ибо от него зависит все наше положение и вся наша жизнь”. Дол­го искать слугу не пришлось, испугавшись увиденного, он спрятался в винном подвале и, напившись вина, ле­жал в беспамятстве. “Вот нам на руку, его нужно заду­шить, а всем будем говорить, что он захлебнулся ви­ном”. Все так и сделали: в луже вина лежал труп слуги, человека, который видел жестокую несправед­ливость к такому же, как и он.

“Мать Мария, смотри, кто к нам идет”. — “Павел, Да это же Корнилий с Иосифом”. — “Мама, смотри­те, с ними и следователь, наверное, им что-то нужно”.

— “Даврий, смотри: все Ученики Иисуса”. — “Вот это мне уже начинает нравиться, наверное, сам Господь нас сводит. Но мне почему-то стыдно подходить к ним, подумают, что я слежу за ними”. — “Нет, Даврий, ты сейчас убедишься в том, что они прекрасные люди во всех отношениях”. —

“Корнилий, а среди них нет Иисуса?” — “Нет, я не вижу”. — “Обидно, а мне бы хотелось увидеть”. — “Даврий, не беспокойся, мне ка­жется, что все будет так, как ты хочешь”.

“Корнилий, вы специально пришли сюда?” — “Нет, Мария, просто решили отдохнуть. Мы даже не знали, что вы здесь. Скажи мне, а где сейчас находится Иисус?”

— “Корнилий, это только ему известно. Но Он обещал, что будет тоже здесь отдыхать вместе с нами”. — “Вот, Даврий, твои желания скоро сбудутся”.

— “Мать Мария!” — “Да, Даврий”. — “Можно ли мне побеседовать с Учениками Вашего Сына?” — “Конечно, можно”. — “Что ж, давайте присядем”.

— “Вы меня извините, но мне интересно как че­ловеку знать все о вашем Учителе. Из рассказов людей я знаю, что вы непосредственно являетесь Учениками Иисуса Христа — этого отрицать нельзя. Также знаю, что Иисус проповедует Новую Веру, поэтому я хочу знать: чувствуете ли вы гонение со стороны властей и священников за свои деяния?” —”Даврий, не только чувствуем, но и переносим трудности на себе”. — “Лич­но я думаю так: плохого вы ничего не делаете, но вас стараются унизить или попросту говоря — запретить вас. Я правильно говорю?” — Да, именно так”. — “Вы, Ученики, вы полностью доверяете своему Учите­лю?” — “Конечно, доверяем, ибо другого и не должно быть. Раньше Он для нас был Учитель, а сейчас же Он есть наш не только Учитель, но и Бог, а это пре­выше всего”. — “Да-да, я вас понимаю, но хочу понять еще больше. А какие у вас есть основания считать Иисуса Богом?” — “Уважаемый, оснований предоста­точно. Самое главное — последний факт: после смер­ти своей Он вновь пришел к нам. Иисус доказал всем, что, в действительности, есть все то, чему Он учил нас”.

— “Готов ли каждый из вас пойти на смерть ради Учителя своего и ради того, что проповедуете вы?” — “Конечно, готовы, ибо нам уже ничего не страшно”. — “Другого ответа я и не ожидал от вас. Кого вы счита­ете самым главным виновником в смерти Иисуса?” — “Иуду Искариота и синедрион”. — “А Ирода и Пи­лата, почему вы о них ничего не говорите?” — “А что о них можно сказать? В какой-то мере они тоже причастны, но основная вина лежит на синедрионе. Иисус с первых дней своих мешал священникам своими про­рочествами и учениями”. — “Ну хорошо, а были ли люди, которые относились к вам со всей душой?” — “А почему были, они и сейчас есть”. — “Вы считаете, их много?” — “Да, Даврий, очень много, хотя в откры­тую говорить об Иисусе они пока боятся”. — “Мне все понятно. Иисус вас не обижал?” — “О чем вы говорите? Он к нам относился как отец к своим де­тям”. — Да, но по возрасту среди вас есть и старше Его?” — “Ну и что, пред Богом мы являемся детьми, и возраст здесь ни при чем”. — “Вы бы смогли мне охарактеризовать Иисуса, ну, не как Бога, а как чело­века?” — “Да, если о Нем говорить как о человеке, то можно сказать так: добрее и умнее не может быть другого”. — “Вы видели опускавшуюся “луну” на зем­лю? Страшно ли было вам?” — “Да, первый раз было страшновато, но продолжалось недолго”. — “Я бы, на­верное, тоже испугался”, — подумал Даврий, — и еще: белый свет, деревья, реки, солнце и звезды не сами же по себе появились, их кто-то создал, так же как и нас, людей, да и всех животных. Вот так дела, задуматься есть над чем, и понять все мне пока трудно. Но раз Иисус — Бог, значит, он должен знать многое, тем более Он побывал на том свете, и все объяснения нужно искать в Нем”.

— “Даврий!” — “Да-да”. — “Угощайтесь, пожа­луйста, рыбой”. — “Спасибо, вы знаете, мне так легко находиться рядом с вами, мне кажется, что я вас знаю всю жизнь”. — “Интересно, а мы думали о вас иначе, но как видим сейчас, что мы ошибались”. Даврий вни­мательно посмотрел на всех Учеников.

“Антипа!” — “Что, Понтий?” — “Тебе сейчас дол­жно быть легко без Иродиады?” — “Нет, Понтий, тебе только кажется, что мне легко, на самом деле мне очень трудно. Можно сказать, что я остался наедине со сво­ими поступками, которые я вершил всю свою жизнь. Мне страшно, а хочется, чтобы все было по- другому, но, как видишь, не получается, а если и получается, то все наоборот”. — “Зато, Антипа, у меня все хорошо, а как раньше все шло гладко, мне даже не верится, что было такое время. Иисус перевернул все в нашей жизни, да и саму жизнь Он поставил вверх ногами”. — “Это, Понтий, у тебя после вина она стала вверх ногами”. — “Нет, Антипа, вино просто есть мое спасение”. — “Понтий, я с тобой не согласен. Свое спасение нам нужно искать в Иисусе Христе, и лишь после того, как Он простит нас, мне кажется, что изменимся и мы. За ошибки свои мы должны платить сами, и детям нашим придется отвечать за нас”. — “Ну, Антипа, ты уже слишком переусердствовал. Вина наша, как родимое пятно, лежит только на нас с тобой и на тех духовных одуванчиках. Я удивляюсь, как все быстро произошло в тот день, нас как будто бы подменили, за нас думал кто-то, а не мы сами”. — “Да, Понтий, и я повторяю, что ты прав, и думаю, что сила Бога сильнее нас на­много, и она в любую минуту может нас раздавить. Еще отец мой, будучи жив, говорил мне, что человек, породивший зло, им же и будет наказан, а творивший добро сим же и будет вознагражден. Не всегда я при­слушивался, да и не придерживался этого, как и все мои родственники, а сейчас вот приходится раскаи­ваться”. — “Антипа, давай, наверное, выпьем вина и забудемся в нем, а завтра нам предстоит держать ответ пред Даврием. Если бы ты знал, как мне не хочется идти к нему на “свидание”. — “Мне, Понтий, тоже не хочется. Я как подумаю о нем, у меня сразу начинает болеть голова”. — “Что ж, Антипа, давай вино, и пусть после него наши головы перестанут болеть”. — “Пон­тий, может, останешься сегодня у меня?” — “Спасибо, Антипа, но мне нужно спешить к своей любимой Клав­дии”. — “Я тебя что-то не пойму: то ты ей желаешь смерти, а сейчас говоришь, что ты любишь ее”. — “Да, все так, просто она меня не понимает, она у меня черес­чур справедливая. Но почему она относится ко мне так, сам Бог, наверное, знает, а меня сам черт ведет к пропа­сти, и я уже почти подошел к темному месту и скоро свалюсь в бездну, и остановить не сможет никто”. — “Хватит, Понтий, не терзай себя, а то ты и мне душу рвешь на части своими словами”. — “Хорошо, я боль­ше не буду да мне и пора уже. Я не прощаюсь с тобой, завтра будет все иначе выглядеть, наверное, лучше, чем сегодня”.

— “Понтий, дорогой, ты уже вернулся?” — “Клав­дия, что-то случилось?” — “Нет”. — “А я считаю, что что-то случилось”. — “С чего ты взял?” — “Ты так говоришь со мной, давно я не слышал от тебя таких слов”. — “Пока тебя не было, я все взвесила и обду­мала, и у меня пробудилось чувство жалости к тебе”.

— “Так ты из-за жалости со мной так говоришь?” — “Понтий, понимай, как хочешь, и когда все поймешь, то ты изменишь свое отношение ко мне”. — “Что ж, Клавдия, будем надеяться на лучшее, а сейчас идем отдыхать, устал я от всего”. — “Хорошо, идем”. — “Только завтра подними меня пораньше”. — “Пон­тий, может, завтра ты возьмешь меня с собой?” — “Нет-нет, Клавдия, ни в коем случае”. — Ему стало стыдно, и Понтий покраснел. — “Что с тобой?” — “Да нет, ничего, просто вспомнил сегодняшний разговор со сле­дователем. Идем быстрее отдыхать, а то я чувствую, что мы сейчас снова рассоримся”. — “Я почему-то не понимаю тебя”. — “Ладно, Клавдия, давай лучше по­молчим”. — “Ну раз ты так хочешь, давай помолчим”.

Антипу одолевали черные мысли, он как никогда чувствовал себя одиноким. Мысли приходили одна за другой. В холодном поту он мучился всю ночь, в чем-то завидовал Пилату, после ругал его. Ему грезилось все страшное, и он кричал. Лишь только под утро он успокоился и уснул, но не надолго.

— “Мать Мария”. — “Я вас слушаю, Даврий”.

— “Мне уже пора возвращаться, и чувствую, что я не дождусь Иисуса, и я вас попрошу по возможности, пусть Иисус посетит меня, мне намного легче будет не только работать, но и жить. Мне было приятно познакомить­ся с вами, и я породнился с Вашим семейством. Кор­нилий, вы идете со мной?” — “Да, Даврий, сейчас пой­дем”. — “Иосиф!” — “Нет, я, пожалуй, останусь здесь и завтра навещу вас”. — “Хорошо, я вас буду ждать”.

Наступал вечер. Они шли не спеша. “Знаешь, Корнилий, я убедился в честности каждого Ученика”.

— “Даврий, но здесь не должно быть сомнений”. — “Это для тебя, Корнилий. Я же должен все проверить, характер у меня такой. Какой все-таки трудный день был для меня, смерть была рядом, а вот Бога мне не довелось увидеть. Корнилий, посмотри на звезды, как ты думаешь, почему они светятся?” — “О, Даврий, если бы я знал, то и я был бы