одно —
И пусть я гибну — все равно,—
Я не щажу неблагодарной !..
И это открытие.3.. Эт о открытие, от которого зависела жизнь или смерть — сколь ничтожно!.. Бред л унатика… бред бессвязный , бессмысленный , безжизненный — и..,
И вот сверкнулолезвее,
И кровь Ел ены на кинжале —
Не всяк ли видит, что поэту хотелось только довести Вл адимира до убий ства и до самоубий ства, во что бы то ни стал о!.. Он и успел в том! Но каким новым фактом, каким новым открытием может все это обогатить историю сердца?.. Как вам угодно, гг. романтики, а нам, слепым людям, кажется, что
II
К стр. 148
Первы е посл едствия первой статьи экс- студента Над оумко.
№ 21 «Вестник- а Европы » 1828 года, в кот ором было помещено начал о статьи «Лит ерат урны е опасения», вышел 14 ноября; первым вышедшим после того нумером «Тел еграфа» был 20-й , явивший ся 28 ноября, в один день с № 22 «Вест ника Европы », в кот ором было окончание статьи Над оум ко. Полевой спешил с первого же разу оборват ь вы скочку, решившегося заговорит ь так дерзко, и хотел внушить ему надлежащий ст рах, не ожид ая, как видим, окончания его «Опасений ».
Тирад а «Тел еграфа» сост авл ял а эпизод в общем обозрении журнал ов. Полевой не считал нужны м входить в подробны е объяснения с писателем, еще не имеющим известности, и, упомянув о нем крат ко и презрит ел ьно, главные свои нападения обратил на Каченовского, кот орого, как видно, считал и главным виновником «Лит ерат урны х опасений ». Каченовский , как извест но, был главным врагом романт иков, и Пол евому естественно было предполагать, что он подучил или заставил Над оум ко написать дерзкую статью. Вот т ирада «Тел еграфа», очень интересная по своей едкости:
(«Тел еграф» 182$ г. МЬ 20, стр. 490—493)
Известно, что с давнего времени «Вестник Европы » упадал, валился, и нынешний год, в куньих мордках и ученических исследованиях об истории 169
русской , все думали слышать последний вздох «Вестника Европы»… Но дух перемен грянул и над ни м, и 16 доля № 18 занята объявлением: «Желаю еще потрудиться, беру на свою ответственность составление и печатание»…
Все это возбуждает какое- то умилительное чувство при мысли, что гак говорит издатель журнала, 26 лет издающегося я — падающего. Издатель уверяет, что, в неизмеримой области истории едва проложены тропьЛ «с другой стороны видим беспомощное состояние литературы, усилия партий водрузить свои знамена на земле, которая не была возделываема их трудами. Законы словесности молчат при звуках журнальной полемики. Надобно, чтобы голос их доходил до слуха любознательного, который не услаждается звуками кимвала бряцающего и меди звенящей ». Следуют обещания, какие всегда дает и яе исполняет издатель «Вестника Европы ». Но до обещании его дело читателям, а не нам. Мы напоминаем только «Вестнику Европы », что не так должно ему браться за законы словесности. Есл и бы он, старец по летам, признал ся в незнании своем, принял ся за дело скромно, поучился, бросил своя смешные предрассудки, заговорил голосом беспристрастия, мы все охотно уважили бы его сознание в слабости, желание учиться и познавать истину, все охотно стали бы слушать его.
Но что сделал до сих пор издатель «Вестника Европы »? где его права, и на какой возделанной его трудами земле он водрузит свои знамена? где, за каким океаном эта обетованная земля? Юноши, обогнавшие издателя «Вестника Европы », не виноваты, что они шли вперед, когда издатель «Вестника Европы » засел на одном месте и неподвижно просидел более 20 лет. Дивиться лн, что теперь «Вестнику Европы » видятся чудные распри, грезятся кимвалы бряцающие и медь звенящая?-С 1805 года нынешний издатель «Вестника Европы » начал свое дело и — теперь только вздумал, что уже время трудиться самому. Оспаривая у других право литературного суда, он дает повод у него потребовать доказательств на его права: где они?
Журнальные статей ки, выходки на Карамзиных, Жуковских, Буле, Ка-лай довичей , полдюжины диссертации из чужих материалов, переделка статей Бауэе, перевод вздорного романа («Тереза и Фал ьдони»), перекроекие с польского «Хрестомат ии» Якобса, смешные споры, коими пестрился иногда «Вестник Европы », — вот все, чем устилал себе издатель «Вестника Европы» дорогу в храм литературного бессмертия в течение 25 лет! Ни одной книги, достой ной внимания, ни одной самобытной замечательной статьи в 25 лет — и г. издатель говорит о кимвалах бряцающих и меди звенящей !
Впрочем, посмотрим: может быть, и в самом деле «Вестник Европы» вдруг оживится, восстанет… Но нет! кажется, это уже невозможно. В № 21 сего года едва лн не начато преобразование, и — без смеха нельзя читать, испещренной греческими, латинскими, французскими, немецкими цитатами, статьи о литературе русской . В греческом эпиграфе в трех строках пять ошибок (сам издатель «Вестника Европы » знает по- гречески очень плохо: на это есть верные доказательства: а г. Надоумко, сочинитель статьи, как студент, разумеется, небольшой знаток греческих трагиков), и самое лучшее в статье есть то, что говорит сочинителю разговаривающее с ним лицо: «не стыдно лн тебе так далеко отстать от своего века и перетряхивать на безделье старинную труху!» Впрочем, эта драгоценная статья стоит особливого разбора.
Ст ат ья «Тел еграфа» подписана была псевдонимом «Бенигна».
Каченовский имел сл абост ь отвечать на нее следующим курьезным примечанием к статье Над оум ко «Откл ик с Пат риарших прудов»:
Здесь приличным почитаю объявить, что препираться с Бенигною я не имею охоты, отказавшись навсегда от бесплодной полемики; а теперь не !?0
имею на to н права, предприняв другие меры к охранению своей личнй с+Н от игривого произвола сего Бенигны и всех прочих. Я даже не читал бы статьи Телеграфической , если б не был увлечен следствиями неблагонамеренности, прикосновенными к чести службы и к достоинству места, при котором имею
