умные, даже очень, хотя и бесплодно умные. Оки толкуют не о чувствах и не о себе только: они рассуждают вообще о жизни. Стремление весьма похвальное, когда оно имеет прочную основу, практический характер! Но романтики вообще враги всего практического, которое они с презрением отдали на долю «толпы», не понимая в своем ослеплении, что всякий гений , всякий великий деятель есть человек практический , хотя бы он дей ствовал даже в сфере отвлеченного мышления. Разл ад с дей ствительностию — болезнь этих люден. В дни кипуэтого, только рассуждают о жизни. Некоторые из них спохватываются, но поздно: именно в то время, когда человек не годится уже ни на что лучшее, как только ка то, чтобы рассуждать о жизни, которой он никогда не знал, никогда не изведал. Тол па живет не мысля, и оттого живет пошло; но мыслить, не живя — разве вто лучше? разве это не такая же или даже еще не большая уродливость?..
Но теперь все ааговорилн о дей ствительности. У всех на языке одна и та же фраза: «надо делать!» И, между тем, все — таки никто ничего не делает! Это показывает, что во что бы ни нарядился романтик, он все остается романтиком. Не понимая этого, романтики обеими руками начали хвататься за маски и костюмы, — и вышел пестрый маскарад, где на один вечер так легко быть чем угодно — и турком, и жидом, и рыцарем. Некоторые, говорят, не шутя надели на себя терлик, охабень, и шапку мурмолку: более благоразумные довольствуются только тем, что ходят дома в татарской ермолке, татарском халате и желтых сафьяновых сапожках — все же исторический костюм1 Назвал ись они «партиями» и думают, что делать — аыачит рассуждать на приятельских вечерах о том, что только они— удивительные люди, и что кто думает не по их, тот бродит во тьме.
Во всем этом видно одно: стремление жить мимо жизни, глубокий внутренний разлад с дей ствительностью. («Отечественные записки», 1846 г. № 1. «Критика», стр. 3—4).
«Взгл яд на русскую л итературу 1846 года» был помещен уже не в «Отечественны х записках», как первые шесть годичных об-258
зоров , а в «Современнике». Н а эт ом внешнем раздел е деятельности Бел инского мы и ост ановимся теперь, потому что в разв и-тии его с 1841 года нел ьзя най ти внутренних круты х поворот ов, по кот оры м можно бы ло бы точно определ ить границы между двумя периодами его самостоятел ьной деятел ьности, указанны ми в начал е нашей статьи.
П р и л о ж е н и е
Отры вки из посл едней статьи Бел инского:
«Взг л яд на русскую л итературу 1847 года».
(«Сов рем ен н и к», 1848 г., № № 1 и 3.)
Остается упомянуть еще о нападках на современную литературу и на натурализм вообще с эстетической точки зрения, во имя чистого искусства, которое само себе цель и вне себя не признает никаких целей . В этой мысли есть основание; но ее преувеличенность заметна с первого взгляда. Мысль эта чисто немецкого происхождения; она могла родиться только у народа созерцательного, мыслящего и мечтающего и никак не могла бы явиться у народа практического, общественность кот орого для всех и каждого представляет широкое поле для живой деятельности. Чтб такое чистое искусство, этого хорошо не знают сами поборники его, и оттого оно является у них каким- то идеалом, а не существует фактически. Ок о в сущности есть дурная край ность другой дурной край ности, т. е. искусства дидактического, поучительного, холодного, сухого, мертвого, которого произведения не иное что, как реторические упражнения на заданные темы. Беэ всякого сомнения, искусство прежде всего должно быть искусством, а потом уже оно может быть выражением духа и направлением общества в известную эпоху. Какими бы прекрасными мыслями ни было наполнено стихотворение, как бы ни сильно отзывалось оно современными вопросами, но если в нем нет поэзии, а нем не может быть нн прекрасных мыслей и никаких вопросов, и все, что можно заметить в нем, это разве прекрасное намерение, дурно выполненное. Когда в романе или повести нет образов и лиц, нет характеров, нет ничего типического. — как бы верно и тщательно ни было списано с натуры все, что В нем рассказы вается, читатель не най дет тут никакой натуральности, не заметит ничего верно подмеченного, ловко схваченного. Лица будут перемешиваться между собою в его глазах; в рассказе он увидит путаницу непонятных происшествии. Невозможно безнаказанно нарушать законы искусства. Чтобы списывать верно с натуры, мало уметь писать, т. е. владеть искусством писца или писаря; надобно уметь явления дей ствительности провести через свою фантазию, дать им новую жизнь. Хорош о и верно изложенное следственное дело, имеющее романический интерес, не есть роман и может служить разве только материалом для романа, т. е. подать поэту повод написать роман. Но для этого он должен проникнуть мыслию во внутреннюю сущность дела, отгадать тай ные душевные побуждения, заставившие эти лица дей ствовать так, схватить ту точку этого дела, кот орая составляет центр круга этих событий , дает им смысл чего- то единого, полного, целого, замкнутого в самом себе. А это может сделать только поэт. Кажется, чего бы легче было верно списать портрет человека? И иной целый век упражняется в этом роде живописи, а все не может списать знакомого ему лица так, чтобы и другие узнали, чей это портрет. Уметь списать верно портрет есть уже своего рода талант; но этим не оканчиваете* все. Обыкио* венный живописец сделал очень сходно портрет вашего знакомого; сходство не подвергается ни малей шему сомнению в том смысле, что вы не можете не узнать сразу, чей это портрет, а все как- то недовольны им, вам кажется.
17* 259
будто он и похож иа свой оригинал и не похож на него. Но пусть с него же снимет портрет Ты ранов или Брюл ов — и вам покажется, чт о это зеркало далеко не т ак верно повторяет образ вашего знакомого, как этот портрет, потому что это будет уже не только портрет, но и художественное проия -кедение, в котором схвачено не одно внешнее сходство, но вся душа оригинал а. Итак, верно списывать с дей ствительности может только талант и как бы ни ничтожно было произведение в других отношениях, но чем более оно поражает верностию натуре, тем несомненнее талант его автора. Что не все должно оканчиваться верностию натуре, особенно в поэзии, — это другой вопрос. В живописи, по свой ству и сущности этого искусства, одно уменье верно писать с натуры может служить часто признаком необыкновенного таланта. В поэзии это не совсем так: не умея верно писать с натуры, нельзя быть поэтом, но и одного этого уменья тоже мало, чтобы быть поэтом, по край ней мере, замечательным.
Но, вполне признавая, что искусство прежде всего должно быть искусством, мы тем не менее думаем, что мысль о каком- то чистом, отрешенном искусстве, живущем в своей собственной сфере, не имеющей ничего общего с другими сторонами жизни, есть мысль отвлеченная, мечтательная. Такого искусства никогда и нигде не бывало. Без всякого сомнения, жизнь разде -ляется и подразделяется на множество сторон, имеющих свою самостоятельность; но эти стороны сливаются одна с другою живым образом, я не г между ними резкой разделяющей их черты. Как ни дробите жизнь, оно всегда едина и цельна. Говорят : для науки нужен ум и рассудок, дл.ч творчества— фантазия, и думают, что этим порешили дело начисто, так чго хот* сдавай его л архив. А для искусства не нужно ума и рассудка? А ученый может обой тись без фантазии? Неправда! Истина в том, что в искусстве фантазия играет самую деятельную и первенствующую роль; а в пауке — ум и рассудок. Бывают, конечно, произведения поэзии, в которых ничего не видно, кроме сильной блестящей фантазии; но это вовсе не общее правило для художественных произведений . В творениях Шекспира не знаешь, чему больше дивиться — богатству ли творческой фантазии или богатству всеобъемлющего ума. Есть роды учености, которые не только не требуют фантазии, в которых эта способность могла бы только вредить; но никак этого нельзя сказать об учености вообще. Искусство есть воспроизведение Дей -ствительности, повторенный , как бы вновь созданный мир; может ли же оно быть какою- то одинокою, изолированною от всех чуждых ему явлений дея -тельностию? Может ли поэт не отразиться в своем произведении, как человек, как характер, как натура, — словом, как личность? Разумеется, нет, потому что и самая способность изображать явления дей ствительности бея всякого отношения к самому себе — есть опять- таки выражение натуры поэта. Но и эта способность имеет свои границы. Личность Шекспира просвечивает сквозь его творения, хотя и кажется, что он так же равнодушен к изображаемому им миру, как и судьба, спасающая или губящая его героев.
В романах Вальтера Скотта невозможно не увидеть в авторе человека, более замечательного талантом, нежели сознательно- широким пониманием жизни, тори, консерватора и аристократа по убеждениям и привычкам. Личность пб&та не есть что- нибудь безусловное, особо стоящее, вне всяких явлений илвне. Поэт прежде всего — человек, потом гражданин своей земли, сын своего времени.’ Дух народа и времени на него не могут дей ствовать менее, чем на Другие. Шекспир был поэтом старой веселой Англии, которая, в продолжение немногих, лет, вдруг сделалась суровою, строгою, фанатическою. Пуританское движение имело сильное влияние на его последние произведения, .наложив на них отпечаток мрачной грусти. Из этого видно, что, родись он десятилетиями двумя позже, гений его остался бы тот же, но характер его произведений бмл. ба другой . Поэзия Мильтона явно произведение его эпохи: сам того не подозревая, он в лице своего гордого и мрачного сатаны написал апофеозу восстания против авторитета, хотя и думал сделать совершенно другое. Так сильно дей ствует на поэзию историческое движение обществ.
2Ъ0
В ваше время искусство и литература, больше чем когда- либо прежде, сделались выражением общественных вопросов, потому что в наше время эти вопросы стали общее, доступнее всем, яснее, сделались для всех интересом первой степени, стали во главе всех других вопросов. Эго, разумеется, не могло не изменить общего направления искусства во вред ему. Так самые гениальные Поэты, увлекаясь решением общественных вопросов, удивляют иногда теперь публику сочинениями, которых художественное достоинство нисколько
