передавались под именем Максима Исповедника как «Практические главы»[1244]. В 1912 г. Вильгельм Франкенберг издал на основе пяти рукописей большое собрание текстов Евагрия, сохранившихся на сирийском языке, среди которых был и текст «Гностических глав», сопровожденный комментарием Бабая Великого. Спустя несколько десятилетий А. Гийомон обнаружил редакцию этого текста, отличающуюся от той, что была издана в 1912 г., и более точно, по его мнению, отражающую греческий вариант сочинения[1245].
Вместе с другими работами Евагрия Франкенберг опубликовал корпус из 62 его писем[1246]. Эти тексты, как отмечает их исследователь Г. Бунге, значительно расширили наши представления о том, каким человеком был Евагрий и в каком историческом и духовном контексте он создавал свои сочинения[1247]. К корпусу этих писем примыкают два больших послания: «Послание о вере», одно из самых ранних сочинений Евагрия, и «Послание к Мелании», которое было составлено незадолго до его смерти.
Мировоззрение Евагрия, «философа в нустыне», по выражению Антуана Гийомона[1248], сформировалось под влиянием двух традиций, которые нашли в нем свое оригинальное соединение[1249]. В юношеские годы, проведенные им в обществе Великих Каппадокийцев, он смог познакомиться как с философской традицией платонизма, так и с трудами Оригена, органически с ней связанной. Пятнадцатилетнее пребывание в египетской пустыне открыло для него аскетический опыт египетского монашества (прежде всего через общение с Макарием Египетским) и сделало одним из самых ярких выразителей этого опыта’[1250]. «Бывший ранее философом только в слове, он приобрел философию и через дела», — пишет о египетском периоде жизни Евагрия Сократ Схоластик[1251]. Слово «философия» в приложении к Евагрию, таким образом, имеет практический смысл, что было в той или иной мере характерно для всех философов античности, для которых философия была в первую очередь образом жизни. Тем не менее в случае Евагрия «практическая» составляющая выступает на первый план, так что все его учение предстает в виде пути духовного совершенствования и приобретения того состояния, которое может быть названо «знанием».
В согласии с платонической традицией Евагрий полагает, что в основе мироздания находится ?????, разумный принцип. Руководствуясь им, Бог сотворил «разумные существа» (?? ??????), или «умы» (????), пребывавшие изначально в единстве с Творцом[1252] и обладавшне совершенным «знанием» (называемым Евагрием «сущностным знанием»: ?????? ????????). Это единство, однако, было нарушено из?за самовольного отпадения «разумных сущностей» от своего Создателя (Евагрий обозначает его в сирийских текстах термином mettzVamita — «движение, побуждение», что соответствует греч. ???????). В результате этого «отпадения» образовалась иерархия творения, на вершине которой находятся высший Ум, Бог, а также «утиные сущности», а внизу — все, что относится к «чувственной» природе, и демоны. Отпавшие от Бога «умы» были соединены с душами и облечены в тела, которые связали их с низшим, «чувственнылт уровнем творения.
Эта космологическая часть учения Евагрия в несистематической форме присутствует в трактате «Гностические главы» и наиболее последовательно выражена им в «Послании к Мелании». Так же как и Ориген, Евагрий полагает, что утраченное единство с Богом должно быть восстановлено в конце дней, когда «умная» природа вновь вберет в себя все остальные уровни раздробленного творения и соединится со своим Творцом, чтобы обрести полноту «знания» Его.
Однако пока это не произошло, каждый человек, появляющийся на свет, находится в подчиненном положении: будучи сотворенным «по образу Божиему», он сохраняет в себе «умное» начало, некогда пребывавшее в единстве с Богом, но оказывается в подчинении у чувственной реальности, с которой его связывают душа и тело. Тем не менее у человека есть возможность освобождения, и это путь, который Евагрий определяет в начале трактата «Практик» (первой части его большой «трилогии») следутощим образом: «Христианство есть умение нашего Спасителя Христа, состоящее из практики, физики и богословия»[1253].
Евагрий называет здесь не столько формальные области знания, сколько те стадии, которые должен пройти человек на духовном пути. Этап «практики» (????????) имеет своей целью противодействие души[1254] «помыслам» (????????). Борьба со «страстями» (?????)[1255], которой посвящены трактаты «Опровержение» и «Практик», должна привести к состоянию «бесстрастия» (???????), освобождающее человека от ига «чувственности» и дающее ему подлинное понимание реальности. Это состояние называется им словом ??????, поскольку человек становится способен видеть духовную реальность (?????) сквозь видимый, «чувственно воспринимаемый» мир[1256]. Только достигнув свободы от «страстей» и духовного взгляда на реальность, «ум» (????) становится способным воспринять «знание» о Боге, «богословие»[1257].
Таким образом, путь очищения «ума» оказывается движением от «практики» (????????) к «знанию» (??????)[1258], и одновременно «восхождением ума к Богу»[1259]. В конце этого пути «уму» открывается духовное «единство» мира, которое должно быть исполнено в эсхатологической перспективе, когда исчезнут различия («имена и числа», по выражению «Послания к Мелании») и «Бог будет все во всем»[1260].
Приведенный краткий обзор учения Евагрия служит одновременно и сжатым изложением его «Послания к Мелании». Это послание выделяется на фоне остальных сочинений Евагрия тем, что оно представляет собой развернутое и последовательное изложение его философии, охватывающее как его антропологию, так и космологию. Написанное ясным языком, оно выступает своего рода ключом к другим текстам Евагрия (особенно это касается космологических представлений, о которых идет речь в «Гностических главах»)[1261].
Греческий текст послания, видимо, следует считать утраченным. Сохранился только его перевод на сирийский язык, первая часть которого была впервые опубликована в 1912 г. В. Франкенбергом (вместе с «Посланием о вере») непосредственно после собрания из 62 писем Евагрия[1262]. В этом издании послание прерывается в середине первой фразы § 32: Франкенберг воспроизвел в нем рукопись Британского Музея Add. 14.578 (датируемой VI?VII вв.), в которой отсутствовало несколько страниц и начало этого пропуска охватывало вторую часть послания. На это впервые обратил внимание И. Мюйлдерманс, который также указал на еще одну рукопись Британского Музея (Add. 17.192, IX в.) как содержащую полный текст послания[1263]. На основании этой рукописи вторая часть текста была издана в 1964 г. Й. Витестамом[1264]. Витестам рассматривал свою публикацию как дополнение к тексту Франкенберга, в связи с чем он привел полностью только вторую часть послания (§§ 32—68), дополнив ее тремя отрывками из первой части, которые не смог прочитать Франкенберг.
В воспроизведенной Франкенбергом рукописи послание имеет заголовок «К Мелании». Тем не менее в другой рукописи этот заголовок отсутствует, а в самом тексте послания ничто не указывает на то, что именно Мелания Старшая была его адресатом. Все обращения, которые мы в нем встречаем, стоят в форме 2–го лица мужского рода, и несколько раз Евагрий называет получателя письма «мой господин». Это дало основание предполагать, что имя Мелании случайно попало в заглавие письма[1265]. Тем не менее откровенность, с которой Евагрий выражает здесь свои взгляды, свидетельствует о том, что читателем должен был выступить его друг и единомышленник (см. начало послания). Таким близким по духу человеком для Евагрия был Руфин Аквилейский, которому, как полагает Г. Бунге, и предназначалось это послание. Около 397 г. Руфин навсегда покидает Палестину и переезжает в Италию. Отдаленность ее от Египта, откуда пишет Евагрий, объясняет в таком случае указание в письме на значительное расстояние, разделяющее автора и адресата. В послании подчеркивается высокая образованность последнего (см. § 32), что также вполне согласуется с фигурой Руфина[1266]. Если предположение Бунге верно, то послание может быть датировано 398 г., последним годом жизни Евагрия.
В самом послании (см. § 17) Евагрий говорит о своих опасениях быть неверно истолкованным людьми, враждебно к нему настроенными. Его опасения свидетельствуют о том, что, несмотря на отсутствие упоминания имени Евагрия в документах «первого орнгенистаческого спора», разгоравшегося с 393 г., сам он отдавал себе отчет в том, что его тексты могут быть интерпретированы в духе оригенизма. О том же свидетельствует несколько эзотерический стиль «Гностических глав», в которых Евагрий выражает идеи, близкие Оригену. Но в «Послании к Мелании» Евагрий представляет ясную и последовательную картину своей мысли, в которой соединяются все элементы его учения.
Приводимый ниже перевод послания (в котором было сохранено его традиционное заглавие) основывается на изданиях сирийского текста Франкенберга и Витестама[1267]. Деление на параграфы следует за делением в переводе Бунге. В квадратных скобках приводятся выражения, отсутствующие в сирийском тексте, но необходимые в русском переводе.
В заключение я хотел бы выразить свою искреннюю признательность Д. Бумажнову и Г. Кесселю за их критические замечания и дружескую поддержку во время работы над переводом.
Евагрий Понтийский. Послание к Мелании (пер. Ю. Н. Аржанова)[1268]
[I] 1. Твоя доброта знает, мой господин[1269], что те, кто находятся вдали друг от друга из?за разделяющего их большого расстояния — что от многих различных причин всегда может произойти, — когда они хотят узнать или сообщить друг другу свои намерения и скрытые тайны — те, которые не каждый может понять, но только разумы[1270], родственные обладающим ими, — то делают это при помощи письменных знаков[1271]. [Тем самым] находясь вдали, они близки; и будучи разделены, они видят и видимы; пребывая в молчании, они говорят и слышат; и даже если они спят, то бодрствуют, потому что их желание исполнено на деле; будучи больны, они здравствуют; сидя, они бегут; и я скажу даже, что если они мертвы, то продолжают жить, потому что не только настоящее могут сообщить письменные знаки, но и прошедшее, и будущее. 2. И здесь становится видно похожее согласие чувств, когда каждое из них по отдельности показывает свою силу и занимает место другого: вместо языка — рука и вместо уха — глаз. Вместо же почвы сердца выступает бумага[1272], которая в бороздах строк принимает желания, сеемые в ней, вместе с остальными многочисленными наставлениями, разнообразными значениями, разделениями и силами, которые находятся в [письменных знаках] — о чем по отдельности сейчас не время говорить. 3. Ими услаждается тот, кто научен письму И я скажу, что также и тот, кто не научен, [услаждается ими] когда получает помощь при необходимости от того, кто научен. Один пользуется зрением, другой же слухом. Но польза от слуха не так велика и надежна, как от зрения[1273]. Ты и сам способен к таким разделениям[1274].
4. И перед лицом всего этого кто способен воздать надлежащую хвалу Подателю этого дара, Который, как я полагаю, превосходит множество Его даров, ибо он более всего указывает на силу мудрости и любовь Дарителя? Очевидно, что тот, кто далек от своего друга, узнает о его желаниях при помощи руки, пальцев, трости, чернил и бумаги, а также других содействующих инструментов. Тот же, кто находится близко, не нуждается во всем этом, но — либо в устах, используемых в равной мере словом и дыханием и служащих уху и сердцу, либо единственно в руке и пальцах, которые служат глазу и сердцу. Смотри же, что истинная радость тому, кто находится далеко
