торговля, акции, балы, собрания, танцы — тоже связь, но только внешняя, следова-280
т«льно не живая, не органическая, хотя и необходимая и полезная. Внутренно связывают людей общие нравственные интересы, сходстве* в понятиях, равенство в образования и, при атом, взаимное уважение к своему человеческому достоинству. Но все наши нравственные интересы, вся духовная жизнь наша сосредоточивалась до енх пор и еще долго будет сосредоточиваться исключительно в литературе: она живой источник, из которого просачиваются в общество все человеческие чувства и понятия…
Любовь к край ностям в суждениях — одно из свой ств еще не установившей ся натуры русской : русский человек любит или не в меру хвастаться, или не в меру скромничать.
Пристаньте к одной из этих партий , она сей час же произведет вас в великие люди, в гении, тогда как друтая возненавидит и объявит бездарным человеком. Но, во всяком случае, имея врагов, вы будете иметь и друзей . Держась же беспристрастного, трезвого мнения об этом предмете, вы восстановите против себя обе стороны. Одна из них обременит вас своим модным, попугай ным презрением; другая, пожалуй , объявит вас человеком беспокой ным, опасным, подозрительным, ренегатом и будет писать на вас литературные донесения — разумеется, публике… Самое неприятное тут то, что вы не будете поняты, и в ваших словах будут находить то неумеренные похвалы, то неумеренную брань, но не будут видеть в них верной характеристики факта дей ствительности, как он есть, со всем его добром и злом, достоинствами и недостатками, со всеми противоречиями, которые он носит в самом себе. Это особенно прилагается к нашей литературе, которая представляет собою столько край ностей и противоречий , что, сказав о ней что -нибудь утвердительное, тотчас же должно сделать оговорку, которая большинству публики, больше любящему читать, нежели рассуждать, легко может показаться отрицанием или противоречием. Так, например, сказав о сильном и благотворном влиянии нашей литературы на общество, и, следовательно, о ее великой для нас важности, мы должны оговориться, чтобы этому влиянию и этой важности не приписали больших размеров, нежели какие мы разумели, и, таким образом, не вывели бы из наших ело* такого заключения, что мы не только имеем литературу, но еще и богатую литературу, которая смело может стать наравне с любою европей скою литературою. Подобное заключение было бы всячески л ожно. У нас есть литература, и литература, богатая талантами н произведениями, если брать в соображение ее средства и молодость, — но наша литература существует только для нас: для иностранцев же она еще вовсе не литература, и они имеют полное право не признавать ее существования, потому что они не могут через нее изучать и узнавать нас, как народ, как общество. Литература наша слишком молода, неопределенна и бесцветна для того, чтобы иностранцы могли видеть ь ней факт нашей умственной жизни…
Дл я иностранцев интереснее других были бы в хороших переводах те создания Пушкина и Лермонтова, которых содержание взято из русской жизни. Таким образом Евгений Онегин был бы для иностранцев интереснее
Моц арта и Сал ьери, Скупою ры ц аря н Каменного гостя. И вот почему самый интересный для иностранцев русский поэт есть Гоголь. Этот успех понятен: кроме огромности своего художнического таланта, Гоголь строго держится в своих сочинениях сферы русской житей ской дей ствительности. А это — то всего и интереснее для иностранцев: они хотят через поэта знакомиться с страною, которая произвела его. В атом отношении Гоголь — самый национальный из русских поэтов, и ему нельзя бояться перевода, хотя, по причине самой национальности его сочинений , и в лучшем переводе не может яе ослабиться их колорит.
Но и этим успехом не должно слишком заноситься. Дл я поэта, который хочет, чтоб гений его был признан везде и всеми, а ие одними только его соотечественниками, национальность есть первое, но не единственное условие: необходимо еще, чтоб, будучи национал ьным, он в то же время был н всемирным, то есть, чтобы национальность его творений была формою, телом, плотью, физиономиею, личностью духовного и бесплотного мира общечелове-281
ческй х идей . Другими словами: необходимо, чтоб национальный Поэт иы4Л великое историческое значение не для одного только своего отечества, но чтобы его явление имело всемирно- историческое значение. Такие поаты могут являться только у народов, призванных играть в судьбах человечества все* мирно- историческую рол ь, то есть своею национальною жизнью иметь влияние на ход и развитие всего человечества. И потому, если, с одной стороны, без великого гения от природы нельзя быть всемирно — историческим поэтом, то, с другой стороны, и с великим гением иногда можно быть не всемирно -историческим поэтом, то есть иметь важность только для одного своего народа. Здесь значение поэта зависит уже не от него самого, не от его деятельности, направления, гения, но от значения страны, которая произвела его.
С этой точки зрения, у нас нет ни одного поэта, которого мы имели бы право поставить наравне с первыми поэтами Европы,
Тал ант ы есть повсюду и всегда; но не одни тол ько таланты
нужны для того, чтобы л ит ерат ура имела пол ожител ьное дост о-инство: тол ько содержание придает истинную цену ее произведениям.
Почти каждой образованный француз считает необходимым иметь в своей библиотеке всех своих писателей , которых общественное мнение признало классическими. И он читает и перечитывает их всю жизнь свою.
У нас — что греха таить? — не всякий записной литератор считает за нужное иметь старых писателей . И вообще у нас все охотнее покупают новую книгу, нежели ст арую; старых писателей у нас почти никто не читает, особенно те, которые всех громче кричат о их гении и славе. Это отчасти происходит оттого, что наше образование еще не установилось и образованные потребности еще не обратились у нас в привычку. Но тут есть и другая, может быть, еще более существенная причина, которая не только объясняет, ио частим и оправдывает это нравственное явление. Французы до сих пор читают,* например, Рабл е или Паскал я, писателен X V I и XV II века; тут нет ничего удивительного, потому что этих писателей и теперь читают и изучают не однн французы, но и немцы и англичане — словом, люди всех образованных наций . Язы к этих писателей , а особенно Рабле, устарел: но содержание их сочинений всегда будет иметь свой живой интерес, потому что оно тесно связано со смыслом и значением целой исторической эпохи. Эт о доказывает ту истину, что только содержание может спасти от забвения писателя.
Ист очник, из кот орого возникает богат ая л итература, — богатство и сил а умственной жизни в обществе. У нас этого еще нет:
Вообще, вместе с удивительными и быстрыми успехами в умственном и литературном образовании, проглядывает у нас какая- то незрелость, какая- то шаткость и неопределенность. Истины , в других литературах давно сделавшиеся аксиомами, давно уже не возбуждающие споров и не требующие доказательств, у нас все еще не подвергались суждению, еще не всем известны. Вспомните только, что произведение, верно схватывающее какие — нибудь черты общества, считается у нас часто пасквилем то на общество, то на сословие, то иа лица. От нашей литературы требуют, чтобы она видела в дей стви-тельности только героев добродетели да мелодраматических злодеев, и чтобы она и не подозревал а, что в обществе может быть много смешных, странных и уродливых явлений . Каждый , чтоб ему было широко и просторно жить, готов, если б мог, запретить другим жить. Явил ся у нас писатель, юмористический талант которого имел до того сильное влияние на всю литературу, что дал ей совершенно новое направление. Его стали порочить. Хотел и уверить публику, что он — Поль- де — Кок, живописец грязной , неумытой и не -причесанной природы. Он не отвечал някому и шел себе вперед. Публика, в 282
отношении к нему, разделилась на две стороны, из которых самая многочисленная была решительно против него, что, впрочем, нисколько не мешало ей раскупить, читать и перечитывать его сочинения. Наконец, и большинство публики стало аа него: чтб делать порицателям? Они начали признавать в кем талант, даже болышж, хотя, по их словам, идущий « не по настоящему пути, ио, вместе с этим, стали давать знать и намекали прямо, что он, будто бы, унижает все русское, оскорбляет почтенное сословие чиновников, и т. п. Все мнения находят у нас место, простор, внимание и даже последователей . Чтб же вто, если не незрелость и не шаткость общественного мнения? Но, со всем этим, истина и здравый вкус все — таки идут твердыми шагами н овладевают полем этой беспорядочной битвы мнений . Все это доказывает, что н литература и общество каше еще сл ишком молоды и незрелы, но что в них кроется много здоровой жизненной силы, обещающей богатое развитие в будущем.
СТ АТ ЬЯ Д ЕВЯТ АЯ И П ОСЛ ЕД НЯЯ
Продол жаем наши извл ечения из статей Бел инского. Нам остается анал изироват ь два последние его годичные обозрения русской л итературы — на 1846 и 1847 годы. («Соврем енник] »,
1847 г., № 1, и 1848 г., № № 1 и 3.) Ь5 Эти два обозрения вместе
со статьей «Пет ербургского сборника», отры вки из которой привели мы в прошедшем месяце, представл яют довол ьно пол ное вы ражение общих л итературны х воззрений Бел инского. Дл я первого раза эти извл ечения с дост ат очною ясност ью возобновл яют в памяти читателей л ичность гениал ьного нашего крит ика [, — в настоящее время, и это уже д ол жно считаться делом великой важност и: мы много вы играем, если будем даже тол ько помнить, что некогда говорил ось нам, что некогда од обрял ось всеми нами]. Придет время, кто- нибудь скажет нам что- нибудь новое, что- нибудь лучшее [, — а теперь… теперь мы счастл ивы и довольны, когда можем назы вать хорошим хот я т о, что был о хорошо десять лет тому назад. Нечего сказат ь, завидное пол ожение л итературы и критики; нечего сказат ь, великой похвал ы засл у-живают бы стры е успехи общества.]. В нашем обществе, в нашей л итературе есть свежие силы, есть стремл ение вперед, есть залоги для развит ия более живого и широкого, нежели все предыдущее [, — люди живого наст оящего,
