их литературы чести самобытного развития. Не»4| кая фил ософия пошла от француза Декарта, нисколько не сделавшись от этого французскою.

Таково отношение Бел инского к вопросу о народ ност и. Он думает, что в сущност и о ней нечего и забот ит ься пароду, имеющему нравственные силы. Он а так же неотъемлема и несокрушима, как физиол огические особенност и народ а, потому что и сама, подобно им, врожд ена от природы . Мнимая борьба человеческого с национал ьны м, — продол жает он, — в сущност и есть тол ько борьба нового со ст ары м, современного с отжившим.

Ит ак, тол ковать о народ ност и едва ли не значит попусту те-1 рят ь сл ова; но в стремл ении, из кот орого возникл и &ти толки, есть смы сл : он закл ючает ся в том, что каждый народ дол жен занимат ься изучением и ул учшением своей дей ствительной жиз-

ни. Начат ки эт ого направл ения видит Белинский теперь в нашей л итературе, а в этих начат ках — бл изост ь ее к зрел ост и и в оз-мужал ост и. Наш а л итерат ура, с появл ением Гогол я, занял ась делом. «В этом отношении дошл а она до такого пол ожения, что успехи ее в будущем, ее движение вперед зависят бол ьше от объема и кол ичества предметов, доступны х ее заведы ванию, нежели от нее самой . Чем шире будут границы ее сод ержания, чем бол ьше будет пищи для ее деятел ьности, тем бы стрее и пл одо-витее будет ее развит ие».

Эт им оканчивает ся общ ая часть предпосл еднего годичного об* зора русской л итературы . Следующий , последний сбзор («Сов -ременник], 1848, № № 1 и 3) явл яется, в своей общей част и, как бы продол жением преды дущего. Чит ат ел и помнят, ‘что на*

19* 291

правл ение, кот орое теперь владычествует в нашей л итературе, пол учил о, при своем появл ении, название натуральной школы, и что десять лет тому назад нат урал ьная школ а была предметом ожест оченны х нападений со ст ороны всех отстал ы х писателей .

Теперь мы видим, что поднял ись прот ив так назы ваемого от ри-цател ьного направл ения тол ки, совершенно подобны е тем, какие прежде поднимал ись против натуральной школы. Вся разница тол ько в заменении термина «нат урал ьная школ а» другим, а предмет неудовол ьствия отстал ы х крит иков ост ает ся один и тот же. Белинский отвечает на все упреки против натуральной школы с пол нот ою, кот орая не оставл яет места никаким сомнениям; он ист ориею доказы вает неизбежност ь нынешнего направл ения литературы , эстетикою совершенную законност ь его, нравственными пот ребност ями нашего общест ва необходимость его:

Натурал ьная школа стоит теперь на первом плане русской литературы; нисколько не преувеличивая дела, по каким- нибудь пристрастным увлече-

ниям, мы можем сказать, что публика, т. е. большинство читателей , за нее: вто факт, а не предположение. Теперь вся литературная деятельность сосредоточил ась в журнал ах; а какие журналы пользуются большею известностью. имеют более обширный круг читателей и большее влияние на мнение публики, как не те, в которых помещаются произведения натуральной школы? Какие романы и повести читаются публ нкоюШ особенным интересом, как не те, которые принадлежат натуральной школе, или, лучше сказать, читаются ли публикою романы и повести, не принадлежащие к натуральной школе? С другой стороны, о ком беспрестанно говорят, спорят ; на кого беспрестанно нападают с ожесточением, как не на натуральную школу?

Все это нисколько не ново в нашей литературе, но было не раз и всегда будет. Карамзин первый произвел разделение в едва возникавшей тогда русской литературе. Д о него все были согласны во всех литературных вопросах, и если бывали разногласия и споры, они выходили не из мнений и убеждений , а из мелких и беспокой ных самолюбий Тредьяковского и Сумарокова. Но это согласие доказывало только безжизненность тогдашней так называемой литературы. Карамзин первый оживил ее, потому что перевел ее из книги в жизнь, из школы в общество. Тогда, естественно, явились и партии, началась вой на на перьях, раздались вопли, что Карамзин и его школа губят русский язык и вредят добрым русским нравам. В лице его противников, казалось, вновь восстала русская упорная старина, которая с таким судорожны м н тем более бесплодным напряжением отстаивала себя от реформы Петра Великого. Но большинство было на стороне права, т. е. таланта и современных нравственных потребностей , вопли противников заглушались хвалебными гимнами поклонников Карамзина. Все группировалось окол о него, и от него все получало свое значение и свою значительность, все — даже его противники. ‘Он был героем, Ахиллом литературы того времени. Но чтб вся эта тревога в сравнении с бурею, которая поднялась с появлением Пушкина на литературном поприще? Она так памятна всем, что нет нужды распространяться о ней . Скажем только, что противники Пушкина ви-

дели в его сочинениях искажение русского языка, русской поэзии, несомненный вред не только для эстетического вкуса публики, но и — поверят ли теперь этому? — для общественной нравственности!!.. Чт б.же за причина, что противники всякого движения вперед во -все эпохи .нашей литературы говорили одно и то же и почти одними н течи же сл овамЛ? . . . .

Причина. этого скрывается там же, , где надо искать и происхождения натуральной -школы ;— в историй нашей литературы. В лице’|Кантемира русская поэзия обнаружила, стремление и дей ствительности, к жизни, как 292

она есть, основала свою силу на верности натуре. В Державине (его оды «К Фелице », « Вел ьможе », «На счастие » едва ли не лучшие его п ронзве » деиия, по край ней мере, без всякого сомнения, в них больше оригинального, русского, нежели в его торжественных одах), в баснях Хемнице ра и в комедиях Фонвизина отозвал ось направление, представителем которого, по времени, был Кантемир. Сатира у них уже реже переходит в преувеличение и карикатуру, становится более натуральною, по мере того, как становится более поэтическою. В баснях Крыл ова сат ира делается вполне художественною; натурализм становится отличительною характеристическою чертою его поэзии. Зат о он первый и подвергся упрекам за изображения «низкой природы». Наконец, явился Пушкин, поэзия которого относится к поэзии всех предшествовавших ему поэтов, как достижение’ относится к стремлению. Несмотря на преимущественно идеальный и лирический характер первых поэм Пушкина, в них уже вошли элементы жизни дей ствительной . Цыганский табор с оборванными шатрами между колесами телег, с пляшущим медведем и нагими детьми в перекидных корзинках на ослах, был тоже неслыханною дотоле сценою для кровавого трагического события. Но а «Евгении Онегине» идеалы еще более уступили место дей ствительности.

Тут уже натуральность является не как сатира, не как комизм, а как

верное воспроизведение дей ствительности со всем ее добром и злом, со всеми сколько идеализированных, выведены люди обыкновенные, но не на посмешище, как уроды, как исключения из общего правила, а как лица, составл яю-щие большинство общества. И все это в романе, писанном стихами! Чтб же в это время делал роман в прозе?

Он всеми силами стремился к сближению с дей ствительностью, к натуральности. Между этими попытками были очень замечательные; но тем не менее все они отзывались переходною эпохою, стремились к новому, не оставляя старой колеи. Весь успех заключался в том, что, несмотря на вопли староверов, в романе стали появляться лица всех сословий , и авторы ст ара-лись подделываться под язык каждого. Эт о называлось тогда народностью. Но эта народность слишком отзывалась маскарадностью: русские лица низших сословий походили на переряженных бар, а бары только именами отличались от иностранцев. Нужен был гениальный талант, чтобы навсегда освободить русскую поэзию, изображающую русские нравы, русский быт, из- под чуждых ей влияний . Пушкин много сделал для этого; но докончить, довершить дело предоставлено было другому таланту. С появления «Миргорода» и «Арабесок» (в 1835 году) и «Ревизора» (в 1836) начинается полная известность Гогол я и его сильное влияние на русскую литературу. Влияние теорий и школ было одною из главных причин, почему многие сначала спокой но, без всякой враждебности, искренно и добросовестно видели в Гоголе не более, как писателя забавного, но тривиального и незначительного, и вышли из себя уже вследствие восторженных похвал, расточавшихся ему другою стороною, н важного значения, которое он быстро приобретал в общественном мнении. В самом деле, как ни ново было в свое время направление Кадамзина* оно оправдывалось образцами французской литературы. Как ни странно поразили всех баллады Жуковского, с их мрачным колоритом, с их кладбищами и мертвецами, но за них были имена корифеев немецкой литературы. Сам Пушкин, с одной стороны, был подготовлен предшествовавшими ему поэтами, и первые опыты его носили на себе легки® следы их влияния, а, с -другой стороны, его нововведения оправдывались общим движением во всех литературах .Европы и влиянием Бай -рона— авторитета огромного. Но Гогол ю не было образца, не было предшественников ни в русской , ни в иностранных литературах. Все теории, все предания литературные были против него, потому что он был против них. Чтобы понять eroi надо ‘было вовсе выкинуть их из головы, забыть о их существовании; а это для многих значило бы переродиться, умереть и вновь воскреснуть..; Чтобы-, яснее. сделать нашу.. мысль, посмотрим,, в.- каких отношениях находится .Гоголь к другим — русским поэтам, ] КоИ’ечЯо, и в тех сочинениях Ж

Пушкина, которые представляют чуждые русскому миру картины, без всякого сомнения, есть элементы русские: но кто укажет их? Как доказать, что, например, поэмы: «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Скупой ры царь», «Гал уб», могли быть написаны только русским поэтом, и что их не мог бы написать поэт другой нации? То же можно сказать и о Лермонтове. Все сочинения Гоголя посвящены исключительно изображению мира русской жизни, и у него нет соперников в искусстве воспроизводить се во всей ее истинности. Он ничего не смягчает, не украшает вследствие любви к идеалам или каких- нибудь заранее принятых идей , или привычных пристрастий как, например, Пушкин в «Онегине» идеализировал помещичий быт. Конечно, преобладающий характер его сочинений — отрицание; всякое отрицание, чтоб быть живым и поэтическим, должно